Все пути твои грешны

– Ты кто?

– А ты? – гремели железки игигов. И что интересно, у них не было даже динамика. Голос был синтезирован полями. Интересный принцип действия, Греку бы понравилось… нет, он запретил о нем думать. – Кто ты, друг?

Говорили по-английски, у голоса был приятный британский выговор и хотя Корней не представлял себе старую Англию, повеяло чем-то домашним, уютным и родным. Звали его Майкл, было ему 93 года. Физик-землянин, который не пришёлся ко двору игигам. Впрочем, им мало кто был нужен из ка-рабов, разве что самые талантливые и сговорчивые, а говоря напрямую – предатели. Они болтали несколько часов, а потом Майкл спросил, помнит ли Корней Землю.

– Я здесь уже пятнадцать лет убираю астероиды от мусора, сынок. Я оторван от всего мира. Расскажи, что там с Землей.

– Нет Земли, Майкл. Это очень тяжело. Ее не было даже тогда, когда я там был, а мне тогда было всего лет семь. Какие-то люди спрятали меня в подвале…

Он даже не помнил их имен. Женщина с добрым лицом и двое мальчишек, повзрослевших слишком рано. Они собрали два десятка детей и спрятали их в подвале. Никто не спорил. Подвал был грязный и сырой. Трубы в ним текли и воняли канализацией, на стенах выросла плесень, так что дышать там было тяжело. Но никто из детей не жаловался, все молчали. Корней понимал, что происходит что-то очень значительное, меняется вся жизнь, меняется мир вокруг. Но он так же знал, что где-то рядом его отец Виктор сражается против игигов. Он хотел увидеть его. Это был единственный шанс.

Их заперли и приказали сидеть тихо, чтобы игигские патрули никого не обнаружили. Он выбрался через вытяжку. Подставил ящики, на них взгромоздил трубы. Белобрысый мальчишка молча ему помогал. Кто он и что с ним стало, он не узнал, запомнились только большие грустные карие глаза и грязный бинт на руке. Вытяжка была широкая, но все же ему пришлось повозиться, чтобы протиснуть свои широкие кеттские плечи. Дважды он срывался, даже заплакал от отчаяния. Но все же с третьего раза зацепился и вылез на улицу.

Там был ад. Все взрывалось, летели осколки, улица была затянута дымом. Бежали обезумевшие люди, были слышны выстрелы. Небо сотрясалось, не то громом, не то напалмом, ползли лиловые тучи с отравой. У него не было носового фильтра, дышать стало невозможно, гортань обожгло. Он нашел в воронке обрывок чьей то формы, намочил в луже с водой и приложил к носу. Побежал туда, где громче всего стреляли. Там, на баррикадах был его отец. На углу он увидел высокого мужчину с черными волосами. Он придавил к стенке щуплого игига и кричал ему в ухо… Нет, не кричал, ревел, тряс за плечи.

И вдруг Корней понял, что похож на него. И не только чертами лица, а всем: статью, движением, жестами, мыслями. Он крикнул: «Папа!» и побежал в дым. Но Виктор уже пропал, он тащил за собой игига и огромную пушку. Он бежал гигантскими скачками, ругался так, что на некоторое время Корней усомнился, что это тот самый человек. Его папа должен был быть благородным и великим. Но видимо так надо было, и он простил. Догнать он не смог и сел на мостовую, чтобы расплакаться. Что-то еще кричал вслед, но лиловый туман все затянул. Никто его не услышал.

А потом он вдохнул воздуха и отрава проникла глубоко в его поры. Он стал засыпать. Чьи-то холодные руки подхватили его, нацепили носовой фильтр и куда-то грубо потащили. Очнулся он в теплом светлом помещении с сотней других детей. Ничего не стал спрашивать, сразу понял, куда попал. У людей на Земле не было круглых комнат. К нему прильнула очень худенькая черная девочка. Он согрел ее своим пальтишком. Двое постарше дали им по куску хлеба.

Их повели наружу вооруженные игиги. И тогда он еще раз увидел Виктора. Виктор хотел уничтожить игигов и подарить Землю людям. Но игиги нацелили оружие на него и других детей. «Не слушай их, папа! – Кричал Корней, – убей их всех…». Но он видел, как Виктор отступил. Сложил свою гигантскую пушку. И это был конец Земли. Это был конец всего, это было начало эры игигов. Он даже не плакал, просто стоял и смотрел на поникшего головой пирата, который был его отцом и даже не знал об этом.

– Такой я запомнил Землю, прости…

– Да, сынок, то, что ты говоришь, хуже смерти. Они не могли такое делать с чужими детьми! Только последние трусы выигрывают войны, угрожая детям. Значит, Земля так и досталась игигам?

– Они сделали из нее космокрейсер. Она больше не жива, это теперь планета-оружие и она двигалась в сторону Гвала, когда я улетел в последний рейс.

– Жаль, сынок. Ты расстроил старика. Я помню другую Землю: много садов, красивые города, солнечные улицы, люди ходили в большие магазины, праздновали Новый год и Рождество. У меня была собака, ньюфаундленд. Я гулял с ней по парку. Пинал листья ногами, болтал со стариками на лавке, а теперь я сам старик, я почти слепой…

– Ты считаешь, они заслуживают смерти?

– Игиги? Конечно.

– Все без исключения?

– Думаешь, сынок, между ними есть разница?

– К сожалению, есть. Я видел тех, кто ими управляет.

– И поэтому ты здесь?

– Да.

Они надолго замолчали, каждый думал о своем. И беззаботный смех Майкла больше не звучал в игигском узле связи. Слышно было, как он тяжело дышит. И все же, Корней был благодарен судьбе за такую редкую возможность поговорить с кем-то добрым. Может быть, он даже не заслужил ничего подобного. Убирать дерьмо, – вот его карма за жадность и глупость. Каждый ведь сам идет по своему пути. Никто не принуждал его слушать игига, пусть даже этот игиг самая прекрасная женщина во вселенной…

6

Для Грека здесь никаких сомнений не было. Он пробормотал свое старое и нерушимое как мир, затертое еще со студенческой скамьи: ? ??????????? ??? ???????? ??? ???????? – сытый голодного не разумеет, и протянул руку к хрусталику в основании гроба. Ему не терпелось. Корней смотрел и не мог поверить. Леванский был словно околдован. Да, она красива, возможно, мудра и она хозяйка, госпожа. Но вот так откровенно желать недоступное…

– Подожди, ты уверен?

То был исторический момент, хотя все уже было решено. Никто из них не думал, что может произойти, если разбудить спящего игига. А как же ненависть к «божественной» расе? Они клялись отомстить тем, кто растоптал Землю, прекрасную, живую планету, полную кислорода и воды. Они впитали в себя ненависть с пищей приемных родителей, они тысячу раз поднимали тост за то, чтобы игиги сдохли. Это не обсуждалось… Леванский опустил руку и глаза его потухли, сделались непроницаемыми и холодными, как у мертвеца. Это могло означать: уйди с дороги! Но Корнею не хотелось верить. Он сделал вид, что не заметил. Просто не увидел, отвернулся и ушел в тень.

Гроб с принцессой раскрылся и она ожила, жадно вдохнула, вздрогнула своим ослепительным обнаженным телом и застонала. Ах, какая уязвимость, какая хрупкость. Движения плавные, как у царицы. Открыла глаза. Корней помнил, как напряглось все его тело, как побежал электрический ток от затылка до пят, словно похолодало на десять градусов, голова закружилась. Никогда еще с ним такого не было, будто в сети на дыру наткнулся или шокером сам себя ударил. Не мог он смотреть ей в глаза.

Все там было: океаны и моря, и небо, и просторы, и воздух, и смех. Впервые в жизни он пожалел, что неуклюж с женщинами, что не красив: слишком короткое тело, красная кожа, широкоплеч, – увалень, а не красавец. Вот Леванский, другое дело – грудь колесом, высок, строен, нос всегда держит по ветру, мастер красивых слов… И тут Корней понял, что все-таки открыли они ящик Пандоры, а назад его закрыть невозможно. Да и кто решится? Леванский вон уже ей по-джентельменски руку подает, помогает встать. Эх, дьявольское семя, не бывать уже прежней дружбе между ними! Он подал девушке одежду, которую до этого нашел на корабле. Она улыбнулась и накинула ткань, потом глаза прикрыла и чуть пошатнулась.

Леванский на руках понес ее на Ангус, решил, что она голодна. Сутки спала принцесса из их темной сказки, а они стояли и любовались сквозь стекло, как высоко вздымается ее грудь, как едва приоткрыт ее маленький рот, как бледна идеальная кожа и как витает ангел сна над ее безмятежностью. Молча стояли, только толкали иногда друг друга, чтобы проверить, чего там товарищ делает, пока другой занят невинным созерцанием. Когда они наконец ушли спать, она проснулась.

Первой пришла к Корнею, разбудила, на чистом кеттском извинилась и попросила прощения, что доставила им неудобства своим присутствием. Корней размяк. Он был уверен, что такая красотка не посмотрит на него даже издали, не то, что будет вдруг добра и тепла. Ангел, – подумал он и слово «игиг» запретил себе произносить.

Собрались на мостике. Звали ее как-то не по-человечески, Корней не понял даже с третьего раза и попросил разрешения называть Лила, потому как были там отдаленно похожие слоги.

– Конечно, мой господин. – Она была скромна и застенчива, но вдруг становилась настойчивой. И, конечно, ему льстило «мой господин», и нравилось, что на Леванского она так тепло не смотрит. Вообще, все походило на рождественскую сказку, и даже слышались где-то вдали колокольчики. Душа полукровки запела, впервые в его короткой, но тяжелой жизни. Пусть это иллюзия, и пусть она продлится как можно дольше. Он хотел быть рыцарем, чтобы стоять возле ее белого одеяния на коленях и провозглашать всему миру о красоте своей госпожи. Хотел куда-то нестись на звездолёте, рубить непонятных врагов и одерживать невероятные победы. Сам себе был противен за слащавые грезы, но поделать уже ничего не мог.

– Кто ты, откуда взялась в пустом секторе?

– Я направлялась к Земле, к своему отцу, но, видимо, приборы навигации сбились…

Голос ее журчал, как ручей, а сияние вокруг становилось почти видимым. Они поверили. Корнею пришел в голову вопрос: как так сильно могли сбиться приборы, чтобы протолкнуть корабль в подпространство? – но он промолчал. Лила словно услышала его мысли:

– Этот звездолёт легко проходит окна, он прыгает не так, как ваш, в его механике другой принцип прокалывания пространства…

Она что-то еще щебетала, чего они не могли понять и не пытались. Она была не только красива, но еще и умна. Леванский таял как догорающая свеча от ее инженерного гения, Корней молча закипал, кусая кончики пальцев. Словно на ум кто-то накинул пелену, и он вдруг отупел, разом утратил логику мышления, только слушали уши и слушали, как журчит ее нежный голосок. Лила была дочкой правителя какой-то далекой планеты в космосе (название опять звучало так непонятно, что Корней не уловил), но сейчас их всех командировали на Землю. И она летела с важной миссией: остановить убийц, которые желали начать войну.

Да, среди игигов чистой расы (она подчеркнула, сделала ударение на этих словах) есть те, кто против войны и против завоеваний других рас. Есть добрые и умные существа, которые не позволят сильным топтать бессильных. Так все у нее выходило красиво, что Корней заслушался. «Почему бы нет, – думал он, – ведь они, дьявольское семя, сверхразвитая раса!». По интеллекту и технологиями они далеко обогнали кеттов, землян, гвальцев и почти всех, о ком он слышал. Ну не может быть развитая цивилизация хищной! Напротив, чем выше уровень интеллекта, тем терпимей он должен быть к чужим расам; тем больше в нем должно быть снисхождения и тем меньше ненависти. Умный не может быть злым, ведь он понимает причины злости других. Эти причины гнездятся в душевной слепоте и недоразвитости. Проще помочь низшей расе, поднять ее на более высокий уровень, чем пытаться уничтожить. И он увидел представителя такой расы, всепонимающей, всепрощающей…

