Я РИСУЮ ТВОЕ НЕБО. Роман

– Девушка, вы находитесь на судебном заседании и обязаны встать, когда в зал заходит судья.

Не знаю почему, но ее слова подействовали на меня, как спусковой механизм. В памяти всплыл тот проклятый вечер, когда покойный Ларин приставал ко мне, ночной разговор с мамой, которая пожертвовала своей свободой, вступившись за мою честь. Я больше не могла спокойно реагировать и закричала:

– Послушайте! Она не виновна! Вы слышите? Моя мама не виновна! Это из-за меня она сидит за решеткой. Она не заслужила такой участи! На самом деле все было не так, как она говорит!

Присутствующие в зале стали переглядываться и перешептываться между собой. Кто-то стал высказывать свое возмущение в голос. Судья стукнул молотком и, прищурившись, спросил:

– Тишина в зале суда! А как же все было на самом деле?

– Мама убила Ларина из-за меня! В тот злополучный день он хотел изнасиловать меня. Но тетя Зина успела вмешаться и ничего не произошло. Вы слышите меня? Моя мама не виновата! – меня трясло.

Впервые я высказала все, что столько времени не давало мне покоя. Мама вскочила с места, начала ругать меня и просить, чтобы я прекратила говорить ерунду. От разговоров и перешептываний зал стал похож на пчелиный улей. Прокурор встал и вынес протест. Судья его отклонил. Адвокат мамы, полноватая женщина средних лет, даже не подошла ко мне, она сидела молча, опустив глаза. Хотя мне казалось, она должна уцепиться за мои слова, ведь они меняли ход дела. Судья тем временем обратился к тете Зине:

– Правда ли все то, о чем сейчас говорит дочь обвиняемой?

Тетя Зина медленно поднялась со скамейки, посмотрела на мою маму, глаза которой умоляли, что не нужно рассказывать о том, как все было на самом деле. Она переживала за мое будущее. Но тетя Зина крепко взяла меня за руку и, вопреки обещанию молчать, заговорила:

– Да, все, что сказала Ульяна, чистая правда.

Зал снова загудел, некоторые стали оборачиваться ко мне и задавать какие-то вопросы, суть которых я уже не вспомню. Это продолжалось до тех пор, пока судья снова не ударил молотком.

– Как вы подтвердите правдивость ваших слов? – обратился он к тете Зине.

– Алексей, сын Иры, прибежал ко мне домой запыхавшийся и сказал, что Костя, ее сожитель, на кухне мучает Ульяну. Я помчалась к ним. Когда вбежала, увидела, как он зажимал девочку. Недолго думая, я схватила скалку, которая лежала на холодильнике, и с размаху ударила его по спине и еще попала по лицу.

– У вас зафиксирован этот факт? – спросил судья, обращаясь к прокурору.

– Разумеется, уважаемый судья. Заключение судмедэксперта приобщено к делу. Удар был нанесен за несколько часов до убийства. И к тому же, да, я подтверждаю, губа у убитого была рассечена. Но, как утверждает подсудимая, удары были нанесены ей самой. А теперь выходит, что соседка, гражданка Фомина Зинаида Михайловна, переходит в статус соучастницы, – прокурор сверкнул взглядом.

– Прошу вас прекратить! – судья был явно раздражен его поведением. – Если бы не гражданка Фомина, то убитый изнасиловал девушку. Кстати, сколько вам лет? И как ваше имя? – обратился он ко мне.

– Меня зовут Ульяна, – растерянно ответила я, теребя в руках носовой платочек, – Ульяна Спиридонова. Мне шестнадцать лет.

– Садитесь, гражданка Спиридонова. Суд удаляется на совещание! – сказал судья.

– Что же ты наделала, дурочка! – причитала мама.

– Ваша честь, я протестую! Что вообще в зале суда делает ребенок из детского дома? В данный момент дочь подсудимой должна находиться в учреждении на занятиях, – возмутился прокурор.

– Протест отклонен. С моего устного разрешения Ульяна Спиридонова находится здесь, – ответил ему судья, хотя это было ложью.

Я сидела, опустив голову, и плакала. Меня не переставало трясти…

– Знаете ли, Захар Анатольевич, тот день навсегда остался в моей памяти, – сказала я.

– Такое случается и это нормально, Ульяна Андреевна. Не останавливайтесь, продолжайте свой рассказ, пока я сам вас не попрошу, – ответил Августов.

– В тот день мне казалось, что судья был на нашей стороне. Уже спустя годы выяснилось, все было непросто. Ситуацию контролировал папа Лены Жевнаренко, Владимир Петрович, тот самый фронтовик, генерал, бывший заместитель министра обороны и действующий на тот момент военком нашего города. В тот день, судья, к сожалению, я не помню его фамилии, в совещательной комнате позвонил именно ему и рассказал о моем признании. Но Владимир Петрович дал указание, чтобы дело оставили как есть. Знаете, закрыть дело при вновь открывшихся обстоятельствах может не каждый смелый судья. Спустя долгие годы я поняла, что у него было всего два выбора и, к сожалению, не было своего. Ему оставалось либо принять сторону генерала, либо судьи Лариной, сестры убитого. Он выбрал первый вариант. Суд продолжался около двух с лишним часов: вызывали судмедэкспертов, каких-то очевидцев, понятых. Словом, все было так, как и должно быть. Судья огласил приговор. Маме дали двенадцать лет.

