Под небом Эстреллы. Антар и Малица. Начало пути

Под небом Эстреллы. Антар и Малица. Начало пути
Ирина Валерьевна Дынина

Тысячу лет назад отгремела битва богов. Победили боги светлые, а темный бог пал и заперт в гробнице, где, вот уже тысячу лет, спит тревожным сном, пугая мир своим возможным пробуждением. Но, его сторонники не спят, мечтают о реванше и плетут черную паутину интриг.Антар, сын купца из Велимора и Малица-полуэльфка, княжна лесного народа, пытаются отыскать утерянные артефакты богини Дану и совладать с пробуждающимся злом. Им противостоят многие – бойт-ярский сын, заговорщики-орки, милые родственники, желающие заполучить то, что им не принадлежит и прочие интриганы, как с круглыми, так и с длинными ушами.То и дело появляются отравители, убийцы и прочие недруги, всплывают старые тайны и неожиданные союзники протягивают руку помощи.Орки, русалки, эльфы и люди – все они являются героями этой книги. Всех их ждут опасные приключения, любовь, предательство и никто, даже сам автор, не знает, чем закончится охота за артефактами богини Дану.

Ирина Дынина

Под небом Эстреллы. Антар и Малица. Начало пути

Автор выражает искреннюю благодарность Игуменовой Анастасии Сергеевне, создавшей прекрасную обложку для этой книги.

Часть 1

– Антар! Антар! – голос Интаны, звонкий и громкий, далеко разносился по окрестностям, переполошив птиц в ближайшем орешнике и прогнав приятный утренний сон, посетивший Антара неожиданно для него самого. – Спишь? – ехидным голосом поинтересовалась сестра, наблюдавшая за ним с земли. Голова девчушки высоко задралась и остренький подбородок торчал упрямо и вызывающе, совсем как у бабки Сибахи, которую, Антар, к своему стыду, опасался куда больше чем собственного отца.

– Чего надо? – грубовато поинтересовался парень, ероша свои и без того лохматые волосы, черные, отливающие вороньей синевой. – Сказал же тебе, егоза – вечером, всё, вечером.

Интана хмыкнула – конечно, а как же иначе – спит, поганец, пока она и её старший брат, родной по матери, надрываются по хозяйству. И предъявить бездельнику нечего – ведь он, как обычно, заявится к вечеру с отличным уловом. Интана вздохнула – ей бы так! Поставил сети на утренней зорьке и загорай себе на ивовой ветви, а рыба, сама, послушно поплывёт туда, куда ей прикажет Антар.

«Водяной ворожит, не иначе» – шептались в граде люди, но кто слушает досужую болтовню, если у парня дар к речной добыче? Посудачат, да перестанут, а кто вздумает лишнее болтать, так у парня отец имеется, есть кому укорот дать слишком разговорчивым.

«Эх, – который раз вздохнула Интана, украдкой разглядывая простецкое, такое знакомое лицо сводного брата. – его бы Данусиком назвать, в честь богини всего живого, так, нет же, отцу забожалось посвятить первенца грозному богу войны Антаресу, вот и стал парень Антаром. Какой с него воин, скажите пожалуйста? С мечом ладно управляется для лет своих невеликих, но без огонька и ярости, а, без того, что за воин? Смех, да и только!»

