Пороховой закат

Время шло, но развязка этого конфликта так и не думала проявляться, ведь они оба проходили одно испытание за другим, не желая сдаваться, а за ними следовал и Разин, который не мог позволить себе отступить из-за строгого надзора своих предков. Так они втроём добрались до самого последнего испытания, что не могло не удивить тех, кто наблюдал за ходом этого отбора словно за скачками.

Смысл последнего задания был в перерождении. Отец не стал рассказывать Виктору, что будет происходить, чтобы не лишать сына возможности проявить свою истинную натуру в соприкосновении с неизвестным. Однако, когда перед тем отворились уходящие в высокий потолок двери и он вошёл в эти утопающие в противостоящей свету тьме тяжёлые врата, надежда на скорейшее избавление от страданий стала лишь ускользающей иллюзией, в которую так жадно, но так обречённо впивался надломленный разум. Перед ним открылся вид на уходящую во тьму дорожку, окружённую безликими монстрами в белых масках, следящими за каждым его движением. Их глаза светились в свете играющих свечей, что по обе стороны очертили этот враждебный всему живому путь от посягательств на него извне.

– Чтобы возродиться заново, необходимо сначала умереть, – раздался в его голове голос одного из шести мастеров, которые присутствовали на последнем этапе отбора.

В этот день состав совета был неполный, ведь Владимир Петрович Переломов, чья двоюродная младшая сестра была матерью Виктора, был вынужден покинуть своего племянника в его последнем рывке к заветному месту в ордене и уехать в Сибирь для переговоров с какими-то важными людьми, о существовании которых больше никто не знал. Это было типичным для него отбытием, ведь он часто оставлял свой дом, отправляясь куда-то с тайным визитом, потому что это и было его главной обязанностью. Он был профессиональным дипломатом. Но его излюбленным занятием было стремление взять всю власть в свои руки, ведь ему казалось, что его единовластное управление орденом будет куда действенней, чем постоянно спорящий совет, состоящий из людей, имеющих разные взгляды. Однако об этой идее знали только его самые близкие люди, к числу которых принадлежал и старший из Пороховых.

– …очистите свой разум, – продолжал скандировать один из мастеров. – Прошлая жизнь уже не ваша…

Бурлящий гул тихих голосов пролетел над толпой, из уст которой стали доноситься неподвластные человеческому слуху звуки, из-за которых кожа на теле Виктора сжалась в нервной попытке улизнуть от этого демонического пения. Порохов хотел сбежать оттуда, но почувствовал, как мощные толчки в спину выпихивают его из дышащего жизнью мира, заставляя его повиноваться своей судьбе, конец которой был уже совсем близок. Поддавшись этому немому приказу, он сделал нерешительный шаг и вошёл в безжизненный коридор между небытием и абсолютным забвением. Толчок повторил свой настойчивый акт принуждения, и его беспомощная жертва послушно прошла сквозь тьму, пока не оказалась посреди огромного круга, ограниченного неподвижной стеной из мёртвых тел, чьи лики всё так же были скрыты под пустыми масками.

Прямо перед ним раскинулись просторы глубокой ямы, дно которой утопало во всепоглощающей тьме, чьи корни брали своё начало именно в недрах этой усыпальницы. Виктор стоял на краю последнего обрыва. Он уже ощутил свою смерть в этом пульсирующем дуновении тьмы, жаждущем заполучить его ещё не успевшую познать радость жизни плоть.

– …обряд посвящения пусть переродит ваши души…

С младшего Порохова сняли всю одежду, оставив его кожу на растерзание прохлады позднего осеннего вечера.

– …пусть кровь смоет ложный след верований!

Мощный поток тёплой жидкости обрушился на успевшего уже заметно замёрзнуть Виктора, согревая его оледенелую плоть. Он, начиная чувствовать, как сознание принимается расплываться вместе со стекающей по нему кровавой массой, обернулся, увидев остальных кандидатов, стоящих в лужах крови, багровые воды которых стремились в такие же голодные ямы по их трясущимся от холода телам, и нависших над ними людей в белых масках, которые держали брыкающиеся в предсмертной агонии разрезанные туши животных. Младший Порохов с ужасом поднял взгляд над собой и увидел точно такую же картину.

– …вы должны похоронить то, что связывало вас с прошлой жизнью…

Два человека в белых масках поставили перед Виктором гроб с очень толстыми стенами, куда ему властным голосом было приказано лечь.

Ещё момент – и он оказался внутри.

– …покойтесь с миром, – раздались последние слова одного из мастеров, перед тем как крышка гроба закрылась и Виктор почувствовал, что его пристанище плавно плывёт над землёй, пока не достигает дна той самой ямы, что была вырыта специально для него.

Сквозь твёрдую поверхность этого узкого ящика стали просачиваться затухающие звуки ударяющегося об него потока затвердевающей земли, пока вскоре все даже самые громкие выкрики не стихли и Порохов не остался наедине с собой и Библией, которая была вручена ему в руки сразу после того, как он уже ступил одной ногой в могилу.

Тишина настигла его разум, а всепоглощающая пустота стала для него самым верным другом под этим похоронившим ещё не успевшее превратиться в мёртвый камень тело толстым слоем земли, лишившим его даже самой малой надежды на побег.

Темнота была повсюду.

И ею так легко было дышать! Хотя, наверное, это облегчение растянулось всего на пару поверхностных вдохов, ещё не осознавших своего положения. Виктор был бездвижен, словно и правда почувствовал, что его тело лишили жизни, оставив гнить здесь, чтобы проявить хоть крупицу человечности к нему.

Тишина всё сгущалась. Сердце замирало, а дыхание уже и вовсе прекратило свой ход.

Вдруг Порохов почувствовал, что воздуха стало не хватать, а пустота, выедающая последние остатки кислорода в его ссыхающихся лёгких, начала сдавливать его грудь и горло. Он потерял контроль над своим телом, начав дёргаться и ударяться о неприступные стенки своего заточения, затем резко воспрял, прижавшись лицом к отверстию в крышке, через которую, преодолев длинную трубу, в гробницу поступал свежий воздух. Вдох! Выдох! Виктор пытался успокоиться и осознать ту ситуацию, в которой оказался. Вдох! Выдох! Он медленно ощупывал кончиками пальцев внутреннюю поверхность гроба, надеясь обнаружить его нереальность, но всё было тщетно. Нервный вдох! Стенки могилы стали сужаться. Они давили на него! Его тело трещало по швам! Вдох! Вдох! Вдох! Пора было сделать выдох, выпустив переполнивший его внутренности воздух, но дыхание сводило! Вдох! Вдох! Задержать дыхание. Нужно продержаться! Выдох! Долгий. Сладкий. Расслабляющий выдох. Он медленно выпустил напряжение из его разума, но тут же раздался предательский вздох. Затем ещё! И ещё! Лёгкие хватали жадно кислород, не понимая, что нужно успокоиться.

Прошло немало времени, прежде чем покойник смог прийти в себя, но стоило его телу освободиться от вселившегося в него беса, как в голове застыл тревожный вопрос: «Сколько мне здесь ещё предстоит находиться?» – вопрос, не покинувший его до сих пор. Он не знал, сколько пробыл в той могиле. Может, день, может, три дня, а может, и ещё дольше. Он пытался определить время суток по едва заметному свету, льющемуся через длинную вентиляцию, но который мог принадлежать не солнцу, а факелам, ведь орден приложил все усилия, чтобы лишить захороненных заживо хоть какого-то ощущения своего присутствия в этом мире. Они находились вне его досягаемости, а он маячил лишь пустым и далёким пучком света перед ними.

