В потоке творчества: музыкант… Терентiй Травнiкъ в статьях, письмах, дневниках и диалогах современников

В потоке творчества: музыкант… Терентiй Травнiкъ в статьях, письмах, дневниках и диалогах современников
Ирина Михайловна Соловьёва

Вторая книга из серии «В потоке творчества: музыкант…». Материалы этой книги знакомят с музыкальным творчеством Терентия Травника. Здесь в подробностях отражен сорокалетний путь его служения Музыке. Рок-группа «Ноев Ковчег» и периоды ее развития, создание инструментальных проектов Esterra и Tetra. Знакомство с созданным Терентием звуковым направлением – sensoundmusic и с необычными свойствами его релакс-музыки. Судьба отдельных произведений, история студий «AMQ studio» и Lemur records.

В потоке творчества: музыкант…

Терентiй Травнiкъ в статьях, письмах, дневниках и диалогах современников

Ирина Михайловна Соловьёва

© Ирина Михайловна Соловьёва, 2017

ISBN 978-5-4485-7417-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Раскрасив нотами свой мир…

Материалы этой книги знакомят читателей с музыкальным творчеством Терентия Травника. Здесь в мельчайших подробностях отражен сорокалетний путь его служения Музыке, начиная от первых шагов в детской музыкальной школе и заканчивая созданием произведений сложных симфонических форм. Из биографических статей вы узнаете о периодах возрастания Терентия как музыканта, пройдете вместе с ним путь от барда до высшей ипостаси служения – написания инструментально-симфонических произведений. Вам представится редкая возможность заглянуть на «творческую кухню» мастеров звука и прикоснуться к тайне рождения самобытных мелодических полотен.

Не отходя от традиции, мною продолжено размещение статей разных авторов, раскрывающих отдельные периоды в музыкантской судьбе Травника, начиная с рок-группы «Ноев Ковчег», которой он посвятил без малого двадцать лет, и до создания инструментальных проектов Esterra и Tetra. Здесь же читатель познакомится с новым, созданным Терентием звуковым направлением – sensoundmusic и с необычными свойствами его полифонического релакса; судьбой отдельных произведений и многообразием решений в виде записанных композитором альбомов, а также с историей таких студий, как «AMQ studio» и Lemur records.

Музыкальная биография Маэстро послужит для вас открытием еще одной грани таланта Травника. В Приложении №1 приведена полная дискография его музыкальных произведений.

Музыкальная биография Терентия Травника

Детство: «Пусть бегут неуклюже…»

Именно эту детскую песенку крокодила Гены, из любимого всей советской детворой мультика «Чебурашка», Терентий исполнил на прослушивании в детском садике, когда его попросили что-нибудь спеть. Историю о своем первом «неуклюжем» знакомстве с музыкой рассказал мне сам музыкант. Я слушала его и не переставала удивляться, как этот взрослый, степенный, седовласый, уверенный в себе мужчина, давно сложившийся как художник, поэт и композитор, со смущением и волнением в голосе вспоминал о своём первом вхождении в мир музыки.

Немного забегая вперед, скажу, что маленький Игоряша от природы был очень стеснительным, даже «сверхстеснительным», по определению самого Терентия. Он все время старался держаться «в тени» и больше всего не любил выступлений на публике. И когда в тот, можно сказать, знаменательный для других день, педагоги, да к тому же ещё и в белых халатах, позвали его на прослушивание, первая его мысль была о том, как бы ему туда вообще не попасть.

Когда комиссия вошла в группу, и эти взрослые люди сели на детские стульчики недалеко от столика воспитателя, он моментально догадался, что пришла опасность, замер и заволновался, краем глаза наблюдая за их поведением, в то время, как другие дети весело и непринужденно возились на полу с игрушками. Его вызвали первым. Вообще-то ему «везло» на первого, и как бы он ни пригибался, ни устремлял взгляд в пол, всё равно постоянно на этом попадался.