Высокий, как каланча, нескладный, голенастый, точно жеребчик на выгуле, Антар отпугивал знакомцев не только своей излишней худобой, но и светлым, если не сказать, белым, цветом кожи. Всего в Антаре было через чур – и нескладности, и, светлоглазости, и нос вызывающе острился на лице, а не бугрился картофелиной, и рот, широкий, как у лягушонка, оправдывал неблагозвучное прозвище, данное старшему сыну Алтау – Жаборотый. Лишь непослушная грива иссиня-чёрных волос привлекала к парню внимание – густые и блестящие, как у девушки, они ложились на его широкие плечи плотной волной и сверкали на солнце, да губы – алые, красиво очерченные, вот и всё, чем мог похвастать длиннобудылый нескладёха. Отец, бывало, посмеивался над девчонками, гордо задиравшими нос и проплывавшими павами мимо белокожего уродца – мол, на зло вам, зазнайкам, парень вырастет писаным красавцем, дайте только срок. Но, Интана мало верила в слова отца – с чего бы Антару красавцем становиться? Нет, не найдётся в здешних краях братцу пары, суровы велиморки и разборчивы. Вот, Юарт, брат ейный, родной и, по отцу, и по матери, иное дело! Юарту – сероглазому, загорелому крепышу, родиться бы первым и стать во главе семьи, так, нет же. Дану скверно подшутила! Иные девчонки соседские, уже глазки парню строят, не смотря на его года невеликие. Восемнадцать весен всего, а грудь у Юарта широка, как у деревенского бугая, кряжистый он, да рукастый, всяко дело спорится у брата Интаниного и ладится.

Интана шмыгнула носом, потирая веснушки, щедро усыпавшие лицо, сетуя на невезуху. Сама она особой статью не блистала, не чета дочке главы городской стражи, Шиисе. Глаза у Интаны, отцовы, орочьи, жёлтые да злые, да и кожа не туда, ни сюда, блёклая, да невзрачная, не кровь с молоком, как у истинных поморок. Видать, бабка её, Сибаха, согрешила со степняком, не иначе. Помнится, славно выпороли Интану в сопливом детстве, когда она, зарёванная до икоты, после злых насмешек подружек, прибежала с улицы и наивно спросила у бабки – правда ли то, что люди говорят о том, что, уважаемая Сибаха прижила её отца не от законного мужа, а от свирепого орка-степняка, жрущего человечину и снимающего скальпы с голов ещё живых пленников?

Бабка, вмиг спав с лица, сделалась смурной, точно грозовое небо, отодвинула в сторону кудель и недобрым взглядом ожгла болтливую пигалицу, да, ухватив за косы, сволокла на баз, где и всыпала горячих, да так крепко, что Интана ещё цельную седмицу охала и опасалась на попу садиться.

С тех самых пор, дурному языку был дан укорот, а болтливым подружкам, Интана вмиг вцеплялась в космы при одном лишь намёке на неправедное бабкино поведение.

Отец её, Алтау, вообще на эту скользкую тему не разговаривал и своих жён – старшую Маладу, улыбчивую брюнетку-южанку, привезенную с бывшей родины, да младшую, Айяку, дочь велиморского старосты, русокосую и своенравную, держал в строгости и лишней говорильни в доме своём не допускал. Но, на чужой роток, не накинешь платок – умом Интана понимала, что правы люди, болтающие, невесть что об её бабке, да, об отце.

Бабка, типичная жительница юга, где люди закалены соседством с недобрым степным народом, чернокосая, черноокая красавица, румяная да статная даже в свои пятьдесят с гаком годков, удивления особого у велиморцев не вызывала, а, отец… Чёрный волос, да высокий рост при широких плечах – вот и всё, что досталось Алтау от матери, остальное – широкое лицо, кустистые брови, недобрый взгляд жёлтых, совиных глаз, кожа, толстая, оливковая, да крепкое сложение – от деда, Сывуча, да от недоброго орка, как мыслилось добрым людям. Так-то..

– Чего прискакала, стрекоза? – всё, так же, грубовато, переспросил Антар у сестры. Пущай у них и были разные матери, но сеструху парень любил, привечал, никогда за зря не обижая, в отличие от, всё того же Юарта, с которым у него сложились неприязненные, мало похожие на родственные, отношения.

Тому виной их с Интаной мать, русокосая Айяка, дочь выборного главы города -велиморского старосты, с первого взгляда невзлюбившая Маладу, старшую жену Алтау и её сына, Антара.

– Так ведь, отец кличет. – Интана теребила косички, пока ещё куцые для того, чтобы быть перевитыми яркой лентой, вот и теребила дочь торговца кожаную тесьму. – Скоро кличет. Поспешай, братец, не медли, а то осерчает тятенька.

Идти на подворье откровенно не хотелось Антару – вновь натыкаться на взгляд Айяки, полный задумчивой ненависти – как же, заявился байстрюк белоглазый, обошедший её Юарта в первородстве.

