Я РИСУЮ ТВОЕ НЕБО. Роман

– Дети – это целая Вселенная! – эта фраза Вероники запомнилась мне навсегда.

– Не знаю, насколько это поможет, но я передаю вам все события, которые четко отпечатались в моей памяти. Хотя их на самом деле было много. Всех не упомнишь…

– Вы запомнили все просто отлично. Несмотря на то, что прошло сорок лет. Уверен, к этим воспоминаниям вы возвращались не раз.

– Именно так, Захар Анатольевич, – я продолжила рассказ.

Мы вернулись в спальню за несколько часов до подъема. На следующий день после занятий я пошла проведать Алексея и отдать ему сладости. Про маму и суд не сказала ни слова, соврала, что приходила тетя Зина и передала гостинцы. Он был рад им и не задавал много вопросов.

В тот же день, чуть позже мы с Вероникой, Марией и Алексеем сидели на стадионе. К нам прибежала девочка и сообщила, что меня срочно ищет Виктория Сергеевна. Улыбнувшись ребятам, я быстро пошла в сторону здания. На душе было неспокойно, потому что меня вот-вот должны были отпустить из детского дома. Когда именно – я не знала. Недалеко от крыльца стояла черная «Волга – 21». За рулем был водитель в военной форме. Добежав до второго этажа, я, постучавшись, вошла. В приемной сидела завуч – Нина Васильевна. Увидев меня, она взволнованно произнесла: «Ну, где же ты ходишь? Тут такие люди тебя дожидаются!». Я приоткрыла дверь в кабинет Виктории Сергеевны и увидела отца Леночки – Владимира Петровича. Высокий, статный, как всегда подтянутый, он сидел за столом директора и курил папиросу. На нем была военная форма, которая сидела как влитая. Я знала от Лены, что многие очень ценили и дорожили дружбой с ним.

– Проходи, Спиридонова! Чего ты там? Проходи, садись, – взволнованно сказала Виктория Сергеевна.

– Здравствуйте, – стесняясь, поздоровалась я и села напротив генерала. – Как дела у Лены?

– Здравствуй, Ульяна! Леночка в порядке, – командным голосом ответил он. – Про маму я все знаю, но ты не огорчайся! Я уверен, что все наладится. Время летит очень быстро, и все невзгоды останутся позади. Я, собственно, приехал за тобой. Поживешь у нас пару дней, а потом поедете в Москву, поступать. Только Леночка надумала поступать в МГУ, ну а ты в медицинский. В Пирогова или Сеченова?

– Я в Сеченова, наверное…

– Ты готовилась? Или в свете последних событий забросила это дело? – спросил он.

– Нет, – я покачала головой, – Но я подтяну.

– Ну, вот и славно! А то Леночку без тебя будто подменили. Они дружат с первого класса, – пояснил он Виктории Сергеевне.

– Да-да, я это поняла, – она улыбнулась, поправляя прическу.

– С документами не волнуйтесь. Это я уже решил, – сказал Владимир Петрович.

– Если бы не вы, я бы не выдержала того натиска со стороны Гороно, – пролепетала Виктория Сергеевна.

– Ничего страшного, если надо, я бы и Москву подключил! – пробубнил он.

– Совершенно с вами согласна, – она передала ему большой конверт с моими документами. – Как и договаривались, я там ничего не меняла. В графе «Образование» стоит номер ее прежней школы. Я попросила директора школы, в которой училась Ульяна, сделать аттестат и поставить их печать.

– Отлично! Ну, давай, Ульяна, прощайся с братом, а я пока поговорю с Викторией Сергеевной. Буду ждать тебя в машине.

Помню, как выскочила из кабинета и первым делом побежала собирать вещи. Уже с чемоданом я понеслась на стадион, где все еще сидели ребята. Увидев меня, они вскочили со скамейки и побежали мне навстречу. Я опустилась на колени перед Алешей и стала его целовать, обещая, что обязательно заберу его, что ему просто нужно немного подождать. Девочки поняли, что я уезжаю. Они облепили меня, крепко обнимая.

– Ты так быстро уезжаешь, – грустно произнесла Вероника.

– Мне нужно ехать. Но придет время, я вас всех заберу! Вероника, пообещай мне, что будешь присматривать за ними. Я буду отправлять вам гостинцы и приезжать на каникулах…

Я замолчала, пытаясь сдержать слезы… Видя мое состояние, Августов сказал:

– Ульяна Андреевна, может, возьмем паузу?

– Нет, – переведя дыхание, я продолжила.

Прямо на стадионе я открыла чемодан, взяла пару вещей и переложила в небольшую сумочку.

– Вот тебе и чемодан, милая! Здесь теплые вещи, еще кое-какие тряпки, в общем, все девчачье, – сказала я Веронике. – Еще раз, прошу тебя, заботься о них!