Подойдя, он встал рядом с улыбчивым дяденькой и услышал его спокойный голос с вопросом, обращенным к нему: «Ну, как тебя звать? Какую песенку ты знаешь? Спой нам что-нибудь…». Игоряша упорно молчал и от этого ещё больше стеснялся и краснел, суча ножкой и накручивая уголок вылезшей из колготок рубахи на палец… Наконец-то он выдавил из себя:

– Игорь…

– Вот и хорошо. Не бойся, Игорек, не волнуйся, пой, – подбадривал его мужчина, двигаясь к нему вплотную вместе со стулом и подставляя как можно ближе свое большое, красное ухо.

Не зная как, вероятно своим детским чутьем, малыш догадывался, что если и запеть, то это надо сделать как можно хуже, чтобы его оставили в покое. Это состояние души он хорошо запомнил. Обычно дети хотят, чтобы их заметили, любят выступать перед зрителями, ждут похвал, а он, ну совершенно этого не хотел, и надо сказать, что на это у него были весьма серьезные причины.

Во-первых, он точно не знал, куда его заберут в случае успеха, как-никак, но педагоги пришли в белых халатах, как доктора. Он же не знал, что в то время всем пришедшим в садик полагалось одевать белые халаты; а во-вторых – он никогда, нигде и ни в чем особо не участвовал. Для него выступить с номером перед зрителями, покувыркаться, спеть, станцевать означало катастрофу – до слез иногда доходило, как он не хотел. К примеру, его зимой выбрали играть на новогодней елке медведя. «Ну, нет слов, что выдумали – мишка же неуклюжий!» – размышлял он. Это же позор перед ребятами, а для стеснительного мальчика вдвойне. Что тут ещё сказать? Короче: все это для него было очень и очень трудным.

А мужчина настойчиво продолжал обращаться к нему:

– Ну, давай, спой, не волнуйся. Какую песенку ты знаешь?

– Пусть бегут неуклюже… – тихо прошептал Игоряша в надежде, что его не расслышат.

Человек в белом халате ещё ближе придвинулся, наклонился так, что малыш носом уткнулся в бобрик его стриженной головы…

«И вот я начал петь, – вспоминает Травник. —Уткнувшись глазами в пол и покраснев, можно сказать, до колгот и шортиков, я сжал кулачки, глубоко вдохнул и с каким-то присвистом затянул песню любимого мною крокодила, варварски при этом коверкая ритм, и кромсая всё, что касалось мелодии. Фальшивил самозабвенно, иначе и не скажешь. Мастерски! В общем, старался испортить и песню, и впечатление о себе, насколько был способен. Дойдя до слов: «почему я веселый такой…», я вдруг затих и расплакался. Мужчина обнял меня и почему-то рассмеялся, отчего я ещё сильнее заплакал.

– Ну ладно. Иди, – сказал он все тем же спокойным голосом, и чуть громче позвал следующего».

Основная группа детей перебралась в игротеку, и Игорь почти бежал к ним, боясь, что его вернут и опять чего-то попросят сделать.

Прошла неделя, и он, как нормальный ребенок, про этот случай забыл. А потом к ним домой пришло письмо. Это уже его мама рассказала мне – открывает она конверт и читает: «У вашего сына при прослушивании обнаружен…». Первое, что пришло ей в голову – туберкулез! Но потом дочитала до конца: «…великолепный слух. Приглашаем Вас прийти в музыкальную школу по адресу…». Людмила Георгиевна действительно испугалась, прочитав первые строки, подумала, что Игорь заболел. Он же рассказал ей только про белые халаты. О своем пении все детали скрыл. А тут нате вам – письмо, да еще и в школу позвали. Невозможно представить, какой ужас он тогда испытал. Игоряша что-то говорил маме, хныкал, упрашивал… Но его папа, игравший тогда в джазовом ансамбле, легко убедил жену в необходимости обучения сына, раз обнаружили слух. Это было полное и окончательное поражение для Игоря. Город, как он любит говорить в таких случаях, пал, флаги на башнях поснимали.

Дома ещё от прадеда сохранилось пианино, и он окончательно понял, что беды теперь точно не миновать, музыка взяла его в плен, и он вынужденно капитулировал. Все усилия маленького Игоряши не попасть туда, куда он не хотел, оказались тщетны.

