В потоке творчества: личность и творчество. Книга шестая

Маленький мальчик вырос и стал Терентием Травником. В поисках своего призвания он серьёзно занимался живописью и музыкой и немало достигнул в каждом из этих видов творчества. Но призвание своё он нашёл в литературе – поэзии, а позже и публицистике, полностью посвятив себя служению слову.

Заканчивая главу, хочется отметить, что многие свои рассказы и эссе писатель подарил именно детству. Читая их, появляется возможность, пусть на мгновение, но очутиться в том волшебном времени, которое навсегда осталось в памяти каждого из нас. Ну, а теперь – отрочество!

Отрочество: время ангелов

С 10 до 13 – (1974—1977) – 4 года

Время меж тем ни на минуту не убавляет свой ход и неумолимо бежит вперёд, изменяя всё вокруг: и жизнь страны, и её граждан – маленьких и больших. Отроческие годы Терентия пришлись на середину «брежневской эры», оказывающую влияние на жизнь людей. Леонид Ильич Брежнев – генеральный секретарь ЦК КПСС с 1977 года становится ещё и Председателем Президиума Верховного Совета СССР, что стало первым в истории СССР беспрецедентным случаем объединения высшего партийного и официального президентского поста.

В стране советской происходят изменения и значительным шагом таких преобразований в партии и государстве стало принятие новой Конституции СССР 7 октября 1977 г. Данная Конституция, как документ была усовершенствованной редакцией «сталинской» Конституции 1936 года. Важнейшим достижением и отличием от всех прежних советских Конституций стал отказ от диктатуры пролетариата, которая была конституционно закреплена в 1918—1977 годах. СССР конституционно объявлялся общенародным государством. В 6-й статье конституционно закреплялась руководящая роль Коммунистической партии.

В этот же период происходит некоторое потепление и в международной обстановке. Для брежневской эпохи было характерно достижение кратковременного улучшения международной обстановки: улучшились советско-американские отношения, регулярными стали встречи руководителей СССР и США; состоялись первый в истории визит президента США (Р. Никсона) в Советский Союз; подписан ряд важных договоров по ограничению вооружений; в 1975 г. состоялся советско-американский космический полет – стыковка в космосе кораблей «Союз» и «Аполлон». В августе 1975 г. в Хельсинки руководителями 33 стран Европы, включая СССР, а также США и Канады, был подписан заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, согласно которому были подтверждены принципы мирного существования и нерушимость послевоенных границ в Европе.

Девятая пятилетка (1971—1975) стала самой успешной в экономике СССР. После провала «косыгинской» реформы руководство СССР нашло новый выход из положения – улучшать ситуацию не путём реформ экономики, а путём использования природных ресурсов СССР. В результате административно-командная система, работающая на пределе возможностей, была оставлена без изменения; дополнительный рост стал обеспечиваться путём значительно увеличившейся в семидесятые годы продажи за границу советской нефти и газа. Данная политика первоначально приносила успех – «нефтедоллары» помогали оживлять экономику, строить новые объекты, улучшать жизнь людей. В семидесятые годы данная политика считалась долговременной и правительство было уверено, что экономика развивается хорошо.

В феврале 1973 г. в телеэфир впервые выходит передача «Очевидное – невероятное», а менее, чем через полгода 11 августа 1973 года Центральное ТВ начинает показ сериала «Семнадцать мгновений весны», поставленного Татьяной Лиозновой по повести Юлиана Семенова, ставшем на долгие годы любимым культовым сериалом для зрителей.

По телевизору транслируют и телеспектакли. В 1973 году отличился Театр Сатиры, который записал и показал несколько замечательных спектаклей, в числе которых были «Проснись и пой» Марка Захарова с неподражаемой Татьяной Пельтцер, и «Безумный день, или Женитьба Фигаро» Валентина Плучека с Андреем Мироновым, Александром Ширвиндтом, Верой Васильевой и опять – Татьяной Пельтцер. В этом же году вышел шестисерийный телефильм «Как закалялась сталь» с Владимиром Конкиным в главной роли. Картина имела огромный успех, режиссёру Николаю Мащенко пришлось сделать ещё и киноверсию телефильма и выпустить его на экраны страны в 1975 году. Десять лет фильм время от времени показывали по телевизору, а потом как отрезало: Павка Корчагин для СССР с его новыми героями стал неактуален…

В сентябре на киноэкраны страны вышел новый фильм Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию». Отличная комедия со смыслом, все этот фильм видели и знают, поэтому комментарии излишни.