Спустя пару часов после начала заточения голод стал навязываться сознанию Виктора, кости заболели от неподвижности, а мозг пытался найти выход оттуда, но вскоре этот поиск сменился новым приступом паники, и произошло это после того, как он задался вопросом: «Может, это был лишь такой хитрый способ, чтобы избавиться от тех кандидатов, которые не получили место в ордене? Ведь мы уже и так слишком много знаем про них!». Он хотел было начать кричать в воздуховодную трубу, но вдруг понял, что если это так, то его затея бессмысленна.

Эти приступы паники продолжались! И продолжались достаточно долго, чтобы лишить его рассудка, но ощущение бескрайнего отчаяния полностью избавило его беснующееся тело, удушаемое стенками надрывающегося от своего беззвучного, но кровожадного смеха гроба, от каких-либо эмоций, в которых он мог найти своё спасение, поддавшись первобытным инстинктам. Постепенно это захоронённое вместе с ним безумие оказалось растворённым в неподвластном ему молчаливом смирении, что так легко позволяло перестать безнадёжно цепляться за жизнь и просто выпустить её из своего тела, разорвав хрупкие цепи надежды. Мёртвое тело Виктора Порохова лежало на дне зарытого глубоко под землю гроба, а его остекленелые глаза уже давно перестали неподвижно созерцать этот закрытый мир. Всё кончено! Недостаточное количество кислорода выело его лёгкие, отсутствие еды выжгло его желудок, отречение от всего лишило его ещё недавно боровшегося изо всех сил рассудка.

Когда спокойствие стало единственным доступным ему состоянием, это тело уже лишилось жизни, но обрело сводящую с ума чувствительность, вызванную нестерпимым желанием поменять своё положение в горизонтальном пространстве.

Вдруг он ощутил под собой спокойно дожидающуюся своего часа небольшую книгу, врученную ему в его последний день жизни, но никаких движений за этим не последовало. Однако давящая на уши тишина стала проникать в его мозг, порождая там душераздирающие звуки, которые начинали ему мерещиться с нарастающей силой, что вынудило его очнуться и выждать, пока его усопшая душа не примирится с мыслью о нарушенном покое. Взяв в руки эту книгу, он скрючился так, чтобы свет из трубы попадал на неё, и стал внимательно изучать, страница за страницей пропуская её сквозь сознание. Перечитывая строки по несколько раз, чтобы лучше запомнить, он раз за разом замечал необычайную продуманность каждой её мысли. Казалось, что в ней он может найти ответ на любой вопрос.

Постепенно полностью приняв свою судьбу, он решил всё оставшееся до того момента, когда его душа покинет это отвердевшее тело гнить в гордом одиночестве, время провести, не выпуская Библию из рук.

Тьма и тишина уже перестали иметь для Порохова какое-либо значение, когда снаружи вдруг послышался странный шорох, который мертвец сначала принял за очередные галлюцинации, но затем раздался оглушающий удар тяжёлого металлического предмета по крышке гроба, который тут же заиграл нестерпимым грохотом барабана в ушах Порохова, и этот навсегда захоронённый ящик вновь взлетел над землёй, сотрясая остановившуюся в жилах кровь. Это заставило Виктора, внезапно осознавшего, что он прошёл последнее испытание, а не стал жертвой предательского обмана ордена, издать громкий радостный стон, оставшийся единственным доступным его окоченевшей глотке звуком.

Под гробом вновь напряглась твёрдая земля, и без предупреждения впустившая яркий свет ламп крышка отворилась, после чего над ним, лежащим в зловонной могиле, нависли двое людей в чёрных, а не белых масках, из-за которых, придя в себя и привыкнув к яркому дневному свету, Порохов вдруг осознал тревожную истину, что что-то пошло не так.

Виктора, который не мог ни сопротивляться, ни даже просто пошевелиться, осторожным и медленным движением достали из этого похоронного ящика и, усадив рядом на сырую траву, внимательно осмотрели, направив на него свои безликие головы.

