Оценить:
 Рейтинг: 5

Пороховой закат

Год написания книги
2019
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 12 >>
На страницу:
3 из 12
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Он звонко засмеялся и тут же прорычал ему в ухо:

– В ту ночь ты пытался покончить с орденом. Ты думал, что перебил всех… Но некоторым удалось спастись. Весь этот ваш клан хотел помешать тому, что предначертано самой историей. А теперь ты умрёшь, зная, что не видать твоей семье престола.

Он, вынув из кармана нож, немного привстал, чтобы ощутить под ногами твёрдую опору, после чего наклонился над человеком в плаще и добавил:

– И ещё! Меня и впрямь зовут Виктор, но не Потапов. Моя фамилия – Порохов. Думаю, тебе это о многом говорит.

– Я до тебя ещё доберусь, – сквозь дробящиеся друг о друга зубы прошипел тот.

– Теперь ты доберёшься только до своей могилы, – прошептал в ответ Виктор и резко рванул к нему с ножом.

Хриплый вскрик прорвался сквозь рвущуюся от натуги глотку, и все трое накинулись на трясущуюся в агонии жертву, разрывая её плоть ударами холодных лезвий, мелькающих во взвитой от боли тьме. Затем тишина. И молодые убийцы отступили от скрючившегося тела, которое тут же упало со скамьи на четвереньки и, захлёбываясь от потерявшей свои ориентиры крови, в ужасе застыло, наблюдая за багровыми потоками, исходящими из-под разорванного плаща, которые орошали расплывающийся от их жара снег. Его руки, служившие ослабевшей под натиском смерти опорой, подкосились, и он тут же свалился в кипящую лужу, мгновенно начавшую согревать его потерявшее признаки жизни лицо.

– И ты, кучер, – выдавил из себя покойный, увидев где-то в недоступной ему более высоте суровый взгляд своего верного подданного.

– Орден не пытал нас в ту ночь, – решил объясниться на прощание Виктор, присев рядом с ним и взявшись за его руку, которая всё ещё пыталась бороться и отчаянно тянулась к шее своего убийцы. – Мы и есть Орден Седьмого Дня.

Под громыхающий скрежет пустоты он сосредоточился, заставив каждую клетку кожи пробудиться, чтобы лучше прочувствовать этот момент, и совершил последний удар, избавивший не желавшего мириться с исходом этой злополучной ночи мученика от страданий. Но в то мгновение он не смог почувствовать ничего, кроме растерянности. Виктор жил мыслью об этом отмщении, однако не был готов ко встрече с ним за пределами своих мыслей. От этого он ощутил, что не смог обрести того долгожданного умиротворения, прихода которого столь горячо, но терпеливо ждал.

И не успело лезвие покинуть настигнутое им тело, как тьма тут же отступила. Больше этой ночи было нечего скрывать. Она хотела раструбить на весь мир о том, что произошло, пока он пребывал в сонной пелене сладкого неведения. Тишина, наполнявшая город в эти минуты, сменилась несущей страшную весть бурей, принявшейся свистеть меж раскалённых стен. Стоя на коленях среди этой суматохи, Порохов вытер нож о ещё не тронутый страстями кусок снега и медленно вернулся к своим друзьям, бездвижно следившим за телом поверженного врага. Взглянув на их лица, прежде чем занять своё место между ними, Виктор заметил, что не он один оказался потерян в попытке осмыслить то, что произошло, принять столь просто ушедший в прошлое целый пласт их жизней. И пока ночь извивалась в диком танце, эти трое стояли над разодранным в клочья богачом, кровь которого разливалась по белоснежной поверхности аллеи, создавая причудливые узоры, подобные тем, что мороз рисует на окнах домов.

Безумный ветер едва обжигал остывающее лицо того, кто всегда был уверен в своём господстве. Он лежал молча. Он всё понимал. И в эту самую минуту он сожалел лишь об одном, что было скрыто от других ровно так же, как он сам был закрыт от всего мира, за которым наблюдал сквозь стекло аквариума, где по ту сторону от него происходила занимательная, но ограниченная прозрачной стеной суета. Но всё стихло. И свет погас.

Трое мужчин всё так же неподвижно стояли над ним, склонив головы, и молчанием своим выражали уважение к уже покойному, но успевшему начать революцию в сердцах людей богачу, который только что выплатил своим убийцам самый большой долг в жизни. Они смотрели в его опустевшие глаза, перебирая в своих сердцах нотки волнения и радости, вызванные долгожданной расплатой, мысль о которой сопровождала их на протяжении почти всего пути, что им пришлось преодолеть в поисках самих себя, но всё так же оставались в слепой растерянности, которая молча насмехалась над ними. Упустив из-за нахлынувшего ступора осознание ситуации, в которой находились, они позабыли о любой осторожности и слышали только биение своих сердец, бушующих в окружении пустоты. Вокруг не было ни звука. И это была последняя тишина…

– Изверги! – раздался резкий крик, вернувший в сознание тех, чья одежда была забрызгана уже успевшей остыть от безжалостного мороза кровью.