Кто, как не её сын, ладный, да умелый, должон хозяйничать на широком дворе? Так, нет же, всё достанется постылому нескладёхе!

– Поспешай, братец, не медли. – повторила Интана, подпрыгивая от переполнявшей ей энергии. Хорошо, Айяка не видит, а не то, отхлестала бы дочь по щекам за неподобающее благонравной девице, поведение. Злая она, тётка Айяка, вторая жена отцова, злая, неприветливая.

Интана убежала, вернее, её отослал сам Антар. Негоже, чтобы отцова жёнка видела девочку с ним. Накажет, ни про что, ни за что. Станет тягать за косы, да недобро шипеть. Один лишь Юарт, любимчик, у той на уме.

Недолго Антар собирался – попрятал снасть немудреную, в дупла деревьев рассовал и к дому направился, насвистывая, птиц голосистых передразнивая.

Хорош город Велимор!

Обустроенный на высоком берегу реки Малой, радовал град понорский приезжих белыми стенами и крепкими воротами. На воротах всегда стражники толклись – за тем строго следили власти городские. Абы кого в город пускать не велено было, особенно бесплатно. Хочешь улицы Велимора ногами топтать – заплати пошлину у ворот и иди себе с Богами.

– Что-то ты с пустыми руками сегодня с реки возвращаешься. – ухмыльнувшись в седые усы, поприветствовал Антара дядька Пой, знакомец отцов, проживающий на соседней улице. – Не свезло али, как?

– Али как. – пожал плечами Антар. – Отец требует к себе срочно. Вот и не до рыбы теперь мне.

– Ну-ну. – буркнул стражник, насторожившись – пыля, по дороге двигалась цепочка подвод. Крестьяне с окрестных деревенек, из тех, что не под бойт-ярами обретались, торопились на торжище, надеясь распродать немудреный товар еще до наступления полуденной жары.

Антару же, что за дело до тех крестьян? Алтау, отец его, с эблами лесными выгодную торговлю ведет, настоящий товар из Лесу привозит. А, местные? У них товар обычный, немудреный.

Широко шагая по улице, Антар вежливо голову склонял перед знакомыми. Дядько Копыто, местный кузнец, Торк Гогодей – башмачник, Олсо Кольцо и супруга его, Конта, швея городская – все они кивали в ответ на приветствие, а вот тетка Жмака Куконя, скривившись, отвернула от сына купца свое круглое, словно намасленное, лицо. Не любила жена пекаря Антара, не жаловала. У него, у пекаря Бака Кукони, окромя жены, в доме еще три девки имеются, подрастают – пышные, румяные, сдобные, точно булочки с изюмом. Любому, кто на них взглянет, отщипнуть кусочек захочется. Вот и опасалась тетка Жмака, что Алтау, кого из дочек Кукони решит за Жаборотого высватать. Бак, муж её, тот совсем без Антареса в голове – возьмет и согласится сдуру. Все ж выдать дочь за старшего сына купеческого, наследника, это совсем не то, что замуж девку отдать, к примеру, за углежога копченого или бортника, что пчел по лесу пасет. Только Жмака кровиночкам своим зла не желала – ни за что не отдаст ни одну из трех за Жаборотыша. Вот Юарту – с милой душой, хоть и не наследник он всему делу купеческому. А Жаборотыш нехай себе другую какую ищет – слепоглухонемую сироту, хромую на обе ноги и пустобрюхую. Незачем таким, как он, размножаться и потомством своим странным, благословенную землю Понории поганить.

– Звали, батюшка? – Антар, поклонившись, поприветствовал отца и с ожиданием взглянул в широкое лицо родителя.

Алтау крякнул, разглядывая сына, словно видел того в первый раз. Жёлтые, хищные глаза велиморского купца ощупывали парня предвзято и, где-то, даже с неприязнью.

Нет, крепко любил Алтау свою первую жену, красавицу-южанку, Маладу, холил и лелеял нежную деву, не загружая ту чёрной работой. На то, небось, в избытке, слуги в доме имеются.

