– Что, прости? – не сразу разобрался Кир.
– Ну, там, где работают Наг-анны, Block-Gunы и селфиметры.
Кир несколько секунд изучающе смотрел на своего подопечного, а потом заливисто рассмеялся.
– Вот понимаю, что шутишь, но все равно поясню. Наг-анны и Block-Gunы – это боевое оружие взаимонейтрализующего действия. Наг-анн выкручивает из сингулярности на время существо земного порядка, а Block-Gun, во-первых, блокирует действие Наг-анна, а во-вторых, блокирует Нагову сущность в человеке, и он перестает быть Нагом. Правда, тоже на время. Хотя ходят слухи, что уже разработан демонический молот…
– «Молот ведьм»? – улыбнулся Нестор.
– Ну, «Молот ведьм», «Malleus Maleficarum» – всего лишь трактат Генриха Крамера, написанный в 1456 году, хотя и он бед принес немало. А вот молот Нагов, если он действительно создан, – штука ужасная. Теоретически это устройство создано с целью отделять – а не блокировать, как делает Block-Gun – Нагову сущность от носителя-человека.
Кир сам ежился, когда говорил о таких страшных вещах, а потому часто смачивал свое повествование из пивной кружки.
– Отделять окончательно и бесповоротно, без надежды на возрождение. Человек, лишенный не только Наговой сущности, но и воли, что неразделимо, при этом вполне может быть использован, как бросовый материал в делах иерофантов. Ну, скажем, в качестве какого-нибудь депутата, члена парламента, пэра, видного религиозного деятеля, телеведущего. Да мало ли ролей в этой гигантской машине для конструирования сознания и поведения масс? А вот Нагова сущность…
Кир сделал снова огромный глоток. Пиво на столе закончилось. Нестор приподнялся, чтобы принести еще, но Кир остановил жестом: хватит, мол, пока.
– Даже не хочу сейчас об этом! Это только слухи. Давай про твой прототип селфиметра. Этот прибор измерительный, а не боевой. Безусловно, для выполнения боевых задач весьма полезный. Ну, скажем, как дозиметр, счетчик Гейгера. Или транспондер свой-чужой. Я не буду повторяться, ты знаешь его действие.
– Знаю, – согласился Нестор. – Но не понимаю.
– Вот же настырный ты Наг! – рассмеялся Кир. – Можно я буду использовать такие слова, что не для учительских ушей?
– Можно, – разрешил Нестор.
– Слово «говно» тебе о чем-то говорит?
– Говорит. Экскременты. Дерьмо. Отходы жизнедеятельности, – невозмутимо прокомментировал Нестор.
– А можно сделать конфетку из отходов жизнедеятельности? – допытывался Наставник.
– Можно. Даже пословица такая есть. А еще: «Не тронь говна, вонять не будет».
– Вот только будет эта конфетка несъедобна и дурнопахнуща, – хохотнул Наставник. – Есть у одного из поэтов фарси, из поздних, у Джами – весь пятнадцатый век прожил практически – так вот, есть у него такая кыта… Знаешь, что такое кыта?
Нестор отрицательно покачал головой. От этого пиво сказало «Привет!» его вестибулярному аппарату. Немного качнуло. «Рановато», – подумал Нестор.
39
– А, ну да! Откуда тебе знать, что такое кыта? Ты ж не филолог, – Кир улыбнулся их древней дружеской подначке. – Так вот, кыта – это такая форма в восточной поэзии, в которой мудрый суфий выражал затаенные мысли и жаловался на судьбу. Есть у Джами такая кыта:
Увы, пословица гласит, что можно из дерьма
Слепить лимон иль апельсин, но нюхать невозможно.
– Мудрый суфий пятнадцатого века? – уточнил Нестор. – Про дерьмо?
– Именно! – кивнул Кир. Значит, и нам, мудрым педагогам нашего века, тем более можно. Учитывая деградацию нравственного сектора. Но мой лимит нецензурщины на сегодня выбран, – поморщился Наставник.
