Онагр

– Помилуйте, мне гораздо приятнее, что вы… только не обеспокоил ли я вас?.. Сейчас на Английской набережной видел Дмитрия Васильича…

– Право?

– А как ветрено сегодня, вы не можете себе представить, – такой резкий ветер с моря.

– Неужели?

– Вот у вас очень тепло: бесподобное изобретение камин. Не будете ли вы в середу у Калпинской?.. Там иногда бывает приятно.

– В середу… что у нас сегодня?

– Суббота.

– Да, я непременно у нее буду…

«Как бы придраться, чтоб поговорить о любви?» – подумал Онагр, перевертывая шляпу.

– Ваш будуар, – начал он, осматривая потолок и стены, – убран с большим вкусом; это маленький храм… Из него выйти не хочется…

Онагр пристально посмотрел на свою богиню.

– И этот полусвет, – продолжал он, – так располагает к мечтаниям, к лю…

– Господин Иконин, – сказал слуга.

«Черт возьми! – подумал Онагр, – я только было расходился, чудесные фразы пришли в голову, а тут кого-то нелегкое принесло, как нарочно».

– Проси, – сказала Катерина Ивановна слуге, накидывая на себя шаль и поправляя волосы.

– Кто это такой Иконин?

– Один отличный старичок, добродетельной жизни, немножко странный, впрочем, он имеет важное место на службе.

В комнате показался человек небольшого роста, пожилой, с коротко подстриженными волосами, с большими карими глазами и с огромным ртом, в вицмундире с пуфами на рукавах. Он молча подошел к ручке Катерины Ивановны, потом голова его покачнулась на неподвижном туловище, как у автомата; потом рот его раздвинулся до ушей, а веки захлопали – то была улыбка.

– Как я рада вас видеть, Филипп Иваныч! – сказала ему хозяйка.

– Покорно благодарю-с.

– Милости прошу садиться.

Катерина Ивановна придвинула для него стул к дивану.

При взгляде на Онагра голова добродетельного старичка с огромным ртом снова покачнулась. Он сел.

Полминуты безмолвия.

– Как вы в своем здоровье-с?

– Слава богу!

– А супруг ваш-с?

– И он слава богу; его нет дома.

– На службе-с?

– Кажется.

– Много, я полагаю, занятий-с у Дмитрия Васильича?

– Очень много.

За сим последовала минута молчания, после которой добродетельный старичок с огромным ртом вынул из кармана две тоненькие брошюрки нравственного содержания.

– Вот-с я вам принес-с. Прекрасные речи-с, весьма красноречиво написанные. Не угодно ли-с, я вам прочту.

– Сделайте милость, Филипп Иваныч: вы знаете, что я люблю все нравственное.

Он развернул одну брошюрку и начал читать.

Чтение продолжалось три четверти часа. Онагр повертывался на стуле и, кусая губы, смотрел на свою желтую перчатку.

– Что вы никогда не приедете к нам на вечер, Филипп Иваныч? – сказала Катерина Ивановна после чтения.

– Покорно благодарю-с; я на вечера не езжу-с…

– Правда, вам наши светские собрания кажутся тягостными и ничтожными…

Катерина Ивановна вздохнула.

– Счастлив, кто может вести такую добродетельную жизнь, как вы!

Филипп Иваныч покачнул голову.

Вслед за этим он завел речь о производстве одного начальника отделения в вице – директоры, одного коллежского советника в статские советники, о любви к ближнему и о безнравственности современной литературы. Потом он приподнялся, совершил свой обычный обряд приложения к ручке и ушел. Катерина Ивановна провожала его до дверей залы.

– Вот человек! – сказала она Онагру, возвратясь в будуар, – таких людей мало; что за ум, что за ученость! и притом это истинно добродетельный человек.

– Да это сейчас видно, – отвечал Онагр.

«Терпеть не могу эдаких, – подумал он, – только мешают волочиться; очень приятно слушать их проповеди!»

Вошел слуга.

– Барин вас просит к себе, сударыня; он сейчас приехал.

Катерина Ивановна сказала Онагру: