– Безусловно. Со всем уважением. С радостью. Польщены, – вся эта кавалькада плеоназма сыпалась из Кира, как семечки из подсолнуха. При этом Наставник уже приподнялся, уже выходил из-за стола. Получалось у него это весьма неуклюже, а потому комично.
«Комичный Наставник – это что-то новое», – подумал Нестор.
Тамара кивнула ему небрежно, с высоты своего величия, и опустилась за стол на его место с таким аристократическим изяществом, которого Нестор никогда бы не ожидал от обычной барменши, пусть и винного технолога с высшим образованием в прошлом. Кир, не оглядываясь, уже семенил к стойке, хотя слово «семенил» тяжело было применить по отношению к его корпулентной конституции. Скорее катился колобком.
Тамара была в обыденных своих одеждах, которые даже описывать – воду лить, но нынче они выглядели одеяниями. Поверх одеяний был накинут белый рабочий халат. Присела Тамара на скамью на место Кира, то есть напротив Нестора. Нестор взглянул в ее глаза и тут же все понял: перед ним за столом в пивной предстала Справедливость.
Нестор увидел перед собой стройную пальму – подсознание выкинуло такую шутку: соотнесло имя с его значением. Таковы были слова матери-Справедливости: «Знаковое имя, как и все имена в твоей жизни». Это была та самая Тамара, которую так любил Шота Руставели; та самая Тамара, о которой писал Лермонтов:
И слышался голос Тамары:
Он весь был желанье и страсть,
В нем были всесильные чары,
Была непонятная власть.
– Привет, Нестор, – улыбнулась Тамара. – Давно не виделись с тобой.
– Давно, – кивнул Нестор. – Уже часа два.
– Иногда два часа могут стать вечностью, – Тамара протянула руку и коснулась руки Нестора, как вчера Соня на скамейке в сквере. Было неловко: женщины были настолько разные, что возникало явление, которое психологи называют «когнитивный диссонанс». И все-таки что-то роднило этих разных женщин, и не только искры Справедливости в глазах.
– Я слушаю, – Нестор ждал дальнейших инструкций.
– Это я слушаю, – улыбнулась Тамара. – Ни мудрым словом, ни глубоким сновидением, ни чутким поступком нельзя передать собственную, исключительную мысль. Можно только пробудить ее отголосок в том, кто слушает. Что ты уже слышал? Что ты уже знаешь?
Нестор понял, что он на экзамене, что нужно отвечать прослушанный урок, доказать, что учитель работал не впустую. Доказать и себе, ученику Нестору, и учителю, Справедливости-Саттва. Но назвался Нагом – полезай в щель. Как жутко звучит! Но искать щель – субстанциональная, инклюзивная обязанность Нага, – так когда-то говорил Наставник. Нестор закрыл глаза и начал говорить тихо, так, чтобы не для других столов в этом гулком пивном зале, а только для собеседницы напротив. Говорил сумбурно, часто сбиваясь и повторяясь, но так было нужно – в первую очередь, ему самому, чтобы выстроить в порядок собственную систему координат.
36
К этой части текста необходима авторская ремарка. Не в правилах автора вторгаться в дела Драконов, Нагов и других обитателей миров Трилоки. Делает автор это вынужденно и при этом искренне надеется, что больше ему этого делать не придется. Причина в том, что сейчас протагонист данного повествования постарается изложить некие вещи, которые автор бы назвал «просодией мироздания», не забыв при этом уважительно склонить голову. Но какую же просодию можно передать при помощи средств, к тому не приспособленных? Иначе говоря, нельзя выразить словом такое знание. Потому автор искренне предлагает тем, кому интересна судьба героев, а не какие-то там «просодии мироздания» просто пропустить эту часть текста. Всем будет проще: и автору, коему разрешат отступить в сторону и отдохнуть; и протагонисту, коему сейчас предстоит мучиться и практически заикаться, пытаясь объять необъятное; а самое главное – тепло любимому читателю, ради которого и записана эта повесть. Предупреждение сделано, а потому автор почтительно отстраняется и оставляет дорогого его сердцу молодого и перспективного Нага Четвертого дна наедине с обитательницей Саттва – Справедливостью…
Что пока дано понять. Наша Взвесь представляет собою перевернутый мир. То, что Стругацкие называли «массаракш». Мир наизнанку. Или мир кверху ногами.