Все трое обернулись и, увидев огромную бегущую тушу старого дворника, только что заметившего произошедшее, ринулись бежать, оставив позади целую эпоху своей ещё даже не успевшей начаться в полной мере жизни, но уже умудрившейся лишить их всего человеческого, что было запрещено хранить в себе тем, кто стал частью чего-то большего, чем простая людская суета.

Отбросив в снег тяжёлую лопату, старый дворник разорвал воздух своим надрывающимся дыханием и, подбежав к лежащему на ледяном одре богачу, упал перед ним на колени, обхватив руками это уже переставшее источать даже самую незаметную струю пара тело.

– Батюшка, ты, это, не дури! – прокричал он. – Ты давай очнись!

Глава 2. «План Номер Семнадцать»

Едва ощутимый морозец встречал рассвет недовольным треском побелевших деревьев, пробуждавшихся от ночного разгула зловещей метели. Сквозь свежий воздух протянулись слабые лучи отдохнувшего солнца, отражаясь от застывших окон, заставляя щуриться ранних посетителей пробуждающегося вокзала, которые при каждом вдохе, казалось, на секунду задерживали приятный зимний запах в легких, пытаясь насладиться каждой его порцией. Борясь с ускользающим из-под одежды теплом, люди переминались с ноги на ногу в ожидании первого поезда, который должен был ознаменовать начало нового дня. Их сонные взоры были обращены в ту сторону, откуда обычно доносился долгожданный гудок, поэтому никто не заметил, как двери вокзала распахнулись, выпустив наружу едва заметное облако пара, вслед за чем из здания вышел молодой человек, который, внезапно почувствовав утреннюю свежесть, витавшую вдоль железнодорожных путей, остановился, задрав голову кверху.

Прозвучал глубокий вдох и следующий за ним медленный выдох, сопровождаемый гулом его резко пробудившихся легких. Но вдруг этот сладкий звук затих, когда человек, на чьём заспанном лице, расталкивая сонные мышцы, засияла стянутая улыбка, расслышал вдалеке звонкий голос несущегося поезда, прибытие которого и вынудило его проснуться в столь ранний час.

– А вот и наш путешественник, – радостно констатировал он, протирая глаза.

Точка вдали, из которой начал расти поезд, приближалась к станции, разрывая спящую пелену снега и разбрасывая её ошмётки прямо на наблюдавшие за этой стихией ели, которые робко содрогнулись, когда мощный гудок вновь пролетел над алмазной гладью, что была обречена на скорую погибель под стальными колёсами несущегося монстра.

Пока вокзал только начинал маячить в застывших окнах, пассажиры, жаждущие вновь ощутить под ногами не ускользающую бесследно землю, уже принялись потихоньку покидать свои места, собирая сумки и направляясь к выходу. Среди этой неспешной толпы, прислонившись к окну, стоял достопочтенный господин, спокойно разглядывая приближавшиеся дома столицы. Он ничем не выделялся среди этой утопающей в дорогих мехах вычурной толпы. Его взгляд растворялся в пространстве, расстилающемся за пределами вагона, но внимание было сосредоточено внутри, ведь, по своей давней привычке, он изучал беглые речи пассажиров, вникая в каждое их слово, опасаясь, что оно может стать для него роковым. Так уж его вынуждала действовать сама жизнь: быть всегда на молчаливом посту и не терять бдительность даже в самой обыденной ситуации.

Поезд начал сбавлять ход, скрипя колесами по заледеневшим рельсам, пока вовсе не замер напротив здания вокзала, освещаемого самыми первыми, а значит, самыми живописными лучами.

Когда шум стальных колёс растворился в холодной тишине, нарушаемой лишь тихими голосами, на перроне загадочного пассажира уже выискивал молодой человек, вглядываясь в окна вагонов, и, заметив старого знакомого спускающимся вслед за разнородной толпой, поспешил помочь ему с сумками.

– Рад наконец вас увидеть, Мастер.

– И я не менее рад вернуться в родные края, Виктор, – пробормотал в ответ тот. – Отвык я от этого воздуха, – он сделал глубокий вдох, затянув как можно больше свежести в свою грудь, словно хотел вытеснить из неё затхлое зловоние, накопившееся за долгое время путешествий.

Вдруг он замолчал, мёртво посмотрев на Виктора Порохова, затем приблизился к нему, как можно сильнее сократив расстояние между собой и собеседником, и максимально неразборчиво, словно боясь, что их может кто-то услышать, прошептал:

– Прежде чем приступить к обмену чувствами и расспросам о моём путешествии, я должен знать, как обстоят дела с тем поручением, что я вам прислал в ответ на твоё письмо.