В среде художников и скульпторов произошло разделение на официальное и андерграундное искусство, воплотившееся в школе московского концептуализма (В. А. Сидур, Э. И. Неизвестный, О. Я. Рабин). Резонансным событием стала выставка художников-нонконформистов, проведённая в Москве в сентябре 1974 г., но разогнанная при помощи поливочной техники и бульдозеров, за что получила название «Бульдозерная выставка». Позже власти пошли на уступки, и через две недели разрешили провести выставку в Измайловском парке, которая привлекла тысячи посетителей.

1975 год. Разрядка международной напряжённости получила новый виток вместе со стыковкой на околоземной орбите советского космического корабля «Союз-19» и американского «Аполлона». Случилось это 17 июля в 19 часов 12 минут по московскому времени. И начался 46-часовой совместный полёт трёх американских космонавтов и наших двух – Алексея Леонова и Валерия Кубасова. Резонанс этого совместного полёта был огромным во всём мире.

В честь события, помимо созданных картин, марок, вымпелов и значков, бывшая Моссельпромовская табачная фабрика «Ява» стала выпускать сигареты с фильтром «Союз-Аполлон» по лицензионному соглашению между американской компанией «Philip Morris» и нашим «Главтабаком». Кажется, в сигаретах «Союза-Аполлона» имелся даже вирджинский американский табачок. В этом же году в стране было широко отмечено 30-летие Победы в Великой Отечественной войне. Ветеранов ещё много, некоторые бодры и полны сил. И с удовольствием слушают молодого Льва Лещенко с песней Давида Тухманова «День Победы». Не знаю, кому как, а Игорю очень нравился (и нравится) фильм «Афоня» режиссёра Георгия Данелия с Леонидом Куравлёвым в главной роли. Фильм стал лидером кинопроката года. Создаются мультфильмы «Приключения капитана Врунгеля» (1976—1979), «Приключения Буратино» (1975)

В 1976 году в августе, в Монреале проводились XXI летние Олимпийские игры. В результате – полный триумф СССР в командном зачёте, на втором месте ГДР и на третьем США.

По неведомым дорожкам отрочества

Писать об отрочестве человека, который в своём творчестве настолько воспел этот период, что страницы с его статьями и стихами, став любимыми, цитируются не одним поколением его читателей, далеко непросто. Дело это ответственное, а главное, что увлекательное. «Для меня отрочество – поясняет Терентий, – это та же зрелость, с разницей лишь в том, что в зрелости ты всё делаешь во славу Божию, а в отрочестве Бог всё делает во славу твою и даже то, что ты и сам того не ведая, делаешь во имя Его».

А ведь это правильно. Закончена начальная школа, ребёнок умеет писать, а значит уже немного стал «писателем», считать, а значит ещё и «математиком», ну и читать, а следовательно, имеет неограниченные возможности к познанию, было бы, как говорится, желание. Ко всему прочему у него есть родители, которые его берегут, защищают и помогают в осуществлении его мечты. Осталось обзавестись надёжными друзьями и всё будет путём!

Вот именно, что путём, а не беспутством. Может поэтому Травник-публицист так много пишет в своих статьях об этой жизненной пятилетке…

«Боготворю отрочество! Это славное время протяжённостью в пять лет – с 9 до 13, когда всё, к чему бы ты не прикоснулся, пойдёт с тобою в жизнь. Дотронешься до глобуса, глядишь, станешь путешественником; до мяча – футболистом; заведёшь друга человека, собаку – биологом или врачом. А вот если дотронешься до денег или бутылки, то богачом не станешь – скорее вором, ну и до кучи пьяницей. Так что отрочество впрямую творит чудеса и не только добрые. Если небесные инженеры, то бишь ангелы, вас не сформировали до тринадцати лет, то дальше поздно. Дальше в кровь, подобно маслицу, а то и бензину, выплеснуться тестостерон или эстроген и доделают те дела, на которые вы рискнули, будучи слепленными свыше. Так, что, если отбились от рук, то есть риск «сесть», или выскочить – да-да именно выскочить рано замуж, вляпаться в аборты и смачно затянуться табачком, а сегодня чем и покрепче.

Тем не менее смотрю я на нынешних ребят, нынешних отроков и отроковиц, и вижу, что всё равно всё в них девственно и неиспорченно, поэтому и беру я их в своих рассказах то в плавание, то в походы по скалистым горам, а то и в полёты до альфы Центавра и обратно. И я им верю! Душа их живее всех живых в эти годы: глаза блестят, совесть подрумянивает щёки, обман трансформируется в придумку, а это значит, что есть ещё в них много чего замечательного, есть в закромах моей Родины правда, так что жить – можно!»

Отрочество или, как его ещё называют, переходный возраст, время особенное и складывается оно у многих по-разному и не всегда гладко. Было бы хорошо, не было бы ни детских домов, ни подростковых колоний, ни слёз материнских, ни отцовских ремней. Тем не менее Терентий в своих исследованиях упорно называет его «временем ангелов». Почему? И так ли это? Попробуем разобраться в этом сами на основе собственной жизни и сделать соответствующие выводы.

Что касается моего героя, то и для него эти годы были далеко непростыми. Тем не менее он не раз говорил о них, как о «самом чудесном периоде» в своей жизни, если не считать боготворимое им детство, ну и конечно же зрелость, к которой мы обязательно подойдём, проживая вместе с ним все ступени личностного становления и творчества пока ещё Игоря Алексеева.

А теперь – отрочество – время, когда для ребёнка, по меткому замечанию Травника «родители, что боги, а квартира, что храм». В пору – мечтать! Потому что именно в отрочестве сбываются мечты, формируя фундамент нашего будущего призвания, служа реальной опорой при поднятии, казалось бы, неподъёмных тяжестей юности и взрослости. А теперь обо всём и по порядку…

В 1973 году Игорь, как и все советские дети, пошёл в завершающий третий класс начальной школы, а весной 1974-го доучивался, лечился и одновременно отдыхал в подмосковном санатории им. Герцена в Рузском районе, где сильно повредил указательной палец левой руки. Дело дошло до операции, так что под угрозой стояла дальнейшая учёба в музыкальной школе, что мальчишку только радовало. Тем не менее всё сложилось благополучно и он, помимо фортепиано, позже самостоятельно освоил гитару, флейту и даже немного тенор-саксофон.

«Здравствуй, лагерь пионерский!..»

Летом 1974 года Игорь, отдыхая в п/л им. А. П. Гайдара победил в конкурсе ИЗО и получил медаль и грамоту. В ту смену в лагерь приехал журналист из газеты «Вечерняя Москва», написал статью, сфотографировал победителей конкурса и фото опубликовали в газете. Откровенно говоря, отдыхать в лагере Игорь не любил, и всё из-за своего высокого роста и природной стеснительности. К тому же он был не спортивным, а скорее неуклюжим ребёнком, что вносило его в категорию ребят, над которыми часто подсмеивались, а то и просто издевались. Как-то в одну из смен в «гайдаре», его, за то, что плохо выступил на лагерной спартакиаде, настолько затравили отрядовцы, что он испытал сильнейшее потрясение. Вернувшись в Москву, он был абсолютно уверен, что там, в лагере он и умер, а всё, что происходит с ним в данный момент – просто снится. Во сне всё, начиная от его дома и заканчивая родителями, да и сама жизнь были добрыми и спокойными. Ощущение его волновало, и тем не менее, дабы снова не оказаться в том лагерном кошмаре, просыпаться он не хотел. Таковым было последствие от воздействия стресса на неокрепшую детскую психику.