Да и одно слово – купец! Редко, очень редко, замечали теперь Алтау в просторной лавке, всё больше он о торговых путях справлялся, да с тестем своим, велиморским старостой о доходных делах сговаривался.

Работало на Алтау много народишку – было кому и молотом стучать, и на поле зоревать, и в лавке приказчиком сидеть, коль доверили.

– Пришёл – таки. – широкое лицо отца тронула лёгкая улыбка, а жёлтые, орочьи глаза, хищно прищурились – эх, в кого только удался сын? Ни, дедовой основательности, ни отцовой сноровки. И глаза белёсые, как у снулой рыбины. Подсуропила Дану, иначе не скажешь!

Ему на что-то грех жаловаться – на реке парень спор, точно Алтау в своей лавке. Никогда на подворье рыба свежая не переводится. Рука лёгкая у Антара, уловистая, да, только проку с того? Вон, Юарт – и по хозяйству востёр, и по торговому делу, хваток, так и тянется за отцом, да за дедом. А с этого, длиннобудылого, будет толк ли, когда?

Хоть и назвал Алтау Антара наследником, да сомневался теперь – волоховат парень, медлителен, не справиться ему с хозяйством. Да и Малада жалеет отрока по мере сил своих. Не ладно то!

И Малада сама, тут, как тут – стоит, глаза скромно потупивши, неладное чует сердце материнское. Да разве с мужем поспоришь?

– Отправишься на заимку, торг вести с эблами станешь. – пожевав губами, приказал отец. – Поживёшь на озере дальнем, Синеоким прозванным, оглядишься. За работничками присмотришь, опять же. Припасов там хватит, за надом каким, дядьку отправишь, я озабочусь.

– Надолго? – охнула Малада, прижимая белые руки к высокой груди.

– Сроком на год! – сказал, как отрезал отец. – Там, дальше, поглядим. Смотри, Антар, у меня договор крепкий с людьми лесными. С князем их, Оихелем, ряд заключён – его не порушь. Богатства семьи преумножай, веди себя чинно и строго, как сыну купеческому полагается! Для того и обучали тебя делу торговому. Стар стану – тебе хозяйство вести, а хозяйство у нас, как известно, не малое.

Братец младший, из лавки незаметно возвратившийся, хмыкнул, смешок не удержав – это Жаборотый-то, чинно и степенно вести себя должон? Как же, жди – начнёт коленца выкидывать, всех лесных распугает, а князь лесовиков, тот и вовсе, небось с Алтау торг вести откажется. Зачем ему с уродцем дело иметь? Видал, как-то, Юарт князя Оихеля в Велиморе – мощен князь, рукаст, борода знатная, маслом благовонным умащенная, за пояс узорчатый заткнута, на голове шапка соболья, на солнце мехом играет, сапоги кожи красной, да меч непростой, в ножнах у пояса. Станет такой гость важный с нескладёхой разговор зачинать? Эх, не того брата отец на заимку отправляет, не того!

Однако, Алтау решения своего менять намеренья не имел, а, от того..

– Юарт! – отец повысил голос, выкликая второго сына. – Справа для Антара, готова ли?

– Готова, батюшка. – подскочивший Юарт мотнул головой. – Дядько Силаст проводит. Путь до заимки, чай, не близок.

Антар слегка поёжился, не подавая виду про то, как тревожно стало ему под недобрым взглядом тётки Айяки. Не иначе удумала что зловредное, ишь, как лыбится напоказ. И то, радость какая – байстрюка с глаз долой, а её сыночек коханый, при батюшке останется, на виду. Глядишь и сладятся планы её нечестные.

Горевала Малада, с сыном расставаясь. Да попусту слёзы лила – муж не передумал. Пора, по разумению отцову, парню привыкать к жизни самостоятельной, как и положено отроку справному, по обычаю понорскому. Поживёт на заимке отцовой в лесу, с местными жителями пообщается, оботрётся, обвыкнется, торговлю поладит. Глядишь, перемелется что, да по весне найдёт Алтау в сыне иного человека, закалённого и неробкого.