Ничья

– Ух, ты, – девочка с интересом посмотрела ввысь.

– Ты знаешь, что это? – улыбнулся незнакомец.

– Крест. Это церковь?

– Да. Это городское подворье Сосновского мужского монастыря. Ну, пойдем.

Они вошли в небольшой домик, приютившийся за храмом. Мужчина, включив свет, приветливо махнул рукой.

– Проходи.

Откуда-то из глубины дома вышла маленькая заспанная женщина.

– Вы сегодня рано, – она перевела взгляд на девочку. – Вы не один, отец Леонид?

Мужчина поздоровался с женщиной и обернулся к девочке.

– Наверное, нам нужно познакомиться, как думаешь? А то как же чай с незнакомцем пить? – он ласково улыбнулся ей. – Я – отец Леонид. Настоятель монастыря. Сегодня здесь службу буду вести. А это наша хозяюшка Матрена, она у нас самая главная по хозяйственной части здесь.

– Ой, скажете тоже, – смущенно потупилась маленькая женщина и подошла к девочке. – Ну, а тебя, красавица, как звать-величать?

Лиза, внезапно ощутив такую теплую волну умиротворения и спокойствия, робко улыбнулась.

– Лиза.

– Вот и хорошо, Лизонька, – отец Леонид погладил ее по голове. – Имя-то какое у тебя замечательное! Ну, Матренушка, чаем-то напоишь нас?

Женщина захлопотала, засуетилась. Поставила чайник, заварила крепкий чай, расставила на столе, накрытом белоснежной скатертью, чашки с блюдцами, ложечки и салфетки. На середину поставила вазочки с вареньем и медом. Разложила пряники и печенье.

Лиза, усевшись на стул, завороженно следила за ее действиями. Ей, выросшей в бесхозности, запущенности и заброшенности, все сейчас казалось странным: и эта белоснежная скатерть, и эти крошечные ложечки для варенья, и эти синие чашки с блюдцами. Но больше всего ее поразили эти любовно вышитые салфеточки, которые Матрена разложила возле чайных пар.

Опустив глаза, она осторожно глянула на свои грязные руки, на ногти с черной каемкой, на сбитые колени, растоптанные домашние тапки. Отец Леонид, заметив это, мягко тронул ее за плечо.

– Лиза, пойдем покажу, где можно руки вымыть и умыться.

Он довел ее до ванной, дал полотенце и деликатно вышел, а она, намылив руки, стала отчаянно тереть их одну о другую, пытаясь смыть въевшуюся грязь. Потом намылила лицо и, жмурясь от мыла, жгущего глаза, яростно плескала и плескала себе в лицо целые пригоршни воды. Умывшись, Лиза долго задумчиво стояла у белоснежного полотенца, не решаясь его тронуть, но затем уткнулась в него лицом, замерев от блаженства.

Когда же, наконец, она появилась в комнате, Матрена всплеснула руками:

– Лизонька, я уж думала, ты там утонула! Садись, милая, чай стынет.

Девочка присела на стул, оглядела стол и вдруг обернулась к отцу Леониду:

– А где булка? Ты же булку обещал.

– Матрена, что ж ты меня подводишь? – рассмеялся отец Леонид. – Давай-ка булки к столу.

Матрена, посмеиваясь, заспешила к буфету, достала румяные круглые булочки.

– Ой, Лизонька, прости. Я-то привыкла, что отец Леонид до службы ничего не ест, вот и не сообразила. Кушай, милая!

Переглянувшись с Матреной, отец Леонид наклонился к девочке, уплетающей за обе щеки булки вперемешку с вареньем.

– Лиза, а сколько лет тебе?

– Семь, – облизывая ложку, проговорила с набитым ртом девочка.

– Царица небесная! Надо же, – покачала головой Матренушка.

Отец Леонид, тяжело вздохнув, глянул на часы, неторопливо встал.

– Лиза, давай так договоримся. Я сейчас на службу пойду, а ты кушай спокойно, Матрена тебе еще чаю нальет и булки подаст. А потом, если хочешь, поспи. Матрена покажет, где лечь. А я после службы приду, и мы с тобой поговорим, хорошо?

– Прогоните? – испуганно встрепенулась Лиза.

– Нет, деточка. Просто дождись меня, обещаешь?

Лиза настороженно затихла, лихорадочно раздумывая над его предложением, но через уже мгновение доверчиво кивнула.

– Хорошо. Иди.

– Дождешься? – еще раз уточнил отец Леонид.

Лиза вдруг широко улыбнулась, пожалуй, впервые за последние несколько месяцев.

– Да сказала же, подожду! Иди!

Матрена, проводив Леонида, присела возле девочки.

– Лизонька, давай расчешу тебя.

– А ты умеешь? – Лиза, намазывая булку маслом, изумленно обернулась.

– Умею, конечно. Я много, чего умею. Худенькая ты какая! Тебе что, никто косички не заплетал?

– Нет, я сама. Иногда тетя Галя, но редко, – гордо проговорила девочка. – Ну, расчесывай, – милостиво разрешила она, – а потом я спать пойду.

Матрена долго и ласково расчесывала ее спутанные волосы, что-то шепча, осторожно заплетала косички. Закончив, удивленно ахнула, присмотревшись.

– Господи, Лизонька, а глаза-то у тебя какие синие-синие! Я сколько лет живу, а таких глаз никогда не видела!

– Это плохо? – насторожилась девочка.

– Что ты! Это красота неописуемая, редкость божия! Таких глаз ни у кого нет, ты – единственная.

– Ну, ладно, – довольная Лиза облегченно вздохнула. – Пусть тогда будут синие.

Часов в двенадцать дня Лиза проснулась. Открыв глаза, долго лежала в кровати, испытывая непривычное ощущение удовольствия от мягкости подушек, чистоты простыней, простоты и изящества штор, вышитых замысловатыми узорами.