Его без проблем берут в музыкальную школу в класс фортепиано. На мой вопрос: «А как же распознали, что у ребенка хороший слух, при том, что он старательно фальшивил?» – Терентий с улыбкой ответил:

– Видимо это были большие специалисты в музыкальном деле! Фальшь всегда слышна, но у меня-то она была особая. Дело в том, что любому музыканту известно, что если человек со слухом, то он и фальшивит музыкально. Если же без слуха, ему и фальшивить не надо, он и так не споет хорошо. Оксана[1 - Оксана Серебрякова – супруга Терентия Травника, закончила Гнесинское музыкальное училище.] мне позже подтвердила, что человек со слухом плохо не сфальшивит, даже если и захочет «петуха» дать или пустить «козла».

Несмотря на детские отчаянные слезы и решительный отказ заниматься музыкой, Игоря всё-таки в школу повели. Свое нежелание посещать занятия, он пытался объяснить тем, что школа находилась не в детском саду, а на приличном расстоянии от дома, в котором они жили, на малознакомой улице, близ Новодевичьего монастыря. Но это был очень слабый аргумент в противовес найденному у него великолепному слуху.

Музыкальная спецшкола располагалась в старом двухэтажном здании. В ней царил не привычный уклад, как в обычной школе, а музыкальный: занятие здесь вел не простой учитель, а самый настоящий педагог, как его называли взрослые. Всё здесь было по-иному, начиная от доски с расчерченным на ней нотным станом, портретами и бюстами композиторов в классах, огромными гибискусами и пальмами в кадушках в фойе каждого этажа и до красных ковровых дорожек по всей длине нескончаемых коридоров. Эти обстоятельства больше пугали маленького Игоряшу, нежели располагали к занятиям. Первое его впечатление от школы было таким:

«Мы пришли туда зимним вечером. Шли по безлюдной, плохо освещенной улице. Вошли, а потолки-то высоченные, кругом ноты нарисованы на стенах. Помню, нас встретила женщина в черном платье с белым, наглухо застегнутым воротничком и такими же манжетами, и сразу повела к директору в кабинет. Идём, а кругом металлофоны „звенькают“, слышны хрипы пиликающих скрипок и „дудение“ на трубе. Ну, в общем, никакой музыки особой не было, а только так, шум сплошной. Классы были приспособлены для разных занятий, но что смущало больше всего – это то, что все дети были совершенно незнакомые. Первый месяц прошел быстро. Сначала на пианино никому не разрешали играть, и я, как все, играл месяца два на металлофоне».

Игорь пошел в музыкальную школу лет с пяти-шести, еще в детском саду, даже не став первоклассником. Отношение к инструменту на тот момент у него было такое: «Я на дедовское пианино больше забирался и ползал по нему, да в солдатиков на нем играл. В общем, оно выполняло какую угодно функцию, кроме своего прямого назначения. Я и не открывал его особо, и не знал, что у него внутри. А потом мне на семилетие, в связи со школой, ещё и официально его подарили, сделав табличку с гравировкой, прикрепив ее на обратной стороне крышки: „Игорю в день 7-летия от дедушки и бабушки“. К моменту поступления в первый класс я уж с год, как прозанимался в музыкалке».

Окончил Игорь в музыкальной школе пять классов, при этом параллельно занимался с преподавателем, в общеобразовательной школе, которая вела уроки музыки. Педагогом она была, что называется от Бога – очень талантливая, и ее тоже звали Людмила Георгиевна, как и маму нашего героя. Учительница взялась подтянуть «слухача» по сольфеджио, заметив, что ребёнок «безумно талантливый, но при этом ужасно ленивый». Терентий считает, что «она была абсолютно права по поводу его лени, потому что музыку он тогда, в полном смысле, почти ненавидел, она для него была в то время, что называется «хуже некуда».

Терентий Травник за домашним фортепиано. 2000 г.