Выход нашёлся: Игорь принял происходящее с ним якобы во сне за реальность, решительно сказав себе, что если это действительно сон, а мне в нём хорошо, то я остаюсь и буду жить в этом мире. Поразительно, но проблема почти тут же улетучилась: две реальности моментально совместились и тревожные переживания исчезли. Таким образом организм, не владея никакими особенными знаниями, самостоятельно отыскал тропинку из дремучего леса социальных перекосов, повлёкших за собой гиперстресс и вернул мальчика к нормальной жизни. Позже, в своих заметках психолога он напишет: «не знаю, но каким-то чудесным образом я догадался, что нужно принять всё происходящее, смирился с обстоятельствами, расслабился и выздоровел».

Непростые отрочество и юность заставляли Игоря, искать, а главное – находить свои, подчас незаурядные, способы спасения и выживания. С раннего детства он много читал, задавал серьёзные вопросы взрослым и постоянно делал собственные выводы, которые сортировал и укладывал в свою внутреннюю копилку жизненных ценностей.

Выбор психологии своей профессией в будущем был тоже не случаен. Ему, как он объяснял, была необходима структурированная основа для дальнейшей систематизации накопленных знаний и психология подходила для этого, как нельзя лучше. Помимо лояльной логики, он видел в ней науку, имеющую в своей основе интуитивную импровизацию, которой и сам прекрасно владел. Таким образом, опираясь на базовые психологические построения в своих картинах, да и в музыке он старался выявить и сохранить необходимую, по его мнению, для жизни сакральную тему исполнения. Тот прагматизм и во многом утилитарную практику, с которыми он столкнулся на психологических курсах, Игорь категорически не принимал. Ему было чуждо чисто номинальное структурирование личности психотерапевтами на базе западной школы с последующим впихиванием человеческой души в прокрустово ложе тестов, что в конечном счёте и привело его к отдалению от коллектива «душеведов», как нередко он называл коллег, и обращению к «индивидуальной писанине», а точнее к собственным исследованиям.

Летом 1975 года Игорь снова отдыхал в пионерлагере «Радуга», недалеко от подмосковного городка Ивантеевка, Пушкинского района Московской области. Лагерь имел три летних смены, что явно было ему по душе. Лето есть лето: бабочки и цветочки, кругом сосны, а бревенчатые корпуса придавали лагерю вид сказочной деревеньки. Да и вообще, как отмечали родители, в этом месте было как-то уютно и хорошо. Лагерь предназначался для отдыха детей работников Генпрокуратуры СССР, а потому вожатые, в большинстве, были студентами юрфака МГУ. По словам мамы Игоря, когда было всё спокойно и хорошо, то сын проявлял повышенное рвение ко всякому делу. Он словно бы «летал на крыльях, одолженных им у ангелов».

Так и здесь. С начала смены он записался почти во все кружки и регулярно посещал занятия. Помимо прочего он ходил на танцы и даже участвовал в лагерном чемпионате по настольному теннису, где неожиданно одержал победу, забив решающий, да ещё и с подкруточкой, шарик прямо в лоб Кольке Партизану, который тут же пригрозил «сделать из него котлету на ужин для вожатых», заодно обозвав Алексеева жиртрестом в присутствии девочки, которой тот втайне симпатизировал не одну смену. Конечно же это была шутка и до «котлет» дело не дошло. Ребята дружили, да и вообще в лагере тогда не было ни злости, ни зависти. Из года в год, отдыхая в «Радуге», Игорь постепенно приобрёл себе летних друзей, с которыми, будучи в Москве, постоянно переписывался, поскольку телефона в его квартире не было и какое-то время его не было даже в той новой, куда они переехали чуть позже.

