Жизнь и страх в «Крестах» и льдах. И кое-что ещё

В общем, можно так сказать, что я сыграл в беспроигрышную игру. Уже утром следующего дня мне позвонила ведущая и пригласила немедленно приехать к ним. При этом она не стала ждать моего приезда, а тут же произнесла:

– Мистер Гилютин, приезжайте поскорее и я уверена, вы будете довольны нашим решением. И, кстати сказать, ваша жена тоже будет довольна.

И я опять помчался в офис. Там ведущая мне объявила, что недостающие $150 чудесным образом нашлись и что я уже на следующий день могу посещать усиленные трёхмесячные курсы. Ещё она сказала, что, поскольку Таня инженер, ей (тоже чудесным образом) нашли место в одной небольшой компании паять печатные платы. Уже завтра она должна туда явиться для интервью. Да, ведущая и в самом деле была права – вся наша семья таким решением была довольна, лучшего решения и быть не могло. Но вот что интересно: это был первый случай, который заставил меня переосмыслить моё отношение к Америке и к Западу вообще. До этого у меня к ним было прекраснодушное отношение – я думал, что в демократических обществах всё устроено куда более справедливо и там не надо тратить время и силы на то, чтобы справедливость восторжествовала. Благодаря этому случаю моя наивность начисто исчезла и я, как бы, получил прививку от неё на всю оставшуюся жизнь, о чём читатель будет иметь возможность убедиться, и даже не один раз.

К этому времени мы уже подыскали себе квартиру побольше – типа пенал – это когда заходишь в квартиру, то сначала попадаешь в гостиную, а за ней располагается небольшая спальня. Она стоила уже целых $300 в месяц – вот когда пригодились деньги, которые мне удалось привезти с собой. Она находилась в Нью-Йоркском районе Квинс по адресу 108–49 63-я Авеню, кв. 2Р в том же доме, где жил Володя Родов со своей семьёй. Переезд из Таниной квартиры в новую был самым лёгким в моей жизни – кровать побольше подобрали на улице возле нового дома и за две ходки на руках перенесли все вещи в новую квартиру. Как же легко переезжать, когда в доме ничего нет! Теперь самое время было позаботиться и о матрасе – ведь чек на $150 остался у меня, его следует потратить по назначению. Небольшой проблемой стало то, что мебельный магазин, в котором я нашёл самый дешёвый двуспальный матрас как раз за те самые подаренные НАЯНОЙ $150, находился в 1,5 км от нашего нового дома. Всё закончилось тем, что я нёс двуспальный матрац все эти 1,5 км на своей голове, чем не мало повеселил многочисленных прохожих. Таня шла впереди, расчищая мне путь и осуществляя, хотя и виртуальную, но всё-таки страховку, на случай непредвиденных осложнений.

В эти первые дни я нашёл на улице выброшенную стиральную машину и решил, что неплохо было бы заиметь это чудо техники в нашей новой квартире. Вот только беда, что она была очень старая и весила не меньше 40 кг. На этот раз пришлось поработать моей спине и, таким образом, мы стали обладателями этого чуда техники, которое заняло почётное место в нашей гостиной, поскольку другого места для неё в квартире просто не было. Плохо только, что при первом её запуске выяснилось, что она протекает и потому очень скоро мне пришлось проделать тот же путь с ней, только в обратном направлении. Точно таким же образом мы приобрели другое чудо техники – кондиционер, который вставлялся в окно. Он был очень шумным и малоэффективным, но всё-таки с ним было немного лучше, чем без него. Зато благодаря всем этим играм с мебелью и бытовой техникой мне совсем не было нужды ходить в спорт клуб – опять же экономия денег, которых, впрочем, всё равно не было.