Порохов улыбнулся, огляделся, ещё сильнее приблизился к Мастеру и с явным удовольствием констатировал:

– Уже пару дней как на западном фронте произошли перемены.

Довольный взгляд молодого человека заразил взор ещё не старого, но уже стремящегося к последней черте господина, который, громко рассмеявшись, с чувством облегчения заявил:

– Да закатим же мы пир на костях старого мира!

– Закатим пир, – подхватил Порохов.

– И как же это произошло?

– Нам удалось загнать его в капкан. Точнее… он сам туда пришёл. Столько усилий было вложено, и так легко всё разрешилось. Думаю, у нас ещё будет время это обсудить во всех красках. А как прошла ваша поездка?

Мастер помолчал, медленно выдыхая, после чего покачал головой.

– Я обо всём расскажу позже, когда все будут в сборе. Нам также нужно будет…

Порохов слушал Мастера, попеременно разглядывая то его, то поезд, то выходящих из него пассажиров. Эти существа казались ему недостойными, чтобы одеваться в такие дорогие наряды и жить той жизнью, которая досталась им по счастливой случайности. Он разглядывал лица этой безлюдной толпы, выражавшие необычайное самодовольство, от которого его воротило, хотя, как ему казалось, они сами не могли оценить своего счастья, ведь просто не знали другой жизни, что была скрыта за золотым забором, по ту сторону которого плоть страны разлагалась под гнётом крови солдат, проливающих её сами не зная за что, крови рабочих, расстающихся с ней за пару монет во благо небольшой горстки местной элиты, и крови крестьян, прощающихся с ней из-за неспособности сильных мира сего решить нарастающие, как уровень недовольства в стране, проблемы.

Он со скрытым отвращением переводил взгляд с одного прибывшего в город на другого. С женщины, нервно дёргающей руку упёртого сына, не желавшего идти с ней, на мужчину, достающего полупустую бутылку из сумки, чтобы сделать ещё глоток. С молодого парня, кокетничающего со старой дамой, носящей на шее дорогое колье, на девушку, подмигивающую носильщику, пока её муж расплачивался с ним. Его взгляд блуждал так среди этой толпы, пока вдруг не замер, заметив незнакомую девушку, которая, высунувшись из вагона, аккуратно посмотрела вниз на ступеньки и, крепко держась за стальные поручни, начала осторожно спускаться к перрону.

Порохов знал, что не имел права поддаваться подобным заинтересованностям, которые лишь мутили разум, но что-то внутри вынуждало его не переставать наблюдать за ней, не позволяя ни на мгновение опомниться. Он вообще перестал что-либо замечать и чувствовать, кроме опьяняющего оцепенения. Лишь порабощающее любопытство теперь правило бал.

Девушка уже успела обеими ногами коснуться земли и даже сделать несколько шагов, но Порохову казалось, что она парит над белоснежной поверхностью, приближаясь к нему так близко, что он начинал слепнуть, смотря в её голубые глаза, которые словно светились. И блеск этот был ярче, чем даже утренние лучи, стыдливо спрятавшие своё померкшее сияние. Он был уверен, что именно та девушка и освещала это лишённое иного источника жизни утро. Свежесть, которой только что наслаждался молодой человек, вдруг стала лишним воздушным загрязнением. Эта девушка была источником всего кислорода, который только могла позволить уместить в себе невидимая оболочка планеты.

«Что за глупости?» – внезапно раздалось в голове Порохова.

Он хотел ударить себя по щеке, чтобы очнуться, но услышал сквозь свои раздумья голос Мастера:

– …и я думаю, нам пора бы выдвигаться.

– Да, пойдёмте, экипаж ждёт нас там.

Два не похожих на остальных людей человека, но безупречно исчезающих в толпе, если это было нужно, отдалялись от поезда, который собирался вот-вот вновь отправиться в путь, рассекая девственные утренние завалы снега. Из-за угла уже стала виднеться пассажирская повозка со скучающим на козлах кучером. Но не тем кучером, что вонзил нож в тело того, кому некогда был верным слугой.

– После сибирских степей сложно будет привыкнуть вновь к нашей погоде, – размышлял Мастер. – У нас-то, кажется, можно в одной рубахе по улицам расхаживать.

Порохов огляделся по сторонам, рассмотрев блестящий снег, и заявил:

– В рубахе, не рубахе, а солнце ведь обманчиво. Сейчас самое время, чтобы ему поверить и слечь на неделю в кровать.
<< 1 2 3 4 5 6 7 ... 12 >>
На страницу:
3 из 12

Другие аудиокниги автора Иван Шам