– Много, – высказался Августов.

– Много. Но могло быть больше. Срок дали минимальный, несмотря на то, что преступление было квалифицировано как жестокое и преднамеренное убийство – ответила я. – Захар Анатольевич, с вашего позволения, я хотела бы немного перевести дух. Все эти воспоминания детства даются мне очень тяжело.

– Конечно, Ульяна Андреевна! Я сейчас открою окошко, – Августов подошел к окну и, отодвинув жалюзи молочного цвета, распахнул его.

Я спросила, можно ли мне закурить, на что он любезно ответил:

– Да, конечно! Курите. Я сейчас подам вам пепельницу.

Я подошла к окну, оно выходило во внутренний дворик, оперлась о подоконник, прикурила сигарету и продолжила свой рассказ. Августов же встал напротив, скрестив руки на груди.

От переполнявших меня чувств и услышанного приговора я потеряла сознание. Очнулась уже в коридоре. Надо мной стояла тетя Зина и протирала мне лицо влажным платком.

– Где мама? – чуть слышно спросила я.

– Ее уже вывели из зала суда, Улечка, – ответила она.

– Я хочу ее видеть!

– Деточка, теперь ты ее увидишь только на положенном свидании. Моли Бога, чтобы ее не отправили очень далеко, – вдруг осеклась она.

– Я не могу, – слезы снова подкатили к глазам. – Понимаете, она взяла обещание с меня не посещать колонию…

– А ну тогда письмами… – вздохнула Зинаида Михайловна, не став расспрашивать, почему мама приняла такое решение.

Это был последний день, когда я видела маму. Наша следующая встреча состоится только через одиннадцать лет.

Несмотря на данное Виктории Сергеевне обещание, вернуться в детский дом сразу после суда, я сначала отправилась домой. Родные стены немного успокаивали, мне не хотелось покидать их. Но нужно было идти, иначе мое опоздание могло обернуться проблемами не только для меня. Собрав кое-какие вещи, я достала тайник с деньгами, которые копила на учебу. Открыв коробочку, я пересчитала их. Помню, там было сто семьдесят рублей. По тем временам – приличная сумма. Я взяла пять рублей, а остальные положила обратно в коробочку и спрятала ее.

На улице вечерело, мне нужно было поторопиться. Выйдя из дома, я пошла к тете Зине, чтобы отдать ключи и попрощаться. Она сидела на крыльце своего дома.

– Уходишь? – спросила она.

– Не хочу уходить, тетя Зина. Но меня ждут в детском доме. Да и Лешка не знает ничего. Я ушла, не предупредив его. Не хотела расстраивать раньше времени. Иначе он стал бы проситься со мной, – ответила я.

– Ты правильно сделала. Зачем еще его травмировать. Он и так, бедняга, переживает, – сказала тетя Зина.

– Все так резко поменялось в нашей жизни… к сожалению.

– Да, Ульяночка, судьба наша любит преподносить сюрпризы. Знаешь, мне так больно смотреть на ваш пустующий дом. Ведь совсем недавно там была Ира, бегали вы – мои любимые детки, которых я пеленала и растила. Как же все это несправедливо! Но, все дальше не буду ничего говорить, а то вконец разрыдаемся с тобой! Я уверена, что в вашей жизни еще все поменяется в лучшую сторону. А теперь, все, беги девочка моя! – тетя Зина улыбнулась мне.

Я обняла ее, поблагодарила за все и вышла со двора. По дороге я зашла в магазин, где мы раньше всегда покупали продукты. На удивление продавщица обрадовалась моему появлению. Я почему-то ожидала другой реакции, но не зря говорят, что все люди разные. Она не стала меня ни о чем расспрашивать, за что я была ей благодарна. Купив два килограмма печенья, килограмм зефира и конфет для Алешки и девчонок, я вышла из магазина и обернулась, чтобы еще раз посмотреть на свой дом. Он был похож на все остальные: старая железная крыша ржавого цвета, небольшое крыльцо, бирюзово-зеленая калитка. Рядом с ним росла орешина, посаженная моим дедом, зеленые кусты самшита – все это было таким родным и прекрасным… Со временем я поняла, кем бы ни становился человек в этой жизни, он всегда нуждается в горсточке земли из огорода родного дома или запаха стен. Это заложено в нас с рождения.

Дойдя до дороги, которая вела к детскому дому, в сумерках я увидела знакомую фигуру. Это была Виктория Сергеевна. Я поняла, что она пришла за мной.

– Ульяна, мы так не договаривались! Время позднее. Посмотри, как темно на улице! – казалось, ей было совершенно наплевать на то, что сегодня моя прежняя жизнь разрушилась окончательно.

Я понимала, что никакой вины Виктории Сергеевны во всем произошедшем нет. Она была ответственна за меня, а потому так строга. Взяв себя в руки, я спокойно ответила: