Падшая

Очнулся утром на полу, чистым как стекло после соды.

На кухне ее духами пахнет, а замок изнутри закрыт. За плечами крылья.

В голове так и крутится: «Изменить себя надобно, и все окружающее начнет меняться. Нужно поверить и жить».

И я поверил.

Как в детстве подскочил, в мусоропровод гранаты, стволы, маслята. Денег насобирал, чтобы на первое время хватило.

Отрезал прошлое.

Улыбнулся лицом небритым и жизнью помятым, и пошел начинать все заново. Начал трясти старые связи – кто в Канаде у меня оказался, кто в Австралии…

Деньги кончились много быстрее, чем рассчитывал. Но уже через полгода я на гастролях в Японии работал, еще через месяц – Нью-Йорк, Аляска, а потом и Гавайи. Цирковым – всегда временным, сегодня есть, а завтра – нет. Выступал на канате, одинокий, контуженный, с титановой пластиной в черепе и никому не нужный.

Но…

Пазл за пазлом… все на место встало. Здесь профессионалам – уважение, почет и деньгу немалую платят. Не ту, конечно, что мы в Москве зарабатывали, но на жизнь хватает, и что-то, даже, откладываю. Не знаю только – зачем?

Классы по хождению по канату начал делать для ребятишек, самозащите, акробатике и пошло-поехало. В самых критических и безвыходных ситуациях, когда, казалось, уже все… В голове, как заевшая пластинка, восьмиклассница возникала: «Держись, я помогу… поддержу и вытащу, я – с тобой»…

Выжил. И дела пошли.

Маришке на всю жизнь благодарен. Святой человек, ангел она, Ангел… А ты говоришь – падшая, проститутка… Дурак! – Олег горько ухмыльнулся, отвернулся пряча глаза, поднялся, вышел на берег и уставился в ночное небо.

Друг встал рядом, чувствуя неожиданную вину.

– Шикарная чернильная ночь… Звезды и океан. Были до нас, и будут после. А мы все суетимся, спешим, пытаемся что-то доказать. Зачем? Все пройдет и это тоже, – он попытался разрядить напряжение.

– Только моменты близости с родной душой останутся и опыт пройденной жизни, – отозвался БабУшка. – У меня, сейчас, кажется, все наладилось: язык выучил, документы получил и работа имеется. А в душе – пусто. По улицам хожу и ловлю себя на том, что глазами ее лицо ищу, если голос похожий за спиной слышится – вздрагиваю, сердце колотится и пот по спине. Шесть лет прошло, умом понимаю: кончено все, у нее своя жизнь и счастлива… Принять не могу. Все равно уехать пришлось, и оба теперь в чужой стране живем, но судьбу свою поломал: вроде умный, но бестолковый. А местные женщины с низким, уверенным голосом и холодными глазами – мне не интересны. От себя не убежишь, вернемся к костру – зачахнет без дров, как жизнь без страсти, – и взял в руки полено. – Давай, – подлил он пахнущую анисом зеленоватую жидкость.

– За Маришку твою, – поднял стакан Сергей.

Они выпили и задумались о поворотах судьбы.

Тлело полено, но не загоралось – сырое, видимо.

Афганец начал собирать новую охапку хвороста.

– А я гадаю: почему ты – стройный блондин с голубыми глазами и открытым сердцем, и без пары? Хотя, здесь, родную душу, одними с тобой глазами на мир смотрящую, найти почти невозможно. Страна одиночества… Америкосы, конечно, профессионалы и все такое, но в борьбе за благополучие и равенство полов, многое растеряли. Погоди, погоди, странные ощущения у меня сейчас возникли, двойственные… Кто-то мне уже рассказывал эту историю. Дежавю? – поднялся Серега.

– Не мог тебе никто рассказывать, я с тобой только и поделился, и ты – никому, – возразил Олег.

