– Это тема твоего концепта. А теперь рема…
– Прошу прощения, – Нестор решил сразу бороться с непонятными терминами. – Требую пролить свет: тема, рема.
– Хорошо, – согласилась Лариса. – В любом высказывании есть несколько компонентов. В первую очередь, это тема – исходная составляющая, опора дальнейшей передачи информации, тот блок, от которого можно оттолкнуться. Пока все понятно?
– Абсолютно, – кивнул Нестор.
– Далее необходимы некие элементы перехода. Они связывают тему, фундамент, с дальнейшей надстройкой – ремой. В предложении в роли таких элементов перехода, как правило, выступают связующие глаголы. Таким глаголом будешь ты, Нестор. Ты свяжешь то, что уже есть в голове Индрина, в его понятийном аппарате, в его мировоззренческом концепте, с тем, чего в нем пока нет и не может быть.
– Потому что он филолог, – догадался Нестор.
– Именно потому, что он филолог, – одобрила догадку Лариса-Справедливость. – Он имеет прекрасные способности к обобщению, но материал, который ты должен включить в машину его анализа, лежит за пределами привычной для него филологии, за линией разграничения между тем, что он считает лишним, и тем, что он принимает как необходимое для анализа. Он еще не Дракон, Нестор. Он не видит всю систему целиком. И в этом спасение Взвеси – он еще вправе, он еще на том уровне, когда ощущает необходимость воздействий и преобразований.
Нестор взглянул на мангал. Угли почти погасли, мясо нужно было снимать, чтобы не пересушить. Он сгреб «кочергой» угли, сгоревшие почти в золу, но еще дававшие тепло, в одну сторону мангала, а шампуры с кусочками мяса и кольцами лука сложил горкой с другой стороны – так мясо не остынет и не пересушится. «А вот для скумбрии придется подкинуть уголь из бумажного пакета, – подумал Нестор. – Этого жара явно не хватит». Потом глянул на Ларису и сказал:
– Я внимательно слушаю.
49
Тему Нестор уяснил уже ранее. Тема – это готовый фундамент, уже плотно сидящий в понятийном, категориальном аппарате. Рема поднимается по кирпичику, опираясь на этот самый фундамент. Части соединяются при помощи элементов перехода. Элементом перехода был он сам. Осталось разобраться с ремой. Как оказалось, рема – это ядро высказывания, суть, то, что развивает тему в новом аспекте. Собственно, ради ремы и выстраивается высказывание. И рема была такова.
Вся суть в целостности. Если разорвать мир на язык, миф, взаимоотношения, природу, математику, на науку и религию, на химию и алхимию, на вымысел и реальность, на Космос и Землю, то целостность мира будет разрушена. Анализировать – хорошо; препарировать при анализе, безвозвратно отделяя части от целого, – плохо. Даже не плохо. Плохо – это категория субъективная. Тут лучше говорить – необратимо. А необратимые шаги – верный путь к пропасти.
Физик разложит по пунктам основы механики и покажет, как можно сдвинуть Землю, если иметь точку опоры и рычаг нужной длины, если выбрать нужное плечо приложения нагрузки и правильное плечо приложения силы. Физик мыслит категориями механики. Метафизик объяснит, как изменить мир одним желанием, обычным «Sic volo!». Он расскажет, как использовать силу, невидимо разлитую в пространстве и подвластную человеческому желанию. Он мыслит категориями магии. Они не понимают друг друга.
Мир разорван на естественное и человеческое. В «Хуайнаньцзы», древнекитайском философском трактате, так сказано об этом, хотя речь шла о другом: «То, что у буйвола раздвоенные копыта и на голове рога, а кони покрыты гладкой шерстью и имеют цельные копыта, – это небесное. Опутать рот коню удилами, продырявить нос буйволу – это человеческое».
Люди живут среди естественного, трансформируя его в человеческое. Человек могуч, внутри него сокрыта великая сила. И речь не только о Драконах или Нагах. В каждом человеке. Вот только момент приложения силы и та самая точка опоры – не личный выбор. Уже давно не личный выбор. Выбор мог быть личным до тех пор, пока человек настраивал собственный голос в унисон хору мироздания. Но хормейстеры сменились. И теперь точки приложения силы выбраны кем-то для всего человечества. И выбраны неверно.
Поддерживать гармонию Вселенной, идти в ногу с космическим ритмом – сложно. Это тонкое искусство, здесь нужен высокий уровень компетентности, панорамность мышления, системность действий и глубина постижения. Этими качествами некогда обладали посредники между Драконами и иллюзорным миром Бытия – боги. Но боги мертвы. Интересы же тех, кто занял их место, лежат совсем в иной области. Человек перестал быть волевым элементом творения. Он стал безвольным инструментом разрушения.
Последний удар был нанесен тогда, когда самым понятным для человека, материальным, самым осязаемым объектом приложения силы стали деньги. Процессы, которые современная социология называет социальными: развитие культуры, искусства, отношения полов, конкурсы красоты, кинофестивали, всевозможные биеннале, спортивные состязания всех уровней и даже наука и религия, – больше социальными не являются. Это процессы экономические. Экономика, буквально, – это хозяйственное управление определенной территорией. Кормчие хозяйствуют, а территория управления – вся Земля.
Когда современные средства массовой информации говорят о глобализации, о межгосударственных связях, о товарообороте, о культурном обмене и даже о том, что наш балет выступал на сцене их оперного театра, – все это разговоры об экономике. Раньше человек путешествовал, чтобы увидеть мир, ел, чтобы насытиться, пил, чтобы напиться. Теперь маршрут путешествий прокладывают туроператоры, что и где есть говорит Мишлен, что пить рекомендуют сомелье и кависты. И ничего нет в этом плохого или хорошего. Так есть. Но так не должно.
Все человечество стремятся объединить под одним флагом – не важно, какого он цвета, но в его ткани – и в основе, и в утке – одни и те же нити. Нити универсального эквивалента. А вот универсальный эквивалент – это не просто человеческое, подминающее под себя естественное. Это антоним естественному. Это антиестественное, подминающее – теперь уже под себя – все человеческое.
Человечество противиться, человечество упорствует. Человечество еще помнит свою истинную природу. Человечество не хочет бросать свои вязанки родного хвороста и милых, своими руками сложенных в поленницы дров в один общий костер. Костер, который сжирает все, что может, а тепла дает – лишь малой части, лишь кормчим.
Это упорство нужно было сломить. И тогда был предпринят ход простой и гениальный, полностью изменивший противостояние энергий на глобальном гобане – доске для игры во всеземное го. Добрые уютные этнические очаги были противопоставлены по самым естественным параметрам, которые ранее объединяли их: по национальному и языковому признакам. Речь даже не идет о признаке религиозном: религия – более позднее, искусственное образование, в основе которого лежат национальность и язык.
Человечество рассеяно по миру – и это здорово, но человечество разрозненно и видит границы там, где нужно искать родственные связи. Вавилонская башня – это та же гора Меру, тот же Белый Ясень, Иггдрасиль, камень Алатырь, Эц ахаим и Эц адаат, Ось Мироздания. Смешение языков – не одномоментный акт гнева богов или бога. Не было единого языка и не могло быть: язык формируется на определенном ландшафте, а Земля никогда не была однородной пустыней или некими райскими кущами, сотворенными по картинке из рекламного туристического журнала.
Путь человечества – это путь к единению, но не через комкание в единую экономическую систему, не через через стискивание под неумолимым прессом универсального эквивалента, служащего интересам тех, кто занял место древних богов. Путь человечества – к единению через поиск языкового родства.
Дети разных ландшафтов и разных культур могут и должны быть слиты в единую культуру, человечество. И путь нужно искать именно в языке. В языках. В единых корнях, в похожестях и общностях, которые сегодня представляют как разности и причины для непримиримых конфликтов.
Мы учим иностранные языки, лишь мнимо приближаясь к их знанию. Мы учим не языки, а койне – сленг торговцев. И выучив иностранный на уровне койне, мы не становимся свободнее. Наоборот, теперь наш разум подвержен атаке еще и с этой стороны. Чем больше койне ты знаешь, тем меньше у тебя свободы, тем более ты ограничен господствующей доктриной, сделавшей тебя частью некоей глобальной антиестественной системы. Ты можешь торговать, вести переговоры и осуществлять деловое общение, не понимая, что это торговля лишь одним товаром – тобой. Вошедший в Круг раздвигает его пределы, но не выходит из них. И тебе кажется, что ты делаешь только свое, нужное тебе. Но одновременно это полезно Кругу. Круг достаточно велик для такого пересечения интересов.
Глеб Сигурдович Индрин пока еще внутри системы. В нем еще не проснулся Дракон. Когда это произойдет, его крылья вынесут Индрина за границы Взвеси, его разуму станут подвластны предикаты, для нас непостижимые. А пока он – обычный человек. Он хочет, может и должен повлиять на систему. Его задача – перевернуть мир, стоящий на голове, и поставить его на ноги. Его работа станет фундаментом, отправной точкой, стартовой платформой. Опираясь на научные изыскания доцента Индрина, многие ученые в будущем напишут свои работы, которые также станут опорой для дальнейших поисков. Одновременно, уже в ближайшие десятилетия, Юджин Гуляйкофф – сегодня Женя Гуляйков пока лишь перешел в десятый класс – предложит миру законы квантовой социологии, на основе которых выведет поворотную технологию – брендденг. Процессы очистки массового разума и изменения вектора мировосприятия будут развиваться параллельно. Через несколько столетий монолит господствующей доктрины будет раздроблен и мир получит шанс вернуться на путь естественного развития.
– Произойдет индоктринация? – уточнил Нестор.