– У него нет никаких символов принадлежности к ордену на теле, как и у остальных, – доложил один из этих людей другому, который, судя по всему, руководил ими.

– Должно быть, они хотели что-то получить от этих ребят и пытались сломить их этим варварским способом, – предположил в ответ тот.

Порохов смутно понимал их речь, ведь за время, проведённое в могиле, он разучился осознавать то, что творилось вокруг него, но, переборов своё бессилие, осмотрелся, чтобы понять, что происходит. Он обвёл ослепшим взглядом то место, где некогда стояла безликая толпа призраков, с неподдельным интересом наблюдавших за добровольными похоронами, и с ужасом увидел неповторимую картину, которая навсегда отпечаталась в его памяти: повсюду лежали окровавленные тела в разрубленных на части белых масках, окантованных красной травяной рамкой, а вокруг них бродили вооружённые призраки, выискивающие в этой разорванной на части толпе тех, кто ещё был способен подать признаки жизни, чтобы окончательно избавить израненные тела от них. Неподалёку от Виктора среди этого кровавого полотна сидели двое других кандидатов, измученный, изуродованный и омертвевший вид которых поверг его в шок, хоть он понимал, что и сам выглядит так же.

Столкнувшись лицом к лицу с закатом многовекового братства, эти трое полумёртвых ребят завершали своим видом залитую кровью их сородичей композицию. Пытаясь отличить сон от яви, они испуганными глазами осматривали бездвижные тела, боясь обнаружить среди них своих близких, но лишь находя то, что искали, вдруг понимали, что не способны выдержать результата своих поисков: отец Виктора, который, похоже, все это время провёл рядом с сыном, лежал неподалёку с разделившей его лицо надвое кровавой полосой.

Именно в тот момент Порохов окончательно потерял всё человеческое, что хранилось в нём.

Он попытался приподняться, чтобы подползти к отцу, но его обезжизненное тело не желало подчиняться своему хозяину, отчего он просто упал на землю, лишённый даже возможности плакать. Однако это ему было и не нужно, ведь из темноты, ограждающей это окровавленное пространство от внешнего мира, медленным, но тяжёлым шагом вышел человек в кроваво-чёрном плаще и белых перчатках, даже не морщась от созерцания происходящего здесь. Сначала он, самодовольно похаживая среди тел, молча наблюдал за этим зрелищем, а затем, остановившись напротив Виктора, спокойно и уверенно посмотрев на него, приказал своим людям найти тех, кому удалось вырваться из этого окружения, и расправиться с ними. Произнося свои громкие распоряжения, он даже не подозревал, что во взглядах этих «спасённых» мальчиков, смотревших на него, не было благодарности. В них затаилась лишь крайняя злоба.

Понимая, что этот человек отнял всё, что у них было, они молча разглядывали его лицо, боясь пропустить хотя бы одну морщину, которая помогла бы им, когда придёт время, узнать в случайном прохожем своего врага. Эти надменные линии Виктор помнил до сих пор, в них он и вглядывался с неподдельным интересом в ночь долгожданной расправы.

Следующие несколько недель трое выживших после побоища провели в больнице, постепенно приобретая способность двигаться. Здесь же Виктор Порохов, Александр Старовойтов и Макар Разин, оставив все обиды в прошлом, договорились во что бы то ни стало отомстить за смерть своих близких.

Позже их забрал оттуда Владимир Петрович, взяв на себя обязанности по их выживанию. Последний оставшийся из мастеров, спасённый своей далёкой поездкой, понимая, что теперь все считают их орден уничтоженным, решил тайно возродить его, начав с завершения обряда посвящения, который был прерван людьми в чёрных масках, где троим новым членам братства, вместе получившим возможность вступить в него, он выжег на теле клеймо, которое должен был носить каждый участник этой тайной организации. Это были инициалы ордена, сложенные в треугольник и очерченные кругом. И уже скоро они приступили к выполнению долгосрочного плана, который составили вчетвером; так, Макар Разин, воспользовавшись тем, что тот человек в плаще считал себя его освободителем, навязал ему свою кандидатуру и стал его кучером, после чего принялся постепенно усиливать доверие богача к себе. Поэтому его так теперь и называли – Кучер.

