СемьЯ

Вдалеке послышался мальчишечий смех. Потянуло ароматом жареного на углях мяса.

На черной воде равнодушно покачивались цыплячье-желтые кувшинки.

Саша шагнула назад. Уперлась в кого-то плечами и даже не почувствовала этого.

Фонарик то и дело высвечивал все новые и новые цветы: пока мелкий поток несся между бетонными стенами, бурля и всхлипывая, пока огибал дрожащие от усталости ноги, кувшинки… черт с ними, она всю жизнь называла их кувшинками, – кувшинки покачивались на воде, будто на речной глади.

Резные лепестки и толстые стебли, уходящие бесконечно вниз, прямо сквозь бетон – кувшинки чудились лишь иллюзией. Очередной галлюцинацией.

– Я не понимаю, – пробормотала Саша. – Что за… Откуда они тут?!

– Не останавливайся, – попросил Юра, и она в ужасе глянула на его лицо. Юрины глаза потемнели, при этом оставаясь спокойными. – Надо идти. Не обращай внимания.

Опять шаги. Плеск там, позади, за спинами.

Саша взмолилась – нет, пожалуйста, только не это! Пусть ей просто показалось, пусть это будет что угодно, только не…

Шаг. И еще один. Будто тяжелые лапы ступают по воде.

– Надо идти, – зашипел Юра. – Она знает, что мы здесь… Ну, давайте!

Они пошли. Никакого бега – тихие осторожные шаги, но так быстро, как это только возможно. Саше хотелось плюнуть на все, лечь в воду и принять свою смерть с достоинством – в запахе тины и водорослей, среди кувшинок, что стучат желтыми головками по ее грубым ботинкам.

Умереть так, как умер Валя.

Не вздумай. Она не сдастся на последнем рывке. Да и если вспомнить…

«То, что осталось от Милы».

Так сказал Костя.

А что останется от них?

Они шли все быстрее и быстрее, Костя крепко зажимал ладонью Валюшкин рот и молчал, стиснув зубы. Это было заметно даже в свете единственного слабого луча, даже со спины – напряженные скулы, словно по его лицу то и дело проходит ток. Саша едва поспевала следом, хоть ее и тащил за руку Юра.

Они шли. Спешили, прибавляли шаг, общались одними глазами, слабо различимыми в затхлой темноте. Будто бродяги разом превратились в единый организм – ровно вышагивающие друг за другом, похожие и до смерти напуганные.

Кто-то шел следом за ними.

Все ближе и ближе.

– Почти дошли… – подбадривал Юра едва слышно. – Немного, еще чуть-чуть…

– Чем пахнет? – спросила Женя, сбившись с шага.

Все разом втянули в себя тяжелый воздух.

– Дымом, – шепнул Костя. – Это дым…

Егор выругался, и теперь уже Саша едва не полетела в воду – если бы не крепкие Юрины руки, она наверняка разбила бы себе лицо. Слизь под ногами обиженно чавкнула и снова заросла водой.

– Только огня и не хватало… – простонал Егор, и ровно в тот же миг шаги за их спинами исчезли.

Химера будто прислушивалась.

А потом ринулась вперед.

– Побежали, живо! – рявкнул Юра, больше не скрываясь.

И они помчались изо всех сил.

Плеск воды мчался следом за ними, догонял несущихся в ужасе людей. Саше чудилось, что она слышит хрипы, и дробный топот, и предвкушение, что мчится совсем близко… Бродяги молчали – не до слов.

Только ревела Валюшка на руках у Кости.

«Вот сейчас, – думала Саша, все крепче цепляясь за влажную Юрину ладонь. – Сейчас… Она почти за спиной, она дышит. И это точно не человек».

Мысли путались, врезались друг в друга и расплетались снова, заглушаемые стучащей в ушах кровью. Саша ждала – еще миг, и что-то рванет ее на себя, вопьется когтями, пальцами или бог знает чем еще, раздирая кожу, и Саша закричит, но бродяги уже не помогут.

Они и так пытались. Были рядом с самого начала, тащили ее на себе, приматывали сломанную руку к груди, фиксировали ногу, они…

Бежать. Бежать. Бежать!

Дыхание разрывает грудь. Но это все неважно – только бы она не догнала, только бы не схватила…

Впереди слабо мигнул осколок света, и Саша, почувствовав прилив сил, побежала быстрее.

Огонек мигнул еще раз и исчез.

Саша ускорилась, хоть ей и казалось, что это невозможно. Но нет. Страх, подхлестываемый сзади, дыхание и рык, чувство, что тебя вот-вот схватят за ноги, опрокинут на живот и потащат туда, в черное жерло тоннеля, сдирая с лица кожу…

– Свет! – задыхаясь, крикнул Костя. Он мчался первым и постоянно оглядывался, будто боялся, что кто-то из бродяг навечно останется во тьме. Его взгляд искал Сашу. И, только заметив ее вытянутое лицо, Костя вновь отворачивался и прибавлял скорости.

Теперь уже пятно света нельзя было принять за мираж – оно ширилось, росло и суетилось всполохами. Только вот не было в этом свете ничего бледного или надежного – огонек казался рыжеватым, с желтыми прожилками, и все перед глазами мутилось, а в грудь набивались клубы вонючего дыма. Запах гари становился все нестерпимее.

– Там пожар-р! – крикнула Женя, и голос ее оборвался, словно от спазма.

Саша в ужасе оглянулась на нее, но нет, бежит – короткие волосы стоят дыбом, глаза вытаращены, на щеках меловая бледность, разбавляемая темными пятнами. И как она все это разглядела в полутьме?..

– Быстрее, быстрее! – орал Юра. – Недолго еще!

– Огонь, Юр-р! – снова крикнула Женя, будто он не расслышал.

– Выхода нет!

Они бежали.

Саше казалось, что всё – больше сил не осталось. Пускай химера, пускай черная вода под ногами, с которой давно пропали желтые кувшинки, пускай. Хриплое дыхание рвалось из груди, а сердце, казалось, вот-вот проломит ребра. Невозможно больше бежать – ноги охватило горячей болью, огнем обожгло ступни. Правый бок ныл так, будто его прострелили.