– Произойдет индоктринация человечества, – подтвердила Лариса-Справедливость.
– И Взвесь не осядет илом? – спросил Нестор.
– И Взвесь обретет шанс не осесть илом, – уточнила Лариса-Справедливость.
Нестор глянул на мангал – зола остыла, но мясо было еще теплым. Его нужно было нести к столу – либо сейчас, либо снова разжигать мангал. Нестор глянул на Ларису. Она по-прежнему смотрела поверх забора на бордовые облака в закатном небе. Глаза ее были чисты и красивы, но знакомые искры уже погасли. Лариса вновь была женой Кира, элегантной женщиной, приехавшей вместе с мужем отдохнуть на природу. Нестор взглянул на крыльцо. Кир стоял (давно ли?) у входных дверей и завороженно смотрел на свою жену. Да уж, такие преображения вызывают устойчивый когнитивный диссонанс. Даже у Нагов-Наставников.
– Откройте дверь, – крикнул Нестор. – Я шашлык несу.
Кир очнулся и с готовностью отворил дверь.
– Пойду Нине помогу сделать перемену, – улыбнулась Лариса и заспешила в дом, пока Нестор снимал подстывшие шампуры на разнос.
50
На столе образовались мадера и херес. Вырос торт, не ручной работы, а купленный в супермаркете. Кир говорил много, был словоохотлив, наверное, пытаясь выкристаллизовать из памяти неожиданное превращение Ларисы в Справедливость. Превращения, собственно не было, а была актуализация определенного качества, которое и так присутствует в каждой женщине. И когда Наставник инструктировал своего подопечного, то предсказывались разные вероятия, но виденное и слышанное вживую – это реальность, а не просто допустимая потенция. От выпитого вина и пережитого Кир раскраснелся и обращался к присутствующим с некоторой – вполне, правда, допустимой – долей фамильярности: Нине он говорил «Ниночка», а к своему «юному падавану» обращался на «ты».
– Здесь, Нестор, жизнь, – говорил Кир, понимая, что в их маленькой компании все вопросы уже перешли на светлую сторону – в разряд ведения или, во всяком случае, подразумевания. – Жизнь, со всеми ее нелепицами, пакостями и лживыми словами. А истины, Нестор, абсолютны и вечны; они не имеют с жизнью ничего общего. Ддефферсон говорил, что истина восторжествует, даже если ее просто предоставить саму себе. Вот только порой даже величайшая истина может стать бедствием.
– Опять об истинах, – улыбнулась Лариса, которая лучше всех присутствующих знала своего мужа, чаще слышала его. – О каких истинах или о какой истине ты сейчас? Кто для тебя истина в последней инстанции? Кто-то из ныне живущих авторитетов? Кто-то из прошлого? Бог? Светлые сущности из этого верхнего мира?
– Саттва, – подсказал Нестор.
– Из Саттва, – Лариса поблагодарила кивком за подсказку. – Или так высокочтимые тобою Драконы? Кто?
Кир нежно глянул на жену и сказал:
– «Не беспокойся об умерших святых, не беспокойся о священных писаниях. Старайся найти живого мастера».
– Кто? – коротко спросила Лариса.
– Ошо, его женщины любят читать, – Кир сделал свой любимый жест – хлопнул себя ладонями по широким бедрам. Кир готовился к новой волне процесса, который филологи назвали бы «иллокутив», так сказать, разговор с намерением.
– Истинные боги людей старше любой религии, – горячо постулировал Кир. – Заметьте, что люди и народы на нашей планете меняются – люди умирают, народы ассимилируются или как там называется этот процесс? Фузия? Консолидация? Интеграция? И наоборот – прибавьте ко всем этим процессам «де». А вот истины остаются. Остаются некие общие идеи. И, прошу заметить, как сказал кто-то умный: «Есть вещи, которые не стареют, но догмы, созданные разумными существами, к ним не относятся». Так что истины – это нестареющие идеи.
– И созданы они не разумными существами? – «наивно» спросила Нина. Нестор улыбнулся про себя: жена подтрунивает Наставника.
Кир взглянул на Нину отрешенно – был на своей волне, в своей теме, но потом сориентировался.
– В романе Ефремова «Час быка» Вир Норин, один из героев, прилетевших на духовно запущенную планету Торманс, которая, кстати, по многим параметрам напоминает нашу Взвесь, решил проверить свои способности при помощи специальной публичной машины, установленной в почтовом центре. Способности Вира Норина на несколько порядков превышали способности любого жителя планеты Торманс. Но машина выдала неожиданный результат, – и, видимо, этот отрывок романа произвел на Кира большое впечатление, поскольку он процитировал по памяти:
– «Умственные способности низкие, психическое развитие ниже среднестоличного, туп и глуп, но мышечная реакция превосходная. Советую искать работу водителя местного транспорта».
Кир обвел собравшихся восторженным взглядом, наблюдая за произведенным эффектом. И тут же пояснил: