Сегодня и завтра

У одного изъ оконъ верхняго этажа стояли князь и докторъ. Они сл?дили за движенiями Ольги…

– Ч?мъ вы поясните эту чудную привязанность къ дереву? Не правда ли, что это очень странно, докторъ? Вотъ уже три м?сяца, какъ мы зд?сь – и любовь моей б?дной Ольги къ этому дереву, кажется, становится съ каждымъ днемъ сильн?е. Странно!

– Медицина не объясняетъ такихъ феноменовъ, ваше сiятельство… Въ челов?ческой душ? есть много неразгаданнаго. Вы читали Шекспира? О, это великiй писатель! точно великiй писатель, ваше сiятельство. Вы читали его и должны помнить слова Гамлета: There are more things in heaven and earth, Horacio Than and dreamt of in your philosophy. У насъ безпрестанно должно быть на язык? это мудрое изреченiе, и оно точно безпрестанно повторяется нами. Кто-то прекрасно сказалъ, что эти слова должны прив?тствовать философiю. Я вамъ наскажу много прим?ровъ…

И докторъ говорилъ много и долго, но князь ничего не слыхалъ: онъ смотр?лъ въ окно, онъ смотр?лъ на дубъ, онъ думалъ о своей милой Ольг?.

– Докторъ! теперь мы пойдемъ къ ней, – онъ взялъ доктора за руку:– она давно прошла къ себ? на половину… Мы посидимъ съ ней н?сколько минутъ, не правда ли?

Князь не могъ быть безъ нея: онъ чувствовалъ, что въ жизни дочери была заключена и его жизнь, что его существованiе безразд?льно связано съ ея существованiемъ. Несчастный отецъ! онъ страдалъ, не видя ея; онъ страдалъ, глядя на нее.

Такъ тянулся день за днемъ.

Однажды княжна проснулась какъ-то весел?е обыкновеннаго: ея глаза вдругъ приняли то пл?нительное выраженiе, которое одушевляло ихъ н?когда. Она встала съ постели, накинула на грудь шаль, завернулась въ нее и подошла къ своему уборному столику, посмотр?лась въ зеркало, откинула шаль, сняла съ головы маленькiй чепчикъ – и темная коса ея роскошно, волнисто разсыпалась по б?лой батистовой кофточк?. Это была коса – загляд?нье: длинная, до кол?нъ, мягкая какъ шелкъ, глянцовитая какъ атласъ.

Княжна, посмотр?въ въ зеркало, покачала головкой – и ея волосы съ об?ихъ сторонъ скатились на личико, и она на минуту вся исчезла въ волнахъ; потомъ отвела ихъ рукою, снова посмотр?ла въ зеркало и снова спряталась въ волосахъ, точно дитя, которое закрываетъ ручонками свое личико, улыбается и мило лепечетъ тю-тю.

Потомъ она позвонила. Вошла горничная.

– Маша, ты причешешь меня сегодня точно такъ же, какъ я была причесена въ тотъ день, какъ его убили.

Говоря это, княжна см?ялась. И черезъ полчаса она уже молча сид?ла въ креслахъ причесанная и од?тая.

Когда отецъ пришелъ нав?стить ее, она грацiозно привстала съ креселъ, взяла его за руку, кр?пко пожала ее и съ участiемъ спросила:

– Каково ваше здоровье, батюшка? вы сегодня что-то невеселы.

– Напротивъ, другъ мой. А каково твое здоровье, Ольга?

– У меня на-дняхъ бол?ла голова; теперь н?тъ… Мн? кажется, вы скучаете о немъ, добрый батюшка, о моемъ миломъ друг?. Что д?лать. Надобно покориться вол? Божiей. Можно ли возставать противъ нея? Это гр?шно, очень гр?шно… Посмотрите на меня: теперь я совершенiю покорна высшей вол?.

И она взяла руку отца и поц?ловала ее…

Въ глазахъ его блеснула радость – это былъ св?тъ надежды, яркiй св?гъ, одинъ, который озарялъ ему темную тропу жизни; то вспыхивая, то потухая ежеминутно.

– Что же, мы по?демъ въ чужiе края, батюшка? И, какъ вы предполагаете, скоро?

– Да, мой другъ, нед?ли черезъ дв? мы должны отсюда вы?хать.

– Черезъ дв?!..– Она задумалась.

Князь вышелъ изъ ея комнаты и послалъ за докторомъ. Онъ хот?лъ, б?дный отецъ, сообщить ему свою радость, что Ольга такъ хорошо сегодня его встр?тила, такъ хорошо говорила съ нимъ…

А докторъ въ это время разъ?зжалъ въ кабрiолет? но аллеямъ парка. Докторъ чрезвычайно какъ любилъ ?здить въ кабрiолет?.

– Черезъ дв? нед?ли! – снова повторила княжна, оставшись наедин?…

И взглянула въ окно: передъ ней красовался дубъ.

– Н?гь, я не разстанусь съ тобою. Я такъ люблю тебя, красавецъ мой, красавецъ мой! – повторяла княжна. – К?мъ же буду я любоваться безъ тебя? Я помню… да… зала… огни… Какъ ты хорошъ былъ на посл?днемъ бал?!.. къ теб? лучше идетъ этотъ красный мундиръ… Въ какомъ мундир? положили его въ гробъ?.. Н?тъ, я не разстанусь съ тобой, деревцо мое! Какъ хороши, какъ красивы твои в?тви: точно перья султана!.. Какъ ты гордъ, мой дубъ.. О, какъ ты чувствуешь свое величiе!.. и онъ былъ гордъ…. Теперь н?тъ его!..– И княжна вскрикнула и безъ чувствъ упала на коверъ. Испуганная горничная вб?жала въ комнату, схватилась за шнурокъ звонка, бросилась къ склянк? съ одеколономъ, сама не знала, что д?лала… Княжна лежала бл?дна какъ трупъ.

Къ счастiю въ эту минуту докторъ у подъ?зда дома выходилх изъ кабрiолета; къ счастiю горничная выб?жала въ коридоръ и закричала: «Докторъ! докторъ!» Докторъ явился. Ольгу привели въ чувство. Она была очень слаба; ее положили на постель. И отецъ, за минуту передъ этимъ озаренный слабымъ лучомъ надежды, мраченъ стоялъ теперь у постели больной… Докторъ держалъ ее за пульсъ.

Отецъ смотр?лъ въ глаза доктора; онъ, кажется, хот?лъ прочесть свою участь въ глазахъ его. Съ этого дня здоровье Ольги стало зам?тно разстраиваться: правда, она еще сид?ла подъ своимъ любимымъ деревомъ, она еще улыбалась иногда отцу; но на этомъ лиц?, безпечномъ и до сихъ поръ полномъ жизни, начинало проявляться страданiе. Вотъ теперь она точно походила на больную: бол?знь стерла румянецъ съ ея личика, бол?знь мало-по-малу проводила по немъ свои р?зкiя черты, бол?знь потушила блескъ очей ея.

Прошло еще н?сколько дней – и какъ эти дни изм?нили б?дную княжну! Та ли это княжна-нев?ста, которая, назадъ тому н?сколько м?сяцевъ, счастливая и восторженная, блистала въ петербургскихъ гостиныхъ, о которой кричали во вс?хъ обществахъ Петербурга? Такъ это-то земное счастiе, котораго мы вс? ищемъ? Княжна, княжна! Кто не думалъ, смотря на нее прежде, что ея радость беззакатна, что ей суждено в?чно покоиться на розахъ, или, по крайней м?р?, что розы. долго, долго не сойдутъ съ ея личика?

Княжна лежала въ постели. Отъ постели не отходили докторъ и отецъ ея. Разъ какъ-то докторъ сказалъ шопотомъ князю:

– Нашъ отъ?здъ въ чужiе края, кажется, должно будетъ отложить…

Князь весь перем?нился въ лиц?.

– Почему же, докторъ?

– Она не вынесетъ долгаго пути…

– Гм!..

Князь опустился въ кресла: лицо его въ эту минуту было страшно напряжено, зубы сжаты, онъ былъ весь мука; но на глазахъ его не показалось ни слезннки.

* * *

Грозно-величественна была Волга; ея волны почерн?ли отъ гн?ва и, вздымалсь, п?нились, махровились, будто причудливые завитки серебра на старинныхъ кубкахъ. Грозно было небо: в?теръ разорвалъ въ лоскутки густыя тучи и, т?шась, гонялъ ихъ по лазури небесной – и он? то дружно сталкивались, то враждебно б?жали другъ отъ друга. В?теръ ломилъ стол?тнiе дубы, и великаны изнывали въ страшной борьб? съ невидимой силой. Давно не помнятъ такой грозы старики приволжскiе.

Княжна лежала безъ чувствъ, бл?дная, съ закрытыми глазами. Отецъ ея не слыхалъ грозы, не видалъ бури. Голова его обезсиленная опустилась на грудь, с?дые волосы торчали въ безпорядк?. Онъ не спалъ всю ночь; для него уже не было времени: утро, полдень, вечеръ, ночь – для него все слилось въ одно безпред?льное, темное пространство.

Докторъ съ наморщеннымъ лбомъ стоялъ, облокотясь на спинку кровати. Вдругъ княжна открыла глаза. Отецъ вздрогнулъ. Докторъ придвинулся къ изголовью постели. Княжна привстала, огляд?ла кругомъ себя, поднесла руку ко лбу, потомъ поманила отца. Онъ наклоннлся къ ней. Она обняла его.

– Мн? легче теперь, – шептала она ему:– о, гораздо легче! Я увижу его тамъ, далеко отсюда… Онъ со мной!.. Прощайте, прощайте, батюшка! Б?дный батюшка, приходите ко мн? скор?й, скор?й… Мн? стало легче посл? причастья. Мн? такъ св?тло… О, поц?луйте меня, батюшка; не плачьте, благословите меня, благословите…

Уста ея шевелились, но уже безъ словъ… Въ эту минуту въ комнат? совершенно стемн?ло. Черная туча тяжко нависла надъ вершинами деревьевъ… Дико загуд?лъ в?теръ, и съ минуту длился гулъ и стонъ, и внезапно оглушительный трескъ раздался у самыхъ оконъ, страшный трескъ. Трепещущiй докторъ взглянулъ въ окно… Красавецъ дубъ, любимецъ княжны, лежалъ на земл?, сломанный бурею. «Докторъ!» послышался задыхающiйся голось князя. Тотъ подб?жалъ къ нему. Отецъ-страдалецъ стоялъ наклонившись къ постели, руки его оперлись на постель… Онъ былъ въ объятiяхъ трупа.

Докторъ взглянулъ на это, отеръ холодный потъ, который капалъ съ него, и невольно перекрестился.

* * *

Черезъ три дня посл? этого солнце ярко сверкало, ярко гор?ли кресты храма Божiя. Кладбище, окрестъ его, обнесенное каменной оградой, было наполнено крестьянами и крестьянками князя, которые держали въ рукахъ зажженныя св?чи. Они молились и плакали. Священники стояли въ черныхъ ризахъ надъ открытой могилой; въ воздух? звучно и печально раздавалось торжеетвенное: «Со святыми упокой» – и эти унылые звуки сливались съ переливнымъ, гармоническимъ, веселымъ п?нiемъ птички.

Розовый гробъ съ золочеными кистями опускали въ могилу.

Изъ груди князя вырвалось стенанiе…

Гробъ опустили.

Князь наклонился, взялъ горсть земли и бросилъ ее въ могилу; съ этою горстью земли онъ, казалось, бросалъ въ могилу дочери жизнь свою; потомъ онъ оборотился къ доктору и сказалъ ему:

– Вы меня положите зд?сь, возл? нея. Это моя посл?дняя воля.