Пионерское лето: всё для Игоря в нём было замечательным – и мальчишеская компашка, и игра в «Зарницу», и задуманный поход на кладбище, и пусть тайная, но его влюблённость в Лену Белозёрову, с которой танцевали медленные танцы все мальчишки отряда, кроме него, поскольку пионер Алексеев никак не решался её пригласить. Проблема была решена самой Леной, которая, объявив как-то раз, что следующий танец белый, сама пригласила Алексеева и даже поцеловала его в щёчку. Как на зло это заметил Витька Закорючкин и разболтал на весь отряд, что, сами понимаете, для стеснительного Алексеева стало катастрофой. Белозёрова тоже застеснялась и с того раза перестала обращать на Игоря хоть какое-то внимание. Выдержать это было трудно, но положение спасла Аня Чулкова – очкарик да ещё и толстая, признавшаяся Игорю в любви «до гроба». Это сработало, и Алексеев переключился на Аню, что вызывало у Белозёровой ревность, которая была заметна только ему одному. Дней через пять Лена подошла к Игорю и предложила ему руку и сердце, потребовав, чтобы тот оставил толстушку в покое. Трудно сказать, чем бы всё это закончилось, но положение спас новенький, недавно перешедший из другого отряда, Коля Кузовков, которого Игорь сразу приметил за его необычайную скромность. А ещё Кузовков прекрасно разбирался в насекомых, знал астрономию и какую-то там френологию[8 - Френоло?гия – одна из первых псевдонаук в современном понимании, основным положением которой является утверждение о взаимосвязи между психикой человека и строением поверхности его черепа.], что окончательно покорило Алексеева и тот с лёгкостью отошёл от обеих барышень, сделав шаг в сторону науки. Ребята сдружились и проводили время в совместных беседах и прогулках. Позже Игорь напишет, что «с френологией я столкнулся только в эпоху перестройки, когда на развалах стали появляться репринтные книги из этой области. Откуда об этом знал двенадцатилетний мальчуган, да ещё и в советское время, так и осталось для меня загадкой». Кстати этот самый пятиклассник Колька, как-то раз исследовав череп своего приятеля, первым предрёк Алексееву, что тот станет композитором, возможно, что и художником, а ещё годам к двадцати у него испортится зрение, и он будет носить очки, что, собственно, и сбылось.

Танцы танцами, но именно в лагере Игорь впервые познакомился с гитарой. Любимый всеми за свою доброту и смелость вожатый Костя привёз её с собой и нередко играл на ней и пел, выделывая при этом различные изгибы телом, а дети с удовольствием слушали и подражали своему кумиру. В его отсутствие они брали инструмент, тренькали и прыгали с ним на кровати. Игорь не отставал, но однажды умудрился свалиться, причём в тот самый момент, когда Костик, вернулся с обеда. Получив пару «горячих» по лбу, а именно так юрфаковец Константин воспитывал подопечных, Костя показал Игорю несколько аккордов и отпустил на волю.

Гитара! Игорь влюбился в её чарующий звук, а заодно и в тех, кто умел на ней играть. Обычно это были бравые парни, умеющие плевать сквозь зубы, надменно хмыкать и ещё что-то такое, чего Алексееву и не снилось, но главное, что всё это нравилось девочкам, а скромняга Игорь оставался неотмеченным королевами бала, хотя в глубине души к этому очень стремился. Так что по возвращении из лагеря он попросил родителей купить ему «инструмэнт», что они незамедлительно и сделали.

Первым слушателем концертов внука, попавшего под благотворное влияние вожатого Константина, естественно стала бабушка. Дедушка плохо слышал, родители были на работе, а потому бабушке и достались нестройные вопли внучка под расстроенный инструмент, уверенного, что всё у него отлично. Надо отметить, что слушала она с большим терпением и иногда даже хлопала, когда Игорь неожиданно переходил на английский, который в основном заключался повторами выкриков «О, йес ай ду! Йес-ес! Гастроли продолжались почти с неделю, пока приятель Игоря, игравший чуть лучше, но всё-таки игравший, не сказал ему, что у его гитары сплошной «нестроевич», а струны натянуты неправильно, что немного посбивало пыл юного рокера и наконец-то освободило бабушку. И всё же желание играть было настолько сильным, что в течение двух месяцев играя целыми днями и, стерев до кровавых мозолей пальцы, инструмент он освоил. В выборе он не ошибся, и вот уже более сорока лет гитара всегда с ним.

Конечно же, пионерское лето было разным, но в основном оно Игорю нравилось. Единственный раз, когда он попросил забрать его из лагеря на неделю раньше окончания смены, был в августе 1976 года.