Они стали последними, кто прошёл все испытания, так как теперь Мастер был вынужден принимать всех желающих, лишь выжигая на их телах заветный символ.

В ночь до того, как их месть должна была свершиться, а клан, который взял бразды правления в свои руки, был вынужден, потеряв своего правителя, сдаться, Порохов сидел возле тусклой свечи и, читая страницы книги, которая открылась ему тогда в могиле, понимал, что за свои деяния попадёт в ад, но он был готов принести эту жертву ради блага будущего всей страны. Поэтому теперь, когда через несколько дней после убийства того человека в плаще, уничтожившего их орден, он встретил ту незнакомку на вокзале, поработившую его разум, Порохов не мог принять этот инородный для своего сознания, отделившегося от мира простых людей, но прекрасный для его уже давно уснувшего сердца образ.

Даже мысль о том, чтобы впустить в себя какие-либо чувства, кроме ненависти и долга, допустить шанс на личное счастье и признать в себе человечность, казалась ему теперь, когда он уснул рядом со свечой, предательством.

Глава 4. Зачистка огнём

– Ты словно ночь не спал, – встретил Старовойтов Порохова, который, свесив голову, медленно шёл по коридору, но, наткнувшись на эти внезапно прозвучавшие слова, отшатнулся, испуганно посмотрев на своего друга, будто пытаясь понять, кто стоит перед ним, однако забитый гнетущими размышлениями разум не позволил ему так просто оценить обстановку.

Теперь, когда сознание Виктора познало мир, в котором существует та девушка, встретившаяся ему на вокзале, оно больше не могло мириться с бесцветностью того пространства, что пыталось выдать себя за существующую реальность, но на деле представляло лишь бесформенную копию. С самого утра мучимый окружившей его пустотой, он ощущал внутри себя лишь непреодолимое чувство отчуждённости, словно прозрачная белая пелена, отделившее его от всего, что существовало за пределами его кожи. Виктор пытался бороться с этим неконтролируемым помутнением рассудка, но усилий его души не хватало, чтобы противостоять тому, что побеждало человечество на протяжении всего его недолгого существования, поэтому всю дорогу до «Великой Акации» с каждым шагом всё меньше начинал верить в реальность происходящего, а каждый встреченный им экипаж, каждый прошедший мимо горожанин казался ему лишь влачащейся по суровой поверхности улицы опустелой сущностью.

Уже перед входом в ресторан его сознание окончательно отделилось от тела, что всё так же продолжало выполнять свою механическую работу, от которой не могло отказаться, ведь было обязано присутствовать на собрании, созванном по случаю прибытия Мастера. И чтобы избежать лишнего внимания к себе, Порохов хотел незаметно проскочить сквозь толпу, которая должна была собраться вместе в одном зале, и, укрывшись в её недрах, позволить себе ослабить хватку разума за ускользающие границы реальности. Поэтому теперь он стоял посреди лестницы, ведущей в длинный коридор, расположенный на втором этаже тайной штаб-квартиры ордена, и раздосадованно смотрел на возвышающийся силуэт Старовойтова, чьи смазанные черты лица стали потихоньку проступать сквозь неприступную преграду, перекрывшую его сознание.

Порохов протёр глаза и, вновь уставившись на своего друга, выпалил:

– Я не опоздал?

Тот, разглядывая его ещё не пробудившиеся ото сна глаза, невольно улыбнулся и, расслабив плечи, спустился на пару ступенек, чтобы приблизиться к нему.

– Что с тобой? У тебя какой-то слишком уставший вид!