Сегодня он дежурил на мостике, пока Леванский спал. Они копили силы, свои и корабля, для обратного прыжка. Лила дала координаты одной пустой планеты возле Гвала, там можно будет остановится и переждать суматоху с их поисками. Это все казалось таким простым, но в присутствии этой замечательной женщины именно так все и должно было быть. Она словно держала в руках нити судьбы.

Увидел, как она медленно идет к нему. Вся бела, как снег, как сама чистота. Так печальна, словно ангел… Ангел смерти, – вот что пришло ему в голову. Пока он не видел ее лица, душа становилась спокойнее. Корней запретил себе влюбляться в Лилу, не хотел разбить свое сердце. Страдания, особенно такого рода, его пугали. Он даже был готов назвать себя слабаком и признать Леванского победителем, лишь бы не плакать. Кетты не плачут, даже дети, это отвратительный признак слабости, а ведь он не слабый, он только слегка попал под очарование ангела…

Она погладила его плечо, вроде бы стряхнула пылинки, которых не было. От прикосновения холодных пальцев Корней застыл в смешанных чувствах. Был там страх, восторг, удивление, напряженность и что-то еще, не определенное. Он не знал, как себя вести. Застыл, чурбан, и язык проглотил. Молчал, как пень в ответ на ее улыбку и морщился от невероятного напряжения. А потом все прошло, потому что Лила отпустила руку и села рядом на мягкий пол.

– Расскажи!

В ее голосе было требование, уверенное и обоснованное. Он понял, о чем она. Рассказать то, что он не посмел Леванскому. Хотя, не была эта история великой тайной. Она говорила о М5. С одной стороны, он насторожился, – красотка читала его мысли. Весь он, неуклюжий, примитивный, но верный своим принципам, был перед ней, как на ладони. А с другой стороны, он не самый великий грешник во вселенной, тем более что она и так все знает.

– Меня подвела жадность.

– Расскажи, – повторила Лила и обернулась. Появился Леванский. Он зашел тихо, как кошка и прислонился к стене, нервно приглаживая волосы.

– Ладно, я расскажу.

Это было как очищение, как раскрытие и как избавление. Она пришла не соблазнять его, а излечить. И Корней поверил, поверил расовому врагу, пришельцу, чьи родственники растоптали Землю. Поверил, потому что давно хотел найти того, кому можно верить, кому можно открыть свои незаживающие раны, выплеснуть застоявшееся болото страстей. Думать, что его пожалели, было приятно, как никогда.

– Мама оставила мне кредитки, которые я получил после окончания академии. Она умерла очень давно, я только смутно помню ее образ. Маленькая и шустрая, как земная девчонка. Она не сказала Виктору, что у него есть сын, на это были причины. У Виктора уже родилась дочь, которую воспитывал посторонний человек, и он наплевал на нее. Поэтому Галу промолчала, она не хотела, чтобы я, некрасивый ребенок, полукровка, вырос рядом с отцом, который меня презирает и игнорирует.

Может быть, она была не права, сейчас сложно судить. Во всяком случае, я не тот, кто будет ее осуждать. Итак, я закончил академию, получил мамины кредитки и купил на них отличный звездолёт. Ангус не обижайся, он не годится тебе даже в подметки. На тот момент он был лучшее из механических созданий Гвала. Я был счастлив и после нескольких месяцев пробных полетов по стандартным маршрутам предложил свои услуги одной крупной транспортной компании. Меня приняли на работу, закрыв глаза на мою кеттскую кровь. Мой звездолет был радостно встречен, М 5 были далеко не у всех частных перевозчиков. И пошли рабочие будни. Я возил по заказу компании всякую механическую дрянь неизвестного назначения. Думаю, это было оружие, но я не распаковывал ящики.