Как-то раз к воротам лагеря подъехали два лиазовских автобуса из которых высыпала толпа подростков-мальчишек. Ребята отличались шумным поведением и какой-то излишней, даже подозрительной активностью. Как выяснилось позже, все они из интерната для трудных детей и кому-то из руководства пришла креативная идея по воспитанию в надежде на то, что, проводя время вместе с покладистыми и спокойными детьми работников юстиции, озорники смогут воспитать в себе необходимые для нормальной жизни качества. Идея понятна, и, казалось бы, вполне осуществима, но увы, что-то пошло не так и надежды не оправдались. Очень быстро компания гостей из почти тридцати человек, расселённая по разным отрядам, освоилась и заняла все ведущие позиции в лагере, начиная от спортивных площадок, заканчивая местом для танцев. Способом взятия власти в основном были шпанистые приёмчики, а то и откровенно хулиганские штучки, что для хозяев было неприемлемым. От лагеря потянуло колонией для малолеток и находиться в нём стало непросто. Те из пионеров, кто был похулиганистей, примкнули к интернатовцам, а остальные попали в немилость. Среди последних был и Игорь, который сперва терпел, но потом просто позвонил домой и объяснил ситуацию.

В это время семья Алексеевых переезжала на новую квартиру в Бирюлёво, поэтому Игорь должен был приехать уже в неё, так что забирать его не спешили. К старой он был сильно привязан, а главное привязан к школе и друзьям. Более того на это была ещё одна и очень серьёзная причина. Дело в том, что летом, пока Игорь был в лагере, умер от воспаления лёгких в больнице его младший брат Павел. Павлику было четыре года. Игорь горячо любил его, нередко гулял с коляской и играл с ним. Родители не знали, как сказать ему об этом. Игоряша рос чувствительным ребёнком и последствий они предвидеть не могли. В конце концов вызвался дедушка, поскольку оба любили и доверяли друг другу.

Приехав из лагеря, Игорь с интересом обошёл все комнаты и как-то спокойно спросил: «А когда домой поедем»?

Вмешалась мама, объяснив, что теперь это его дом и они все будут жить здесь. Игорёк вошёл к себе в комнату, подошёл к окну и долго смотрел на незнакомый и совсем чужой для него мир. В этот момент зашёл дедушка, сел на кровать и как-то сразу сказал: «А Павлика с нами больше не будет…».

«Почему-то я не переспросил – а где он, и как-то затих и стал слушать, что дедушка скажет дальше, – вспоминает Игорь. – Дедушка молчал и тогда я сам у него спросил: „Он заболел“? И тут дедушка глухим голосом проговорил: „Нет, он умер“. Помню, как у меня на голове поднялись волосы, и я почувствовал невыносимый ужас. Я молча подошёл к окну и прошептал, что-то вроде того, что здесь я жить не хочу и не буду. Дедушка плохо слышал, а потому ничего не понял, а только встал и как-то виновато, почти бесшумно вышел из комнаты».

Московские районы: школы контрастов

1 сентября 1976 года Игорь Алексеев пошёл в 6 «Д» класс, в школу №928, расположенную прямо под самыми окнами его дома. То, какими были отношения между подростками в школе в то время, а особенно в школе района-новостройки, стоит рассказать отдельно и поподробнее. Начну с того, что в этот же день, после первого открытого урока и знакомства с теми, с кем ему предстоит учиться, Игорь тут же «получил в глаз» от незнакомого ему старшеклассника, некоего Пичугина. А произошло это на перемене, когда верзиле по кличке «Пичуга» не понравилось, что этот новенький не знает имён каких-то там местных пацанов из так называемого «девятого квартала» – района, находящегося недалеко от станции Бирюлёво- товарная. Само место было особым, да и дома, в которых жили люди, были построены ещё в конце 50-х и представляли из себя серо-кирпичные четырёхэтажки. Они-то и считались логовом самой отпетой шпаны всего района. Позже Бирюлёво был застроено общежитиями для рабочих ЗИЛа и со всей страны сюда рванули любители заработать, а заодно и выпить. Сами понимаете, что среди них было немало не только тех, кто не имел нормального жилья, но и вообще не имел ни кола, ни двора. Желание было одно – осесть в столице или же просто «срубить лёгкую деньгу». Приезжие получили общее название «лимита» и всячески пытались от него отделаться, преимущественно хамством и кулаками, мол, нечего оскорблять. Из окон угрюмых серо-стенных общаг регулярно неслась музыка, вопли и отборная матерщина. Постепенно эти люди обзаводились семьями, рожали и воспитывали детей в соответствующем срезе их собственного мировосприятия, так что в школах в основном учились дети приезжих, с навыками отстаивать свои принципы, усвоенные от пьющих родителей.

