Вэй Аймин

В конечном итоге она смогла… адаптировалась, привыкла…

***

Гонджу подошла к мастерской старого мастера. Бай Ци сидел спиной ко входу, крутил в руках деревянную дощечку, что-то вытачивал, сдувал опилки. Она присела на корточки у входа в его мастерскую, внимательно присмотрелась, чем же он занят? Бай Ци стругал дощечки из бамбука. Эти дощечки: тонкие, полоски, длиной со ступню взрослого мужчины каждая, и шириной и толщиной в два пальца, затем складывались одна к другой, переплетались в связку и получалось полотно связанных друг за другом реек, которые потом можно было скрутить в рулон. На этом полотне вырезали или писали чернилами слова. Бумагу здесь еще не придумали, писали на ткани, на шкурах, на широких досточках или на, подобного рода, тонких дощечках.

– Бай Ци, – окликнула его Минмин.

– Гонджу, – тот поднял голову, обернулся, улыбнулся. – Ездили в город? Много всего нового повидали?

Он привстал с табурета, на котором сидел, отложил дощечки, взял с полки у стены палочку, на которую были насажены три крылышка, крутанул между указательным и большим пальцами, подбросил в воздух. Крылышки закрутились как пропеллер вертолета, палочка ненадолго взлетела. Через несколько мгновений вертушка приземлилась на стол. Гонджу улыбнулась.

– Здорово, – сказала она. – Ты сам придумал?

– Гонджу нравится? – спросил Бай Ци.

– Нравится, конечно, – ответила она, – но слишком по-детски.

Бай Ци удивился:

– Разве гонджу не маленький ребенок?

– Конечно ребенок, – вздохнула гонджу.

Иногда это было так утомительно: вести себя как ребенок, подражать своим сверстникам, разыгрывать представление.

– Сделай мне другую игру, пожалуйста! – попросила она.

– Какую игру? – спросил её старый мастер.

Она подняла веточку и начертила на земле у входа в мастерскую квадрат необходимого размера.

– Вот такую доску, – объяснила я. – Ровную, гладкую. Ее надо затем разделить на ровные квадратики, сколько получиться: по-пятнадцать в ряд с каждой стороны, или по-девятнадцать, не важно. Главное чтобы эти риски, – она продолжала чертить и объяснять, – были одинаковые и ровные.

Бай Ци молча разглядывал её творение. Он задал несколько вопросов о ширине доски, о весе, но не спросил как она собираюсь играть с подобным приспособлением.

– Хорошо, сделаю.

– Спасибо.

Так как Бай Ци был единственным из всех, кого она знала в поместье, кроме футина и мутин, кто мог научить её писать и читать – именно его она расспрашивала, как пишется то или иное слово, и он каждый раз, выцарапывая на доске ножом знак или чертя его палкой на земле, у порога, подробно ей всё объяснял. Так Минмин училась писать и читать. Кроме Бай Ци её больше никто ничему не учил. Футин был слишком занят, мутин особо не занималась воспитанием дочери, да и приди к ней Минмин с просьбой научить её письму, та отправила бы её заниматься вышивкой или иным делом, полезным для девочки: будущей жены и мутин. Да и сама Вэй Нуан, хотя и была чжангонджу, дочерью почившего и сестрой нынешнего давана страны, знала она всего несколько сотен вэньзы, чего было вполне достаточно для ведения хозяйства и записи счетов.

– У меня есть что-то такое, что просит гонджу, – сказал Бай Ци.

Он порылся у себя в закромах, достал большую квадратную склеенную доску.

– Да, – кивнула Минмин, – то, что нужно.

Отмерив по длине доски нужный размер веревки, он отрезал её, аккуратно разделил пополам и, приложив к доске, нанес риску ровно посередине одной из сторон. Затем так же поставил риски на остальных трех сторонах. С помощью тонкой, длиной, деревянной линейки соединил риски на противоположных сторонах и расчертил на поверхности ножом линии, разделив, таким образом, доску на четыре ровнях квадрата. Делая так зарубки по краям и каждый раз разделяя пополам получившиеся квадраты, он, в конце концов, нанес на доску необходимое количество линий.

– Отлично, – Минмин захлопала в ладоши. – Знаешь, что это такое? – спросила гонджу, и, не дожидаясь ответа, сама же продолжила: – Это доска для игры в шоутань[42 - ?? sh?u tаn?разговор рук, образное название игры.] или вэйци[43 - ?? wеiq??го, вэйци, облавные шашки.]. Ты её зашкуришь и покроешь лаком?

– Хорошо.

– Бай Ци, ты когда-нибудь слышал о реинкарнации, перерождении? Э… – Минмин увидела на его лице недоумение, пояснила, – Это когда человек умирает, а потом возрождается в другом теле, в другом мире?

Было видно, что неожиданный вопрос привел его в замешательство. Он некоторое время удивленно смотрел на неё, затем переспросил:

– Что?

– Перерождение, – объяснила Минмин, – ну… здесь, в этих краях, что-нибудь подобное с кем-нибудь происходило?

– Не знаю, – скупо ответил он и вернулся к своей работе.

– Ну… посидели поговорили, – усмехнулась гонджу, – Бай Ци, мне нравится с тобой беседовать. Я – старый ребенок, теоретик, а ты – молодой старик, практик[44 - Ты – старый ребенок, теоретик, а я – молодой старик и практик… (Чехов, перефразированно автором).].

