Вздувшийся и облупленный потолок.
Тающие надежды.
Расплывающаяся реальность.
Холодный свет операционной. Усталые и равнодушные лица. Сухие команды.
Когда отупевший от старости скальпель тыкался в плоть и хирург давил на него, тело противилось как могло: хотел было он вскрыть брюхо, ан, нет – восемь кубиков против!
Упрямый попался врач.
С силой продавил внутрь, и давай не резать – пилить. Два скальпеля полетели на пол, туда же отправился бы и третий, но руки, вскинутые в мольбе и крик, сорванный с губ медсестры: «Это последний, синьор», – остановил потрошителя.
Только с девятой попытки (по три на каждое лезвие) Авиценна раскрыл мой внутренний мир перед студентами Меда и Вселенной.
«Это предел» – полыхало в мыслях, и хохотал я над собою, жалким. Распростертым на старой койке, бессильным и беззащитным…
Что это было в иезуитской? Койка ли, операционный стол?
Не рассмотрел.
Но каталось оно на колесиках, следуя за зазубренным лезвием старого скальпеля, и тело мое ездило на нем.
Думал – воистину пиздец.
И жизнь моя, и открытия, на этом закончились.
Оказалось – нет.
Есть еще глубины!
Когда сквозь плоть мою… руки Спасителя… проникали внутрь меня…
И ухватили крепко… и кишки из меня вытягивали, мое тело сотрясая и жизнь наизнанку выворачивая…
Цеплялся вдруг ослабевшими руками за коварный стол, катающийся по холодному кафелю…
И познал я бесконечность глубин чувств каждой клеточки…
И вселенной живущей в нас.
И нас, живущих в ней.
Вытащили мою вселенную, и часть ее сложили в тазик…
Смыть гной лопнувшего аппендикса и осложнения перитонита.
Нет, не спал.
Когда-нибудь представляли Судный День? Примерно так.
Ах, да. Самую мелкую мелочь упомянуть и забыл.
В то время, а иногда, может, и в нынешнее, условия содержания не позволяли ввести наркоз.
От слова «совсем».
Нет, не в DC, конечно, а вот за ее пределами – запросто!
Много нас за границами Wкада и лишние мы: нет от нас никакой пользы ни стране, ни власти. Одни, говорят, волнения и затраты на сибиряков, дальневосточников и уральцев, и никакой прибыли, кроме таможни. Ах, лес, рыбу, золото, газ, нефть, уголь да цветные металлы еще забыл! Но те украдены еще до нас и распиханы по Wосковским карманам.
Не было наркоза, и анестезиолог носил свое грустное лицо где-то вдали. А если и был тот наркоз, то детишкам и старушкам исключительно.
Не для здоровых мужиков.
Скажите – не гуманно?
А у врача выбор невелик – ты выжить можешь, они – нет.
Так и сказал.
Хоть и за статистику отвечать надобно – ни к чему своими трупами ее безупречные данные безобразить, но и он не Хоттабыч, из бороды скальпель не сделаешь!
Я ему удивленно: «А обезболивающее, и скальпель вместо ножовки?»
А он, человек хороший, хоть и не президент – с выражением. Прояснил проблемы страны, заботы правительства и личные перспективы двумя словами.
Вы знаете их.
Мы туда частенько ходим.
Ну как тут человека не зауважать?
Привет хирургу первой Городской Клинической и спасибо огромное от того, который не кричал.
Может, и вспомнит.
Мне-то, казалось, орал я на всю Первую Речку!!!
Опять вру.
Терпел, стыдился боли и жить хотел очень.
И сейчас хочу.
Но если и хотел орать – смог бы только шепотом. За пределом это. Там и оставим.
Лампы, отсветы. Вспышки. Боль, не бывает такой…