– Не волнуйся. Я обо всех позабочусь! – пообещала она.

Я вздохнула и обняла свою троицу еще раз.

– Если будет трудно, то рисуй небо! – крикнула мне Вероника.

– Хорошо! – кивнула я и пошла к машине Владимира Петровича. Временами я оглядывалась, а дети так и стояли, глядя мне вслед. Лешка держался молодцом и провожал как настоящий мужчина, он даже не сделал попытки побежать за мной.

Странно, когда я попала в детский дом, мне было больно и сложно. Те же эмоции я испытывала, покидая его. Из-за Лешки, Вероники и Марии. Но мне нужно было начинать взрослую жизнь. От того, как я буду учиться и работать, зависело благополучие мамы и ребят. Я не могла их оставить на произвол судьбы.

Перед отъездом в Москву я сходила домой, взяла оставшиеся деньги, хранившиеся в тайнике, кое-что из одежды и навестила тетю Зину. Ей я оставила сто двадцать рублей на расходы для мамы и Лешки, а себе – сорок с лишним рублей на карманные расходы. Как и говорил Владимир Петрович, пару дней спустя мы с Леночкой уехали в Москву.

Глава 5

Месть идет по следу

Столица встретила нас теплым июньским дождем. Остановились мы у фронтового товарища Владимира Петровича, некоего Бориса Глебовича, фамилию не помню. Он оказался добрым и порядочным человеком. Жены у него не было, но была дочь, которая жила со своей семьей отдельно. Сам Борис Глебович жил в Подмосковье, поэтому с радостью принял нас. Его просторная трехкомнатная квартира с высокими потолками находилась на Мытной улице со старинными дворами и огромными арками, такими красивыми, как описывают в книгах.

Борис Глебович встретил нас очень приветливо. Сначала он показал нам все комнаты, а потом пригласив за стол, бурно рассказывал о юных годах, проведенных на фронте вместе с отцом Леночки: про боевое ранение и как Владимир Петрович нес его на себе через грязь и слякоть, как им в Польше помогали партизаны, и про то, как во Вторую мировую войну они получили ордена и медали. Вечером он уехал к себе в Подмосковье, оставив нам ключи от квартиры и номер своего загородного телефона, на всякий случай.

Целыми днями мы готовились к поступлению. Время от времени я звонила тете Зине, чтобы узнать, как дела и о новостях от мамы. В один из дней она сказала мне, что маму отправили в одну из колоний в Мордовию. Все шло своим чередом, пока на первом экзамене в институте Сеченова меня не завалил профессор биологии по фамилии Васненков, имени его я не помню.

– Постойте, Ульяна Андреевна, как завалил? Вы же готовились?

– Да, вот прямо так и завалил. Причем он даже не стал меня слушать, раскричался не на шутку. Я выбежала из аудитории вся в слезах, потому что мне не дали исправить свой ответ. Помню, мне хватило лишь сил, чтобы дойти до скамейки напротив аудитории. Я поняла, что устала…

– Неожиданно, конечно, – нахмурился Августов. – Я бы сказал, полоса неудач.

– Не то слово, Захар Анатольевич. Ровно с того дня, как я увидела женщину в черном, меня преследовала гнетущая карма. Будто ею была та самая женщина без лица.

Пока я сидела на скамейке, думая, что же мне делать, ко мне подошла какая-то девушка и назвала мою фамилию. Она представилась помощницей и сказала, что работает на кафедре Васненкова. Я сначала не поняла, чего ей было нужно от меня. Девушка попросила отойти с ней в сторонку, подальше от аудитории. Я согласилась. Как только мы скрылись с глаз, она стала объяснять, что увидела мои слезы и решила догнать меня, помочь. Она честно сказала, что я вряд ли сдам другие экзамены после завала у Васненкова, и посоветовала поступать в Башкирский или Литовский мединституты. Там экзамены принимались чуть позже. Пожелав мне удачи, она быстро удалилась.

Оставшись стоять одна, я не могла сообразить, что же мне делать. Во-первых, чтобы поступать в любой из этих институтов, мне нужны были деньги на переезд, тех, что у меня были, не хватило бы. Во-вторых, откуда я могла быть уверена в том, что эта девушка мне не соврала. Возможно, она специально сказала мне все это, чтобы освободить лишнее место? Ведь неявка на второй экзамен приравнивалась к провалу.

– То есть в тот день было два экзамена? – снова перебил меня Августов.

– Да, первый был по биологии, второй по химии, кажется.

– И что вы сделали?

– Ушла, – ухмыльнулась я.

– Ульяна Андреевна, ну как вы могли? Вы же не сдавались, почему вы приняли такое решение?

– Вы знаете, Захар Анатольевич, сейчас уже глупо задаваться этим вопросом, мой выбор тогда был сделан. Я не пошла на второй экзамен.