Петр Алексеевич и Алексей Петрович. Исторический роман. Книга вторая

– Так точно, государь, – отрапортовал князь, поняв, что приятельского разговору не будет.

– Ты зачем не подал бумаги сразу? – последовал грозный вопрос.

– Уж полночь была, ваше величество, – с полной уважительностью, не замечаемой за ним ранее, ответил Голицын. – Как я мог лезть в опочивальню, где вы с женой?

– Где бумаги?– Петруша требовательно протянул руку.

– Вот они все,– князь услужливо подал листы.

Царь один за другим пересчитал листы.

– Девять было?

– Так точно, государь. Девять.

Петр заново пересмотрел все листы поочередно. Все они были написаны одной рукой – рукой Шакловитого.

– А сие что? Замарано.

– Сам Федька замарал, но можно прочесть.

– Ладно, – с видимым облегчением сказал царь. – Тут ко мне приходила целая кумпания. Жаловалась на тебя, что хочешь выгородить братца. Так сие?

– Нет, ваше высочество, совсем не так,– уже уверенно сказал Борис Алексеевич.– Всем знано, какие у меня отношения с братом. Он зачем-то думает, что ежели его отец украл у моего отца наследство, то можно задирать нос и считать себя покровителем всех Голицыных. А я не хотел и не хочу ходить у него в подмастерьях, сам всего добивался, никому не смотрел в руку. И теперь ежели он виноват, то пусть отвечает сам, я за него не в ответе.

– Ладно, – спокойнее сказал Петруша, видимо, согласный с доводами князя. – Читал, что пишет сей шельма?

– Поздно было, утомился. Пробежал глазами – ничего особенного.

– В том-то и дело, что ничего особенного, – ответил царь, внимательно читая листы. – Надобно опять пытать.

– Хлипкий больно. Вчера отливали, чтоб писал,– осторожно заметил Голицын.– Может не выдержать, околеет.

– Ну и бес с ним,– крикнул Петр. – Все равно ему одна дорога.

– Не совсем так, ваше величество, – решился возразить Голицын.– Одно дело, коли его казнят по царскому указу с перечислением всех его вин, а другое – коли он здохнет под пыткой. Нам пока еще должно на стрельцов оглядываться.

Петр походил, подумал, почесал макушку, потом сказал:

– Хорошо, вместе решим.

Петруша в последнее время приосанился, ходил важным, ему уже хотелось самому принимать решения, но он часто попадал впросак, и потому за него пока решали другие, хотя уже и отдавали внешние почести царю.

Через время собрались царь, царица-матушка, патриарх, Лев Нарышкин, Голицын.

– Что будем делать с Федькой Шакловитым? – спросил царь, когда все расселись.

– Известное дело,– отозвался Лев Кириллович,– казнить как главаря бунтовщиков, и его поплечников тоже.

–Вины на нем особой нет,– сказал Голицын.– каты работают усердно, а доказательств заговору нет.

– Быть того не может!– вскричал Нарышкин и покосился на князя. Петр заметил его взгляд.

– На, читай. – царь бросил дяде листы Шакловитого.

Лев Кириллович пересчитал листы, как перед тем сделал сам царь, посмотрел, есть ли замаранные места, стал читать.

– Как же так?– сурово спросила царица.– заговора нет, а все Преображенское здесь? А угрозы убить царя и меня? А подметные письма? А собрание войска в Кремле?

– Одни разговоры, – бросил Голицын.

– Ты, князь, повремени, – жестко осадила его Наталья Кирилловна.– Не тебе угрожали расправой. Не Голицын ли Васька хотел подкупить сотню стрельцов, чтобы они ушли из монастыря, а за ними и другие?

– Может, подбивал, а может, и нет,– зло ответил Борис Алексеевич.– Опять одни слухи.

– Раз такое дело, – вмешался Лев Кириллович, отвлекаясь от чтения, – я бы Бориса Алексеевича уволил бы от допросов.

– Тогда я предлагаю назначить Льва Кирилловича начальником обороны,– вскипел князь,– а меня отпустите в мою вотчину. Только учтите: стрельцы колеблются, на какую сторону стать окончательно. Еще не все решено, и ежели начать рубить с плеча, то еще неизвестно, чем все может кончиться.

– Не горячись, Борис Алексеевич,– примирительно сказал патриарх.– Мы же советуемся, как сделать лучше.

– Я давно замечаю, ваше величество, – не унимался Голицын, – что Лев Кириллович ходит за мной по пятам, аки караульный – с языка едва ни слетело обидное слово, но Борис удержал себя.– Что ты выискиваешь, боярин? – князь резко повернулся к Нарышкину. –Где тебя нашли в 82-ом? В дровяном складе. Что ты говорил, когда приехал сюда: помогите, спасите. А теперь ходишь за мной и улики собираешь? Бери войско и командуй. Есть еще время отличиться. Токмо я посмотрю, как то воспримут стрельцы. Да, Голицын Василий Васильевич – мой двоюродный брат, но такой брат, на которого я держу обиду и досаду с малолетства. И все то знают. Потому я и в этом лагере, а не в другом. Но Голицын, уж ежели на то пошло – не враг России. Он заключил вечный мир с Польшей и возвратил России Киев с Черниговом. Он поставил гетманом на Украине Мазепу – нашего верного союзника и помощника. Василий дважды холил на Крым, как бы кто ни посмеивался над тем, и я в том числе; отбил у татар охоту грабить наши земли.

Голицын намекал, что распря между братьями имеет не политический, а семейный характер и не дает оснований для какого–то взаимодействия и примирения. Вообще, такой тон и смысл речи князя в другое время стоили бы ему очень дорого, но сейчас в Москве стояло два десятка стрелецких полков, да и те, что пришли в монастырь, в любое время могли переметнуться. Так что было не до взаимных упреков и обвинений. Залегла напряженная тишина.

–Надобно, чтоб заговор был,– твердо сказала Наталья Кирилловна.– А ежели не заговор, то злой умысел или хотя бы неповиновение и надобно примерно наказать смутьянов. Мало ли худых дел натворили стрельцы. Надобно только все правильно написать да оформить. Вот и поручим Борису Алексеевичу ту работу.

– А может, отправим Федьку в Сибирь, – да и дело с концом,– предложил Петр, у которого возможное недовольство стрельцов вызывало дрожь. Потому и дерзкую речь князя он принял спокойно.

– Никак нельзя, – возразил Нарышкин.

– Тогда дядя, примешь воеводство над войском? – насмешливо спросил Петруша.

Лев Нарышкин был из вторых, на манер Ивана Языкова – «Дворцовых обхождений проницателя». Перспектива стать начальником войска бросила его в пот и жар.

– Я ничего не имею супротив Бориса Алексеевича,– залепетал он.– Бояре лишь волнуются, им кажется, что князь не по чести вышел на первое место.

– Тогда спроси их, кто из них достоин по чести возглавить поход на Москву, и я отдам им сию честь,– с прежней насмешкой спросил Петр.

– Государь наш, батюшка, – веско стал говорить сидевший до того молча патриарх с ввалившимися щеками на пергаментном лице,–коли положение поправится, то надобно предать смерти Федьку со товарищи, который, как и присный нам Хованский, потакал раскольникам, что колеблют основы христианской веры, будоражат паству, грозятся неисчислимыми карами, выдуманными, дабы запугать честной народ. Сие есть основа всех бунтов и потрясений последнего времени. Васька Голицын и Федька пригрели возле себя попа-растригу Сильвестрку Медведева, который продолжает черное дело протопопа Аввакума, осужденного нашей святой церковью на сожжение за грехи его великие. Не давай, государь, крепнуть раскольникам, иначе будем слабеть мы – оберегатели твоего трону.

– Что ж ты, отче, – сказал Голицын с иронией, – не заступаешься за грешных, как велел Христос, а настаиваешь на казнях? Аль свою жизнь прожил, а другие не жалко?

– Я не жил для себя, я прожил жизнь схимника,– гневно ответствовал Иоаким, стукнув посохом.– Я не желал для себя никаких льгот и даров. Токмо о церкви нашей мои моления последние, да о государстве русском, да о благе народном, что заключается в незыблеиости веры, в спокойствии и в труде в поте лица своего. Вот о чем я пекусь «Смертию смерть поправ» – вот что говорят отцы церкви нашей православной. Предать смерти нескольких, дабы спасти тысячи – вот о чем я говорю.

– Ладно, отче, – примирительно сказал Петр, – поймаем Сильвестрку, подумаем. Правильно ты говоришь – казнить нескольких, дабы спасти тысячи. Хорошо говорено, надобно запомнить.

– Государь, бояре требуют учинить над Федькой вторую пытку,– не унимался Нарышкин, прочитав от буквы до буквы все листки Шакловитого.– Пусть выдаст всех своих злоумышленников.