Безусловно, быть перевернутым чему-либо можно только по отношению к чему-либо неперевернутому. К другому миру. С таким же успехом можно сказать, что тот, другой мир также перевернут по отношению к нашему.
Следовательно, должна существовать какая-то истинная система координат, которая определяет эту самую «перевернутость». Но Наставник говорил, и с этим нельзя не согласиться, что любая система – ложна. Ложна потому, что для ее опорных, «истинных» точек нужно притянуть к этой истинности все другие точки системы, среди которых наверняка найдутся и ложные или частично истинные. А это не возможно в принципе. В научной практике такую ситуацию стыдливо называют «исключение подтверждает правило». И мы это ложное, по сути, положение воспринимаем в качестве аксиомы.
Итак, любая система ложна, поэтому определить перевернутость нашего мира не представляется возможным по данному критерию. Остается сопоставительный критерий «созидание/разрушение». Наставник говорил о сукцессии, о климаксном, оптимально-равновесном состоянии системы. Процесс, уводящий от такого состояния, назовем разрушением. Процесс, приближающий к такому состоянию, назовем созиданием.
Наш мир перевернут, поскольку направлен на разрушение. Разрушение чего? В первую очередь, самого себя. Структура, желающая разрушить сама себя, немыслима. Но наш мир именно таков. Почему? Потому что нашей структурой управляют изнутри.
Для того, чтобы видеть цель и управлять структурой, нужно находиться вне этой структуры. Для того, чтобы осознать таковость, нужно находиться в инаковости. Для этого нужно обладать достойным уровнем компетенции, панорамностью видения, системностью мышления и глубиной понимания. Такая сила существует. Для Вселенной – это Драконы. Они и есть Вселенная. Они взрастили Мировое Дерево. На Дереве выросли яблоки. Взвеси.
Для каждой Взвеси, коих несчетное количество на Мировом Дереве, Драконы даровали управляющих. Задающих курс. Их можно называть, как угодно. Совет директоров, например. Или корпус капитанов. Генеральный штаб. Или сонм богов. Пусть будет сонм богов.
Наши боги были веселы и беспечны. А теперь наши боги мертвы. Их убили те, кто был к ним ближе других людей. Убили из зависти, в слепой уверенности, что смогут лучше. Для себя, не для Взвеси. Убили посредники между людьми и богами. Есть капитаны и матросы, а между ними – боцманы. Жрецы. Иерофанты. Просто боги не знали, что «на корабле возможен бунт». Боги были наивны.
Убив богов, иерофанты обрели их силу, но не их знания. Боцманы стали капитанами. Однако, теперь это не имело значения. Для боцманов. Они крикнули: «Вперед!», хотя откуда им знать, где зад, а где перед? Но корабль поплыл. Поплыл «туда» с точки зрения новоявленных капитанов, но «не туда» с точки зрения здравого смысла мироздания. Не по ветру, а против ветра. Капитан Врунгель называл такое направление движения «вморддувинг». Или как-то так.
Такой порядок длится уже не одно тысячелетие. Время не имеет значения. Да и само стояние мира, стоящего на голове, тоже не имеет значения. Никто не замечает этого. Наше зрение привыкло, адаптировалось. Мы видим наш мир прочно стоящим на ногах. Но он перевернут. И это разрушает гармонию Вселенной.
Нам нет дела. Наша личная гармония в тонусе. Мы проживем еще тысячи миллионов лет. Свинье хватит желудей на всю ее жизнь, а погибнет ли дуб – личное дело самого дуба. Да и дуб не погибнет. Сказка о ставнях, дверях и сволоке, которому все равно. Скорее всего, свалится лишь один плод. Наша Взвесь, которая осядет илом.
Да и то, произойдет это так не скоро, что… Время не имеет значения. Задача миров Трилоки – вернуть должный порядок вещей. Не дать Взвеси осесть илом. Поставить мир на ноги.
Наверное, это будет даже опасным для человечества. Мир, стоящий на ногах, покажется искаженным для человека, которого конструировали веками. Кто конструкторы? Не боги. Те, кто мнят себя богами. Они созидают свое счастье, разрушая весь мир. Каким-то образом помочь в этом может некий доцент кафедры исторической грамматики и компаративистики Глеб Сигурдович Индрин. Почему такое странное имя? Неизвестно, но каждое имя имеет значение.
Еще каким-то образом со спасением Взвеси соотносится предание о смешении языков. Наверное, оно, предание, имеет ко спасению отношение самое прямое, потому что именно этот миф Справедливость попросила-заставила прочитать при первой встрече.
Раджас поставил перед своим оперативным агентом, Нагом Четвертого дна, только одну задачу: всячески содействовать исполнению любых замыслов, которые будут озвучены ему агентом Саттва. Взаимодействие будет проходить посредством общения Нестора и различных знакомых ему женщин.
Агент Саттва выходил на связь трижды: через проститутку Соню, через мать Софью Николаевну и через работницу заведения «Варяк» Тамару. Полученные задания: уяснить, что для выполнения миссии весьма важно понять значение слова и языка в структуре Взвеси; найти доцента Глеба Сигурдовича Индрина.
Задача ставить мир с головы на ноги возложена именно на вышеупомянутого доцента. На агента Раджаса Нестора такая задача не возложена – не тот уровень компетенции. Хотя в процессе поисков на указанного агента уже выходил с непонятной целью агент противоборствующей стороны некий мистер Герман, который и ранее пытался оказывать на Нестора прессинг путем высказывания неоднозначных предложений. А также была предпринята мощная, неожиданная, но безуспешная атака противника, нейтрализованная силами быстрого реагирования Конторы под руководством лично Наставника Кира.
Имеющиеся вопросы: что делать с Индриным после его обнаружения и как доцент кафедры исторической грамматики и компаративистики может перевернуть мир с головы на ноги. Жду дальнейших инструкций.
Рапорт сдан.
Нестор открыл глаза. Тамара улыбалась. И вместе с Тамарой улыбалась Справедливость…
Здесь автор спешит сообщить, что возвращается к тепло любимому читателю, по которому успел несказанно соскучиться.
37
– Как же тяжело тебе было говорить, – сказала Тамара, но без укора, а, наоборот, поощряя и подбадривая старательного, но засмущавшегося ученика. Нестор понял, что экзамен сдан.
– Ну, я же не филолог, – попытался оправдаться он.
– Но тоже интеллигентный человек, – с улыбкой закончила фразу Тамара. – Как ты там сказал? «Жду дальнейших инструкций»?
– Жду, – признался Нестор.
– Даю, – важно сказала Тамара и засмеялась. – Что делать с Индриным? Контактировать. Сдружиться. Взять под опеку. Сюда привести, наконец, и выпить пива. Войти в доверие.
– Мне придется с ним «поработать совестью»? – догадался Нестор.
– «Мой сын!» – сказала бы Софья Николаевна, – весело согласилась Тамара. – Я же могу сказать только: «Мой клиент!». Индрин даже не догадывается пока, какова его роль в судьбе собственного мира. Он просто пишет диссертацию, которая – и это не громкие слова – сумеет спасти вашу Взвесь.
– И Взвесь не осядет илом? – с надеждой спросил Нестор.
– И Взвесь не осядет илом, – согласилась Тамара-Справедливость. – Главное, успеть. Успеть, пока Индрин не сумел осознать свою суть.
– Свою суть? – переспросил Нестор.
– Как ты знаешь, Драконы не вмешиваются в дела Взвеси, – сказала Тамара.
– Потому что даже наблюдение за социальной системой делает тебя частью системы и лишает возможности управлять системой, – вспомнил Нестор Первый закон квантовой социологии. – Индрин – Дракон?