Он не учил уроки, увиливал от занятий, домашние задания делал кое-как, и поэтому родители вынужденно привели его к Людмиле Георгиевне на дополнительные занятия, т.к. он изрядно отстал в музшколе, благодаря собственной лени. Людмила Георгиевна тянула его по музыке, как могла, а могла она даже очень хорошо. При встрече она говорила маме Игоряши, что у него хорошие композиторские данные:

– Он сочиняет мелодии и неплохо подбирает на слух, но совершенно не любит играть по нотам. Если из него и получится музыкант, то только уличный.

Этот факт Терентий признает и подтверждает: «Да, ноты я, действительно не любил, не учил, и они были для меня просто ужасны. Я даже имя им придумал – «вражья пехота». Они полностью съедали всю мою свободу и желание бесконечно импровизировать на фортепиано, купаясь в океане звуков. Учительница, конечно, как могла, поддерживала меня, называя талантливым, но ужасно ленивым мальчиком – просто «несносным лентяем с композиторскими данными и замечательным слухом». Она считала, что у меня «большие перспективы в музыке», но при этом добавляла: «Если не будет лениться и начнет-таки учиться играть по нотам».

Терентий нигде так больше не ленился, как в этой самой музыкальной школе. И все потому, что он музыку почему-то не любил. В то время у него были другие планы по организации своего досуга и иные увлечения: рисовать-то он не ленился, а всё потому, что – любил. А музыкой нужно было заниматься, причем долго, упорно и методично, приложив все свои усилия и старания к приобретению и закреплению музыкальных навыков, постоянно играя гаммы. Рисование было ему дано сразу, от рождения. Оно хорошо получалось, и не нужно было особо этим заниматься – взял карандаш и рисуй. А в музыке нельзя сесть за инструмент и просто по клавишам стучать – здесь надо было за-ни-мать-ся, напрягая при этом всё: и голову, и уши, и пальцы, запоминать ноты, синхронизировать исполнение обеими руками, т.е. делать немалые усилие над собой.

У Игоря были свои, куда более интересные мальчишеские дела: после школы он с ребятами занимался возведением городов из песка, сказочными путешествиями по переулкам, лазанием по чердакам и подвалам, хождением по таинственным картам в поисках сокровищ, игрой в геологов, астрономов, археологов, биологов и… поджиганием помоек. И вообще он любил после школы – гу-лять!

На выполнение домашнего задания у него уходило не более часа. Как правило, он сразу после школы делал уроки, не откладывая на вечер, тут же собирал портфель и дальше, где-то с трех-четырех часов дня и до десяти вечера, была только улица – его отдушина, его радость, его жизнь.

Улица – это было всё и даже больше для всех ребят, и не выйти на улицу – означало для каждого преступление и предательство всего мальчишеского братства. Ну о какой улице могла идти речь, когда его два раза в неделю с четырех и до шести соседка Клавдия Львовна водила за ручку помимо основных занятий по музыке, еще и на дополнительные. Чтобы добраться до школы, надо было переходить улицу Плющиху, и его одного пока не отпускали: машины всё-таки, а он маленький, вот за ручку и водили.

«Представь, каково мне было, – обращается Терентий ко мне. – В то время, когда все ребята гуляют, перекрывают

ручьи, плотины строят, помойку поджигают или камни швыряют в лужи, делая взрывы, меня с кожаной папочкой, в которой нотки лежат, бабушка мимо них за ручку на эту самую музыку тащит. Слышу, Саша Басов кричит: «Игоряныч, привет, давай быстрей к нам! Сейчас плотину будем вскрывать!» А Коля Игумнов, с каким-то сожалеющим презрением машет рукой и поясняет ему, да так, чтобы я непременно услышал: «Да музыка у него, Сань! Не знаешь, что ли!..»

Отрочество: «Во мне проснулась музыка…»

Время летит незаметно и делает своё далеко «не временное» дело. Только через пять лет, после упорных занятий такой нелюбимой для него музыкой, Терентий осознал: «Какое счастье, что меня водили в музыкальную школу! И пусть не научили всему, что требовалось от её ученика, и моя лень-таки отхватила положенное, но что-то немаловажное в моей душе все же произошло».