Жажда отмщения Рифам

Теперь, что касается моего самого близкого друга Лёвы Шахмундеса. Он к этому времени обосновался в Канаде, город Торонто, и уже вполне успешно там работал. Должен признаться, я не узнал своего ближайшего друга, с которым, можно смело сказать, мы «съели не один пуд соли» в СССР. В первый же мой день в Нью Йорке я ему позвонил, уверенный, что он прилетит к нам в ближайший уикенд, чтобы увидеть собственными глазами, что сделали со мной тюрьма и лагерь, а также обсудить всё произошедшее за последние два года, которые мы не виделись, а также и то, какие у нас есть пути для наказания его новых, так называемых, друзей Рифов. К моему удивлению, Лёва сообщил мне, что прилететь скоро он не сможет, т. к. ближайшие недели будет занят подготовкой налоговой декларации. В то время я ещё понятия не имел, что это значит и сколько такая декларация может занимать времени у кандидата физ. – мат наук. Но позже я узнал, что срок подачи налоговой декларации в Канаде 30 апреля, а прибыл-то я в Нью-Йорк 7 января!? Такое отношение к нашей встрече со стороны Лёвы меня, конечно, немало удивило, если не сказать, насторожило. К этому времени я уже был наслышан о том, что эмиграция – явление настолько стрессовое, что часто изменяет людей, а иногда даже «ломает» их. Однако в тот момент я уговорил себя тем, что просто чего-то ещё не понимаю в этой новой жизни. А пока что Лёва предложил использовать для нашей связи обычную почту.

Но окончательно Лёва «добил» меня следующим эпизодом. Прежде, чем начну рассказывать об этом эпизоде, хочу попросить прощение у своего читателя за мелочность, о которой здесь пойдёт речь. Когда я готовился к отлёту из Ленинграда второй раз, Лёва попросил меня отдать все оставшиеся у меня деньги, а было это 1,000 рублей (те, что остались от «добровольных взносов милейшей» Мины Яковлевны), его маме и добавил, что он вернёт их мне в Америке. Я понял это так, что он таким образом заботится обо мне: ведь наличие $1,000 в первые дни моего появления в Нью-Йорке немного облегчит мою жизнь. А вот что произошло на самом деле: Лёва сообщил мне по телефону, что здесь в Америке среди иммигрантов рубли обмениваются на доллары в пропорции 3:1, т. е. он должен мне не $1,000, а всего то $333. Но из этих $333 он вычитает $200, которые он любезно оставил Тане при отъезде из Рима, чтобы ей было спокойнее в случае каких-либо неожиданных проблем, и, таким образом, он пришлёт мне чек на оставшиеся $133. Вот так Лёва легко превратил мои 1,000 рублей, которые в Ленинграде были моей полугодовой зарплатой старшего научного сотрудника, в мизерную для США сумму $133. Конечно, если бы он заранее объяснил мне такую раскладку, я бы оставил эти деньги своим родителям – там это большие деньги, а здесь – он превратил их в фуфло. Так получается, что в этой истории Лёва проявил свою заботу о своей маме, а вовсе не о Тане с Женей или обо мне.

Что же касается $200, которые добрая душа Лёва оставил Тане, улетая из Рима, то из его писем к Игорю Рифу мне стало известно, что он неоднократно требовал от Игоря возместить их, и тот в своих письмах также неоднократно подтверждал, что непременно вернёт их ему. Вот выдержка из ответа Игоря на письмо Лёвы, в котором он пристыдил Игоря, подозревая, что тот не чувствует никакой ответственности за произошедшее (письмо Игоря написано в декабре 1975 года, когда я благополучно отбывал свой срок в Мордовском лагере):

«… Во-первых, от помощи я не отказывался и не отказываюсь и все деньги, которые ты потратил, тебе будут возмещены. Большое тебе спасибо за участие в этом деле. В настоящий момент до поступления на работу не имею возможности послать тебе чек, поскольку мы въехали два месяца назад в пустую квартиру и потратились до копейки. Не отказываюсь также помогать и в дальнейшем.»

Это было на первой странице письма, а на третьей странице снова читаю:

«… Ещё раз повторяю, что от помощи не отказываюсь и ты напрасно написал такое разгромное большое письмо.»