В начале 70-х, когда старую Москву начали сносить, а её обитателей вывозить в новые районы, то в посёлке Бирюлёво, как и по всей окраине города стали расти так называемые спальные районы. В первое время количество действительно коренных москвичей, переехавших сюда из центра, было критически мало в сравнении с теми, кто осел здесь по временной прописке. Досуг народа был до невозможного примитивен, и если взрослые сперва пили и только потом выясняли отношения кулаками, пытаясь разобраться кто и откуда приехал, то подростки делали это сразу, а выпивали опосля. Весь район был поделён на так называемые кварталы, а по-простому зоны, имевшие свои же местные названия типа «Китайской стены», «Муравейника», «Ромашки», «Снежинки», «Пьяного дома», «Гадюшника» или кратко «Общаги около стекляшки». В каждой зоне имелись свои собственные авторитеты, как правило ребята не старше 16 лет, выросшие из шпаны до хулиганья, и имена которых, если не хочешь, чтобы тебе наваляли, желательно было знать.

В подростковую историю того периода навсегда вошли погоняла Седой, Ерик, Серый, Евмен, Мирон, Коба, Шеф, Гога, Жилин, Геша Борзый, Гопак, Кадык, Харя, Антена, Лёха-сука и другие. Судьба многих из них продолжилась в подростковой колонии, а в лихие 90-е большинство подранков подалось в банды рэкетиров и вымогателей, «крышуя» местные кооперативы, рынки и бензоколонки, и в результате закончив свой путь, на так называемой аллее братков на Хованском кладбище.

Конечно же школа в районе новостроек не шла ни в какое сравнение с той, где Игорь учился до 6-го класса, причём не только своими учениками, но и учителями, большинство из которых достаточно слабо разбирались в собственном предмете, и почти всё внимание уделяли порядку в классе, боясь, что не дай бог, произойдёт нечто такое, за что учителя привлекут к ответственности и не только административной. А на выдумки шпана была горазда и помимо выцарапывания на партах и стенах матерных слов, засовывания спичек в замок от кабинета и подкладывания под задницу тихонь, а то и учительницы кнопок; шпана ещё мастерила брызгалки, начинённые солевыми растворами, от попадания которого в глаза, те начинали болеть и слезиться; делала из заколок для волос рогатки, а то и что посерьёзней – «духовушки» и самострелы, и даже конденсаторы, добываемые из ламп дневного света: вариант современных электрошокеров.

Но главным аргументом хулиганья были, конечно же, кулаки, ноги, ну и кастеты, а позже, когда страна погрязла в моде на восточные единоборства – нунчаки. Основным делом авторитетного, простите, недоумка – было сперва запугать, а потом и унизить того, кто не мог, а чаще не хотел давать сдачи, видимо потому, что после этого недоумок зверел и приводил с собой шалман таких же, как и он, а те уже расправлялись с дерзнувшим перечить не на шутку.

Помимо прочего шпана держала под контролем сугубо свою часть района, защищая его от посягательств «чужаков», а заодно и обирая своих, так что блатному пацанью было не до учёбы: дел, как говориться, хватало. Приблатнённые юнцы, не вписанные в шайку, работали по мелкому: отнимали медяки у всех, кто их имел, снимали ремни, шнурки, пуговицы, в общем всё, что блестело. Зарвавшаяся мелкотня, прикрываемая собратьями, а то и братьями из ПТУ и техникумов, подобно воронью, забирала себе всё, что можно было отнять. Непонятно, правда, зачем, но факт есть факт.

Иногда у местной гопоты случались приступы добра, и тогда они одаривали только что ими же ограбленного, но проявившего, по их мнению, стойкость, чем-то вроде жвачки, естественно немногим ранее стыренной у такого же чувака. Разобраться во всём этом было невозможно, а потому оставалось рассчитывать только на везение. Даже кулаки не помогали: один раз отобьёшься, а потом тебя просто забьют в подъезде всем скопом.