– Не я начал, – парировал Нестор. – И, кстати, пока не понял, к чему это.
– А к тому, что чем больше в человеке селфи, тем меньше из него можно слепить конфет или апельсинов, и тем дурнее все это будет пахнуть. Достаточно образно и доступно?
– Вот теперь – никаких вопросов! – Нестор сам обрадовался своему пониманию. Все-таки настоящий профессионал его Наставник. Наверняка высшей конторской категории. Интересно, присваивают ли пурпурным Нагам категории? Есть ли у них аттестация и курсы повышения квалификации? Жаль, Нестор не мог использовать такие ёмкие, толковые и отчетливые метафоры на собственных уроках.
И эта радость наполнила жаждой, а на столе не осталось ни одной полной кружки, и Тамара уже успела разогнать всю очередь и почти скучала у барной стойки, а потому Нестор обернулся всего в несколько минут. Что-то же Кир хотел сказать, но так и не закончил, сбившись на рассказ о селфиметре.
И Кир действительно закончил, но лучше бы он этого не делал, так как вся настроенческая радуга Нестора вновь сузилась до цветов безвременно почившего Дракона Волха – до черного и белого. Правда, между ними затесался некий серенький гаденький полутон.
– Знаешь, – Наставник начал с того же места. – Есть некая странность в том, что известные тебе силы, олицетворенные в пресловутом мистере Германе, оказываются именно в том месте и именно в то время, где и когда им быть не то, что необязательно, а категорически запрещено.
– Хорошо работает разведка? – выдвинул версию Нестор.
– Слишком хорошо, учитывая секретность мероприятия и осознавая, какие последствия повлечет твой провал, – Наставник стал не просто озабочен, но хмур.
– Варианты? – спросил Нестор, поскольку своих вариантов не имел.
– Вариантов всегда много, а вот «выстреливает» только один, – печально сказал Кир. – Шпион.
– Ну, естественно, шпион! – развел руками Нестор. – Эка невидаль. Именно так и работает разведка – посредством шпионов. Раскрыть, расконсервировать, ой! Или расконспирировать? Есть же у Конторы контрразведка?
– Ты понимаешь, что такое шпион в нашем случае?
Нестор, конечно, понимал, но не так, чтобы до самых что ни на есть глубин. Он постарался выразить это не словом, а умным вопрошающим взглядом. Кир ответил взглядом зловещим, даже угрожающим – понять бы, кому.
– В нашем случае, шпион в Конторе – это Наг. Можешь себе представить: Наг, сливающий информацию?
Нестор представить себе не мог. Есть они и есть мы; есть Наги и есть… Ну, кто там у них есть? Городские маги какие-нибудь. Кстати, надо будет поподробнее про них… Надо мыслить. Надо искать варианты. Надо отсекать невозможное. Как там называют это в философии? Бритва Оккама? Или скальпель Оккама? «Entia non sunt multiplicanda praeter necessitatem». И откуда выскочила эта латынь? Видимо, читал недавно, в мае, на уроке для старшеклассников. Но там новая и новейшая история, а Оккам-то – парень из двенадцатого… или из тринадцатого? Наверное Оккам придумал, а кто-то из… Да и не он придумал, еще с Аристотелевых времен формула известна: lex parsimoniae, закон бережливости. Это потом ее назвали novaculum nominalium, лезвие номинализма. Кто? Гамильтон, Лейбниц? Что за чушь лезет в голову? Все-таки по-русски как? «Не следует привлекать новые сущности без крайней на то необходимости». Вот! Не следует! Умные же люди говорят! Не может Наг быть не Наг. Наг же всегда наг. А! Это не о том, это о сущностном содержании Нага. Ну, вот! Вот и ответ: Наг всегда наг!
– Наг всегда наг! – выпалил Нестор главный тезис всего того сумбура, который пронесся в его голове.
– Это тут причем? – опешил Кир.
– Вы же сами говорили, что Наговость, она же нагота, – инклюзивная составляющая сущности любого Нага. Чтобы «видеть душой», – а это именно то свойство, которое отличает Нага от обычного человека, – нам и самим приходится обнажаться, открывать душу. Может, этим нашим свойством кто-то и воспользовался? Проникли, пролезли, пробрались в сознание кого-то из посвященных, в сознание имеющих доступ…
Кир смотрел на Нестора с надеждой. Он ждал: вдруг молодой и перспективный Наг Четвертого дна сумеет докопаться до истины, сумеет развеять-таки черные тучи, которые, как понял Нестор, чуть ли не в буквальном смысле накрыли Контору. Виданное ли это дело? Слыханное? Сама сущность Нага не дает возможности поступать так – оказывать содействие концептуальному противнику, тому, с которым уже не первое тысячелетие идет непримиримая борьба. Наг, поступивший так, тут же перестал бы быть Нагом. Но подопечный подвел: сказал невпопад, выдвинул очередную глупость. Кир поник.
– Ты же «работал совестью», – напомнил он своему подопечному. – Ты же помнишь, какой труд, какой риск проникнуть в сознание даже обычного человека. Чтобы проникнуть в сознание Нага, нужен другой Наг. И, уверяю тебя, такое вторжение никак не останется незамеченным. Какими бы технологиями не обладали наши заблуждающиеся партнеры по Взвеси, вытянуть такую информацию даже из наших открытых душ – задача неподъемная, я бы даже сказал абсурдная.
Кир замолчал. Нестор замолчал. Они тихо пили пиво. И даже в зале стало как-то совсем глухо. Вроде, и люди были, и разговоры разговаривали. Но уровень «белого шума» снизился в разы. Потом Кир глянул на часы. Вернее, не на часы – их он не носил – а на дисплей мобильного телефона. В самом же заведении, в пивной «Варяк», часы отсутствовали по вполне понятной причине: не знаешь времени – не торопишься к жене.
– У нас осталось одно незавершенное дело. Архиважное, – Наставник расправил плечи и снова стал добродушным корпулентным обаятельнейшим человеком. – Нам еще винный багаж из «Дома Диониса» забирать.
Нестор кивнул и пошел к стойке – на расчет, а Кир стал крупным пальцем тыкать в кнопочки (сенсорных он не признавал) телефона – вызывать такси.
40
Мир Саттва напарницу не предоставил. Нестору пришлось обходиться своими силами. В десять утра он стоял у входа в университет, где ранее бы встретил множество курящих студентов, разглагольствующих о смысле жизни. Но нынче в моде был здоровый образ жизни: каждый со своим железом в тренажерном зале, со своей экстремальной дурью в голове, со своим велосипедом. Вот и для велосипедов тут были стойки, в большом количестве, новые и блестящие. И если стояли кучки студентов то тут, то там, то либо с айфонами – каждый в своем, либо с энергетиками – тоже каждый со своим, а не так, как раньше – бутылка пива или вина по кругу, «и хлеба горбушку – и ту пополам».
Современные высшие учебные заведения в последнее время стали блистать лоском. Высшее образование стало платным, а финансирование от государства не прекратилось. Кто-то на этом что-то зарабатывал, поэтому было выгодно давать много, чтобы возвращалось больше. Еще были спонсоры, вполне понятные: студенты – это будущее, а будущее нужно идеологизировать или, как сказал бы Наставник, индоктринировать. Да и сами индоктринируемые были рады платить за эту самую индоктринацию. И чем больше в вузе было приглашенных из-за милого рубежа хирургов со своими идеологическими скальпелями, тем больше готовы были платить подопытные за собственные вивисекции. Гранты, программы обмена, мастер-классы… Каждая секта лезла в головы студентам со своим помелом. А великий ректорат в каждом институте-университете-академии на то был и поставлен, чтобы, выполняя предписания Отцов глобализации, одних пущать, а других не пущать.