Мне неизвестно, вернул ли Игорь эти деньги Лёве, но с меня их Лёва точно получил. Вообще, когда я услышал от Лёвы весь этот расчёт по телефону, я потерял дар речи и тогда не нашёл ничего лучшего, чем просто повесить трубку. И сразу сел писать ему письмо, в котором в самых резких тонах задал ему лишь один вопрос: «как ты мог опуститься до таких мелочей после всего того, что испытали я и моя семья с твоей личной подачи? Ведь всё, что произошло со мной и моей семьёй за прошедшие почти два года, – это результат твоей просьбы, моего лучшего и ближайшего на то время друга, которую я «бросился» исполнять не задумываясь – хорошо понимаю, что этот факт совсем не делает мне чести! Неужели непонятно, что я делал это вовсе не для твоих новых друзей, которых я в глаза не видел и, надеюсь, никогда не увижу, а только для тебя!». Спустя неделю после того, как я получил его чек на $133, я получил его ответ на моё такое резкое письмо. В нём он давал мне понять, что сожалеет о содеянном и ссылается на то, что, видите ли, его «чёрт попутал». Однако вслед за таким странным извинением другого чека от него не последовало.

Следует отметить, что в своих расчётах Лёва проявил «ну очень высокую мораль»: он ведь не стал высчитывать с меня 40 рублей за олимпийский костюм, который его мама послала для него и который был успешно конфискован судебными приставами согласно моему приговору. А ведь мог!

После этого эпизода я обратился к Лёве лишь с одной просьбой – прислать мне всю его переписку с Рифами, т. к. она мне нужна для подготовки к суду над ними. Через пару недель я получил от него бандероль со всей этой перепиской, которая сейчас мне очень помогла в написании этой главы. В сопроводительном письме к этой переписке Лёва умудрился написать мне, чтобы в тяжбе с Рифами я совсем не рассчитывал на него, а только на самого себя. После всего, о чём я здесь написал, я решил с Лёвой больше не общаться. Конечно, это было очень горько сразу по нескольким причинам: во-первых, и это главное, потерять самого близкого на тот момент друга; во-вторых, в момент, когда он больше всего был нужен; наконец, в-третьих, сознавать, что все мои и наши страдания последних 1,5 лет были результатом его просьбы и, как следствие, из-за этого мы не попали в Канаду, куда первоначально стремились. Этот удар от Лёвы был очень сильным. Недаром говорят, что самые сильные удары мы получаем от самых близких людей. Однако должен признаться, что я не сдержал своё слово и через пять лет, будучи в командировке в Торонто, я с ним встретился, о чём будет изложено в месте, соответствующем хронологии.

Теперь, когда наш быт более не менее был налажен и вся Лёвина переписка оказалась в моих руках, пора было подумать об отмщении Рифам за их подлое во всех отношениях поведение. После того, как я узнал от Тани, что они ни разу её не навестили, даже не позвонили и ни одного письма она от них тоже не получила, моя злость на них увеличилась в квадрате. Было просто непреодолимое желание не поквитаться, нет – они ведь точно не хотели, чтобы так всё обернулось со мной, – но очень хотелось этих гадов хоть как-то наказать, во-первых, за их беспечность по отношению ко мне, выразившуюся в том, что находясь в Риме, они написали в письме своей мамаше моё полное имя и адрес и, не ограничиваясь этим, продиктовали ей эту же информацию по телефону. Именно этой старательной работой они выдали меня с головой КГБ. Во-вторых, за такое бездушное отношение к Тане и Жене уже после того, как трагедия произошла. Они оказывается не чувствовали за собой никакой моральной ответственности или угрызений совести! Ну просто моральные уроды! Вот прямо сейчас я читаю одно из писем Игоря Рифа, адресованное Лёве Шахмундесу 27 июня 1975 года, когда они оба ещё толком не знали, что же произошло со мной, но уже точно знали, что ничего хорошего. К моменту написания этого письма Игорь со своей семьёй уже обосновался в американском штате Нью-Джерси. И вот выдержка из этого письма:

«… Штат здесь действительно богатый – платят больше значительно, чем в Нью-Йорке. Нам на троих дают $127 в неделю помимо оплаты квартиры (она стоит $280 в месяц). Подкинули на одежду и должны ещё дать на мебель $1,000…»