Гонджу поняла, что допытываться бесполезно. Она оставила его заниматься делами, сама же отправилась к кухне, где, к тому времени, уже никого не было. Время обеда давно прошло, кухня была прибрана и все, кто так или иначе отвечал за готовку, разошлись. Плеснув в миску из кувшина сваренного из сухофруктов компота, она выпила всё до дна; нашла на столе в большом, плетеном из бамбука, укрытом тканью ситечке для приготовления на пару, три, оставшиеся еще с завтрака, баодзы[45 - ?? baozi?пирожок, булочка из рисового теста, приготовленный на пару, иногда с начинкой.], спрятала их за пазуху; взяла с полки небольшой, пустой, холщевый мешок, в котором кухарки хранили всевозможные крупы; засунула его, так же, как и баодзы, за пазуху и пошла к полю для верховой езды.

Поместье было большое. С восточной стороны к нему примыкала огромная территория тренировочного лагеря, отведенная под солдатские казармы, конюшни, тренировочное полу и прочее, где её футин, дзяндзюн Иншань, размещал на зимовку солдат из пограничных застав и перевала через гору Иншань. Сейчас конец сыюэ, на поле для тренировок было безлюдно, почти весь гарнизон рассредоточен вдоль северо-восточной границы. Лишь на зиму, когда перевалы на два месяца засыпало снегом, сюда стекалась основная часть солдат и лошадей. На границе оставались только сменные патрули, дежурившие на заставах.

Послеобеденный отдых не был чужд и солдатам, поэтому гонджу без проблем прошмыгнула незамеченной вдоль стены за казармами, никто её не остановил. У внешней стены в дальнем северо-западном углу лежал всевозможный скарб, в том числе и лестница, которую можно было приставить к стене и с её помощью перебраться за территорию тренировочного лагеря. Еще нужна была веревка, которую Минмин заблаговременно припрятала в кустах у стены. Она давно приметила эту лазейку: глухая стена за одноэтажными, стоящими в ряд, строениями казарм – никто не обратит внимание, что тут происходит. Она с трудом подняла лестницу, прислонила её к стене, взобралась на неё, привязала конец веревки к верхнему краю лестницы, перекинула веревку на другую сторону забора, обмотала кисти рук заранее припасенными лоскутами ткани, перелезла через край забора, ухватилась за веревку и соскользнула на землю с наружной стороны забора. Оказавшись за пределами тренировочного лагеря, она, заткнув лоскуты обратно за пояс, пошла на север к реке.

Почти от самой стены лагеря аж до реки простирался огромный сад тутовых деревьев. Тропики не было, пришлось идти между деревьями. Периодически останавливаясь и подбирая крупные ягоды шелковицы, гонджу, вдоволь наевшись, дошла до реки. Всё как и рассказывал Бай Ци: пологий, каменный берег; ледяная, прозрачная вода; горная речушка в некоторых местах глубиной до пояса, но в основном её можно спокойно переходить вброд.

Гонджу, вынув из-за пазухи припасенный заранее мешок, стала выковыривать среди острых речных булыжников мелкие камушки для вэйци. Набрав порядочное количество, так что мешок уже не выдерживал, мог порваться в любую минуту, она присела на широкий ствол ивы, склонившийся над рекой, достала припрятанные баодзы, перекусила. На другом берегу реки, в отдалении, вился столп дыма, видимо кто-то разжег костер или же он поднимался из очага дома? Гонджу, немного передохнув, встала, взяв в охапку мешок с камнями, побрела вдоль реки на запад. Дойдя до небольшой переправы – мостика из досок, накинутых прямо на торчащие из воды камни, скрученных и укрепленных балками, воткнутыми в днище реки, она остановилась. Её внимание привлекло дерево с множеством лент, свисающих с ветвей.

– Гонджу, – раздался крик. – Гонджу!

По дороге к переправе на коне скакал навстречу Минмин один из солдат футина. Она его часто видела у кабинета футина, на плацу, у казарм, но имени его не знала. Позади него на крупе лошади сидела А-Лей и махала рукой. Всадник подъехал к гонджу, остановился. Перекинув ногу через голову лошади, он ловко соскочил с седла и, подхватив А-Лей за талию, помог ей спешится. А-Лей, смущено, отстранилась. Они стояли друг напротив друга: А-Лей – смущенная, он – с выражением растерянности на лице, Минмин – с усмешкой на губах, не прерывая их безмолвное общение. Немного придя в себя, А-Лей подошла к Минмин и затараторила:

– Вас ищут по всей усадьбе. Чжангонджу просто места не находит. Ох, и влетит вам! Хорошо, Бай Ци вспомнил, что вы интересовались рекой, предположил, что вы могли пойти сюда. Как вы здесь оказались?

– Долго объяснять, вот, посмотри, – ответила гонджу.

Она показала свою коллекцию камней.

– И из-за этого вы убежали из поместья? – удивилась А-Лей, – вам только нужно было сказать, что вы хотите, и для вас всё бы сразу сделали.

– И пропустить такую прекрасную прогулку? – покачала головой гонджу, – ни за что на свете! Я задыхаюсь в этом поместье, я как в клетке, еще немного и я сойду с ума. А-Лей, – гонджу указала на дерево с лентами: – что это? Для чего?

А-Лей переглянулась с солдатом, ничего не ответила, взяла Минмин за руку, повела за собой в сторону поместья.

– Пойдемте, уже поздно, – только и сказала она, – в поместье всё верх дном. Вас ищут.

– Давайте я понесу мешок, – впервые заговорил солдат.

– Да, конечно, – смущено улыбнувшись А-Лей передала ему сокровища Минмин.

– Так всё таки то дерево… – напомнила гонджу, – люди повязывают ленты на счастье?