– Ты прав, другие там участники, а судьбы, здесь, у многих переломаны. Вспомнилась сейчас встреча забавная, здесь, на Гавайях. Я футболками в Гонолулу торговал, товар на столе раскладываю, все внимание на складочках, вдруг, в угол зрения вползает та-а-а-кая грудь – даст из фантастиш! И молчит. Глаза поднимаю, ожидаю тетю-бульдозер, а передо мной – метр с кепкой, осиной талией и вот с такими глазищами! Так вот оно что! – рассмеялся он. – Из-за груди сказочной и почудилось мне, что я что-то подобное уже слышал.

– Скорее всего, – согласился БабУшка. – Продолжай.

– Кепка с ног до головы меня оглядела и спрашивает на великом и могучем:

– Вы – русский?

Я челюсть обеими руками поддерживаю, любопытствую:

– Узнали как, если не секрет?

– Глаза сообразительные, – отвечает. – Я из средней Америки, с колхоза, туристка. Ни город, ни штат уточнять не буду, ни к чему это.

Странно, конечно, но мало ли какие у нее мухи в голове? Так и познакомились. Римма ее зовут. Рассказывала, что раньше в столице жила, но не москвичка ни разу, из Одессы, это не скроешь! Муж раньше фермером был, потом кредит в банке взял, нефть качать у себя на участке начал… В Аризоне? Или в Алабаме? Хорошая девчонка – душа чистая, светлая, как у ангела: в глазах боль несусветная и улыбнуться лишний раз опасается, кажется, живет прошлым, – он морщил лоб, пытаясь вспомнить детали. – С мужем она давно развелась – не любила его, а обманывать не хотела, хоть и благодарна ему, что помог в трудный момент. Призналась, что не настоящее это имя, а на самом деле звали ее? Э-э-э… вылетело из головы. Она, думаю, по левым документам сюда переехала, там темная история, видимо. Как же ее??? Рая? Нет. Маргарита? Не то… Да что же такое? Как вышибло! – Серега закусил губы. – Крутится, крутится, сейчас… – Рассказывала, что повзрослела рано, и благодаря своим данным, успехом у мужчин пользовалась необыкновенным. Чрезмерное внимание и сгубило.

В 10-ом классе очаровал ее депутат нежными ухаживаниями, букетами роз, подарками дорогими, обещаниями замуж, все как положено. В Москву ее перевез, друзьям хвастался и сам должен был вот-вот переехать. А на деле, на кокс подсадил и своим бизнес-партнерам для дальнейшего пользования передал. Из рук в руки. Позднее она узнала, что в Одессе у него семья, и разводиться и переезжать он и не собирался – банальная стори. Предавали ее и продавали. Девчонка с чистой душой, но жизнью переломанная.

Но не твой случай – постарше она и ребенок у нее был, точно.

Так она лямку элитной проститутки и тянула, пока с наркотой не завязала и замуж за америкоса не выскочила. Она каждый год на Гавайи приезжает, подружка у неё в Гонолулу врачом работает, а сыну – лет шесть: блондинчик с кучеряшками и голубыми глазами – на ангелочка похож.

В гости нас приглашала, у нее успешный бизнес, с едой что-то связано. Подожди… Римма – милая, добрая, сердце нараспашку и разорвано в клочья, дочке моей куклу огромную подарила. А на самом деле звали ее… Рита? Гмм…, – мычал он, копаясь в памяти. – Мария! Точно!!! А у сына такое странное имя, вроде, и не очень русское, но и не американское… Забавный пацанчик, в попе моторчик… Алекс? Нет… Олек! Олек??? – выпалил он и оборвался на полуслове. – Япона мама, – тихо охнул он. – Повернись, – и по-новому взглянул на друга. – Ё моё, копия…

Олег давно уже стоял как вкопанный, после последних слов из рук у него выпал хворост, и он с видимым трудом произнес:

– Мари… моя… Маришка? – у него затряслись губы, он побелел: лицо воина повидавшего жизнь и смерть по-детски исказилось, он плотно закрыл рот ладонью, боясь вырвавшихся эмоций, и осел мешком на песок.

– Телефон, емэйл, контакты?  – непослушными вдруг губами прошептал он.

Где?

Когда?

Поехали!!!

P.S. Римме Одесситке и БабУшке посвящается.