Напоминаю, что это было написано за полтора года до моего появления в США, когда они оба, Игорь и его жена, ещё не работали. Как видите, они даже тогда не бедствовали, ну а когда уже стали работать… Теперь читатель легко может себе представить, какие чувства к этим ублюдкам обуревали мною после всего произошедшего? Прежде всего, я обратился всё в ту же НАЯНУ, которая имела в штате своих адвокатов, с просьбой помочь мне наказать ублюдков и заодно обеспечить публичность произошедшего. Мне было понятно, что в США за их деяние в тюрьму не сажают (а жаль!), зато наказывают материально. Поэтому я сообщил НАЯНЕ, что мне лично от этих ублюдков ничего не надо, а всю денежную сумму, на которую удастся их наказать, я готов пожертвовать самой НАЯНЕ. Из общения с сотрудниками НАЯНЫ очень скоро я понял, что они совсем не заинтересованы в огласке этого процесса, т. к. тень его упадёт на всех иммигрантов из СССР, показывая, что среди них, в том числе, есть и моральные уроды. НАЯНЕ это было совсем ни к чему. Поэтому я обратился в адвокатскую контору на стороне и там тоже сказал, что моя цель вовсе не деньги, а лишь наказание гадов и потому всё, что они отсудят от них, могут забрать себе.

В результате эта контора взялась за дело и довольно быстро написала и отослала моим обидчикам письмо, а мне его копию следующего содержания:

https://www.dropbox.com/s/u2qrnfcta987vco/Case%20vs.%20Rif.jpg?dl=0 (https://www.dropbox.com/s/u2qrnfcta987vco/Case%20vs.%20Rif.jpg?dl=0)

Мне горько признаться, что эта затея не имела продолжения – я так закрутился со своими текущими проблемами, которых было выше крыши, что перестал следить за ней и думаю, что адвокатская контора, почувствовав мою пассивность, тоже спустила её на тормозах. Эта книга отчасти задумана ещё и потому, что, как говорится, «родина должна знать своих героев» и что лучше поздно, чем никогда.

Ещё один неординарный человек на моём пути – Женя Островский

Когда я понял, что сама НАЯНА не заинтересована участвовать в моём судебном процессе против Рифов, я обратился к ней с просьбой, хотя бы, помочь мне в переводе имеющихся у меня документов на английский язык в порядке подготовки к суду. И объяснил, что у меня просто нет денег на оплату этих переводов. Тогда в НАЯНЕ мне дали телефон Жени Островского, профессионального переводчика, и заверили, что с иммигрантов он деньги за работу не берёт. Ещё мне было сказано, что он выпускник Московского Института Иностранных Языков, который эмигрировал из Москвы за два года до моего появления в Нью-Йорке. Оказалось, что он живёт буквально в двух кварталах от моего дома, что вообще-то не было большим удивлением, т. к. в то время в Квинсе селились преимущественно выходцы из Москвы и Ленинграда в то время, как выходцы из Украины и, в частности, из Одессы селились в Бруклине, в районе Брайтон Бич. Женя сразу же пригласил меня зайти к нему домой. Когда я позвонил в его квартиру, мне открыла его жена и пригласила пройти в гостиную. Пока мы дожидались появления Жени, она всё более пристально всматривалась в моё лицо, а затем обратилась ко мне со словами:

– Что-то мне ваше лицо очень знакомо. Скажите, пожалуйста, как вас звать и как ваша фамилия?

Я назвался. Теперь она произносит:

– Ну, конечно, я вас знаю.

И теперь выясняется следующая история. Нэля является дальней родственницей Миши, мужа моей сестры, которую тоже зовут Нэля и о которой я упоминал в 1-й и 2-й части книги. Там же было написано, что после начала моей работы в «Электроприборе» с 1962 года и до получения собственной квартиры в 1972 году я жил в одной квартире вместе с семьёй моей сестры. Новоявленная Нэля училась в Ленинградском Педагогическом институте им. Герцена на факультете иностранных языков, жила в институтском общежитии и, по её словам, часто бывала в гостях у Нэли с Мишей. Мы с ней никогда не встречались, несмотря на то что я жил в одной с ними квартире. Ну это и не удивительно: она приезжала к ним в гости на выходные, т. е. в дни, в которые я всегда отсутствовал – зимой, катаясь на лыжах, а весной и осенью проводя время на скалах. Очевидно, она была наслышана о моём существовании от Нэли и Миши. Теперь она мне рассказывает, что в то время её познакомили с моим братом Аркадием на предмет возможной женитьбы – какая девушка не хочет остаться в Ленинграде после окончания института? Очень скоро выяснилось, что задуманное не получилось. Но похоже, что Нэля человек очень везучий, к ней, можно сказать, хорошо подходит пословица «нет худа без добра». Уже после того, как Нэля рассталась с моим братом, она была послана на языковую стажировку на какой-то всемирный конгресс, который проходил в Ленинграде. Там она познакомилась с Женей Островским, который был лет на 10 её старше и работал на этом конгрессе синхронным переводчиком с английского языка. Завязалась дружба, а после окончания института она уехала к Жене в Москву и там они поженились. Можно только порадоваться за Нэлю – Женя Островский был просто «принцем на белом коне» по сравнению с моим братом Аркадием.

Вот таким образом стало ясно, что мы с Нэлей, хотя и невероятно далёкие, но всё-таки родственники. Женя в тот же день сделал для меня переводы всех документов, а в качестве дополнительного бонуса я имел возможность познакомиться с ним, как я сразу понял, совсем не ординарным человеком. В то время Женя работал журналистом в широко известной в иммигрантских кругах того времени газете «Новое Русское Слово». В общем, с того дня мы поддерживали отношения, хотя не так часто, как того бы мне хотелось. Хорошо помню, что в моё следующее посещение их дома, когда я зашёл забрать Женину работу, а он уже ознакомился через бумаги с моей историей, он спросил меня, не хотел бы я быть проинтервьюирован для газеты «Новое Русское Слово», в которой он работал. Я отказался, поскольку считал, что такая дешёвая популярность мне совсем не нужна. Лет через семь Женя перешёл работать на радиостанцию «Голос Америки» в Вашингтоне. И я даже навестил их в 1991 году вместе с Кристиной. Мы провели там замечательный уикенд и помимо Капитолия и пары музеев, Женя ещё провёл для нас экскурсию по радиостанции «Голос Америки». Я не мог поверить, что хожу по коридорам той, самой, что ни на есть, настоящей радиостанции, передачами которой мы заслушивались в 60-е и 70-е годы прошлого века, пытаясь через сильное глушение узнать последние новости о событиях, происходящих в нашей же стране. Мне посчастливилось навестить их семью ещё раз в 2014 году уже в городе Йорктаун, штат Вирджиния, куда Нэля и Женя переехали вслед за семьёй их дочери Софьи. И я просто счастлив, что мне удалось тогда видеть Женю на пенсии и в полном здравии. Уже через год его не стало.

Сегодня уже можно сказать, что Женя выступал и в газете «Новое Русское Слово», и на радиостанции «Голос Америки» не под своим именем, а под псевдонимом Виктор Вольский. Так он считал, что предохраняет своих родственников, оставшихся в Москве от возможных неприятностей. Поскольку я уже представил вам Женю Островского, как совсем неординарного человека, с которым мне посчастливилось быть знакомым, то настоятельно рекомендую вам познакомиться, хотя бы через это интервью, которое он дал незадолго до своей смерти:

https://tinyurl.com/bdf8bmtc (https://tinyurl.com/bdf8bmtc)

Понимаю, что будут среди моих читателей те, кто пожалеет своё время на просмотр этого интервью. Поэтому приведу из этого интервью лишь одно Женино утверждение о трудностях иммиграции того времени в США:

«А доминирующее впечатление в первые дни в Новом Свете – ощущение своей полной беспомощности, словно заново родился. И это при том, что у меня не было проблем с языком, я прочитал массу книг об Америке и считал себя большим докой по американской части. Все оказалось химерой, так называемый культурный шок поразил меня по полной программе, хотя другим, не знавшим языка, конечно, пришлось намного тяжелее.»

А вот какой некролог в день его смерти написал в журнал-газете «Мастерская» его главный редактор Евгений Беркович:

«Женя Островский был глубоко порядочным, сердечным, доброжелательным человеком, умным собеседником, верным другом. Был энциклопедически образован. Он обогатил нашу жизнь, помог нам лучше в ней ориентироваться, не верить лживым политиканам, не следовать их звонким, но фальшивым посулам.

Многие помнят его и по передачам радиостанции «Голос Америки» с 1980-х и до начала 2000-х годов, где он под тем же псевдонимом вёл программу «Наука в США» и беседы на политические темы. Женя выступал и по русскоязычному американскому радио, печатался в таких изданиях, как «Панорама», «Вестник» и других. Его материалы часто печатали другие сайты.

Публиковался также и на английском языке (которым владел свободно, будучи профессиональным переводчиком-синхронистом), например, на сайте American Thinker.

Его блестящие, вдумчивые, остроумные, нередко остросатирические статьи, написанные с консервативных позиций, очень помогали в первую очередь иммигрантам из России, желающим разобраться в непростых реалиях американского общества и политики. Главную свою задачу он видел в разгребании огромных куч лжи, нагромождаемых левой пропагандой и мешающих отыскать правду. Он сам лучше всех сказал об этом в своём блоге «От автора: зачем я пишу»:

«Прогрессивное» мировоззрение во всех своих ипостасях стоит на фундаменте тотальной лжи и, словно ядовитый ночной цветок, распускается только во тьме дезинформации. Свет истины для него смертелен. Разоблачать ложь и лицемерие в меру моих скромных возможностей – в этом я вижу свою миссию.

Женя Островский отлично знал историю, литературу, разбирался в оперном искусстве как профессионал.

Мы никогда его не забудем.

Владимир К.

постоянный редактор блога Виктора Вольского с 2004 года,

друг Жени с конца 60-х годов.

На нашем Портале опубликовано 145 (сто сорок пять!) статей Виктора Вольского (http://berkovich-zametki.com/Avtory/Volsky.htm) – 39 в «Заметках по еврейской истории», одна в «Семи искусствах» и 105 в «Мастерской». Первая публикация (http://berkovich-zametki.com/2006/Zametki/Nomer11/Volsky1.htm) у нас датирована 2006 годом, последняя (http://club.berkovich-zametki.com/?p=19345) – десятым сентября 2015-го

А тут можно ознакомиться с Жениным блогом, где опубликовано очень много его критических статей:

https://viktorvolsky.wordpress.com/2015/08/ (https://viktorvolsky.wordpress.com/2015/08/)

Самый первый поиск работы, но далеко не последний

С тех пор, как я стал наведываться в Питер регулярно два раза в год, мои питерские друзья неоднократно просили меня рассказать, как сложилась моя профессиональная деятельность в США и также сравнить её с подобной деятельностью в СССР. И каждый раз я уходил от ответа, ссылаясь на то, что это невозможно рассказать, уложившись в какие-нибудь 10–15 минут, а на большее время, как я понимал, ни у кого из моих собеседников, не хватит терпения. Вот теперь настало время ответить на эти вопросы здесь по двум причинам: во-первых, это займёт наверняка больше, чем 10–15 минут, а, во-вторых, это облегчит и участь читателя – кому эта тема будет не интересна, он / она сможет легко перескочить на более интересную тему, если вообще таковая найдётся.

Итак, прослушав одни трёхмесячные курсы и, конечно, улучшив свой английский язык, правда не настолько, насколько хотелось бы, я стал искать другие курсы, но уже более ориентированные на будущую работу. У меня ведь и в этом вопросе была своя проблема – моя советская профессия самым непосредственным образом относилась к военно-промышленному комплексу (ВПК). А более конкретно, это было моделирование систем управления динамических объектов (спутников и ракет, в том числе выпущенных с подводных лодок из подводного положения), а ещё точнее их устойчивости на траектории полёта. Было абсолютно ясно, что подобную работу мне в этой стране никто не предложит. Был даже один случай, когда мне позвонили из Grumman Aerospace Corporation, которая в то время была самым крупным производителем военных самолётов в США, и пригласили на интервью. Сам этот факт меня сильно удивил, но я всё равно поехал по указанному адресу на Long Island в штате Нью-Йорк. Когда ко мне в приёмную вышел мой потенциальный интервьюер, первое, что он меня спросил:

– Надеюсь, вы гражданин США?