История села Мотовилово. Тетрадь 5

Этих отцовых слов было достаточно, они послужили причиной громко разреветься стеснительному и слезливому Ваньке.

– Ну-ну, я не стану удерживать, поезжайте с Богом, – успокоительно отступив, проговорила бабушка. Дядя Федя, сев на телегу и воспользовавшись случаем, тоже по своим делам поехал в город.

При выезде из села Василий Ефимович остановил лошадь, занялся перепряжкой. Ему не нравилось, что пока ехали селом, передние колеса телеги раздражительно забегали вправо.

Миновав Ломовку, выехали на «Большую дорогу», обсаженную по обе стороны величественными берёзами. Вправо от дороги показался спиртзавод. Дядя Федя как очевидец стал рассказывать, как в 1918 году во время делёжки спирта вернее после ее, на крыше завода карательный отряд установил пулеметы и не подпускал мужиков из приближенных сел, желающих по примеру мотовиловцев поживиться даровым «добром».

Миновав завод, Ванька решил поразмять свои замлевшие от длительного сидения в телеге ноги. Он, бойко спрыгнув с телеги, пробежался вперед по дороге и, присев меж колей на проторенной тропинке, по которой обычно идет лошади, дожидался подхода Серого. Ему это занятие понравилось, он несколько раз забегал вперед, приседал на корточки и ждал, пока Серый, топая ногами, не приблизится к нему ближе чем на сажень. Ванька озорно вскакивал и взбалмошно убегал снова вперед, поднимая ногами дорожную пыль. От избытка радости и веселья Ванька резвился, как жеребенок-стригунок. Его подмывало общее чувство приподнятого настроения, он с детским любопытством и интересом разглядывал издали и завод, и другие занятные строения, видневшиеся вдали.

Подъезжая к железнодорожному переезду у леса, отец объяснил Ваньке:

– Вот это проходит наша дорога. Она идет из Нижнего Новгорода в Арзамас.

Ванька с наслаждением пощупал разогретые на солнце рельсы, поиграл несколько.

Напрыгавшись по дороге, Ванька устал. Он снова забрался на телегу, присмирел и задремал, прилёг на подстилку. Стук колёс убаюкал его, он заснул. На припоре солнечных лучей Ванька разомлел, он взмок от пота. Кудрявыми волосами на его голове поигрывал ветерок, забавно перебирая волнистые завитушки.

Миновав Соловейку, отец разбудил Ваньку и показал вправо:

– Вон, гляди, Московская железная дорога. Идет она с города Казани на Москву.

– Значит, Москва-то в той стороне? – поинтересовался Ванька.

– Выходит, так! – утвердительно сказал отец.

– Теперь гляди, Ваня, скоро и город покажется. Вон, гляди, глава высокогорской колокольни появилась! – показывая пальцем вправо, проговорил дядя Федя.

Подъезжая к тому месту, где подныривают под железнодорожный путепровод московской железной дороги, увидев какое-то железное сооружение в проходе, в насыпи, окрашенное красным, Ваньке подумалось, что это и есть въезд в город. Но на той стороне оказалось то же: справа поле, слева лес.

– Ну, теперь гляди в оба, пристальней наблюдай, сейчас из-за горки появится сам город!

И вправду, как только стали они подъезжать к железнодорожному переезду (опять «нашей» дороги), Ванькиному взору стали открываться величественные, играющие золотом на солнце, главы церквей города Арзамаса.

Разинув рот от изумления, Ванька, не сводя глаз, с восхищением наблюдал за приближавшимся городом. На горе весь в зелени садов и величественных деревьев, с большим количеством церквей и музыкальным колокольным звоном, Арзамас увлечённо очаровал Ваньку. Хотел было он сосчитать, сколько церквей, да со счету сбился. Проехав крутой «михалев овраг», при спуске в который отец вынужден был спрыгнуть с телеги, он, «тпрукая» на лошадь, тихо свел лошадь с крутизны съезда, а въехав на другой берег оврага, перед Ванькой город представился уже совсем близким, ударившим ему в нос запахом колбасы и калачей.

Они въехали в многолюдную улицу предвечернего, во всей его красоте, Арзамаса. Колеса телеги бойко застучали по камням, выстланным на проезжей части. Несмотря на то, что от тряской дороги у Ваньки неудержимо тряслась голова, он не сводил глаз с высоченных колоколен, громадных домов и всех других невидалей. От впечатлений у него дух перехватило. Он восхищенно смотрел на здание «Реального училища» слева и на высоченную колокольню Троицкой церкви справа, так что у него с головы свалился картуз. Наконец они въехали на постоялый двор подворья, которое снимали мотовиловцы у Курочкина Ивана Сергеевича.

Распрягши лошадь, отец привязал ее к телеге, пододвинув под морду лошади вику. Дядя Федя собрался в Городской сад в кино, пригласил Ваньку. Ваньке хотелось пойти, но из-за боли в животе, приставшего к нему из-за тряской дороги поноса, он не мог. Ванька, болезненно скрючившись, забрался на телегу и, закутавшись одеждой, пригрелся. Отец с дядей Федей отправились в Городской сад, а Ваньке наказали стеречь лошадь с телегой.

На другой день утром взрослые ушли на базар по своим делам, а Ваньку оставили караулить телегу, наказав не отходить от подворья. Вскоре отец принёс Ваньке калачей, колбасы и меду. Наевшись всего этого, Ванька пошёл с отцом, посмотреть, каков центр города и каковы магазины.

Ваньку поразила величественность громады собора и обширность базарной площади, на которой шла бойкая торговля с возов мукой, крупой и мясом – тушами. Посреди возов и под ногами людей безбоязненно шмыгали голуби, подбирая оброненные зернышки, они путались буквально под ногами прохожих. Ванька хотел поймать одного, но стайка голубей, хлопая крыльями, с шумом поднялась у него прямо под носом.

Купив для Ваньки в карман орехов и конфет, отец повел его по магазинам. Ванька ужасался, смотря на огромные стекла витрин, на изобилие разнообразных товаров, выставленных за ними. А внутри магазинов он, разинув рот, долго с интересом любовался на кассовые аппараты. Его восхищало, как во время кручения за ручку кассира в аппарате мелькает красная занавесочка, а потом показывается сумма денег, уплаченная покупателем.

Накупив разного товару, Ванька с отцом подошли к собору. Около него горой навалена куча арбузов. Отец обратился к продавцу:

– Ну-ка, взрежь мне вон тот большой арбуз.

Этот арбуз, купленный за десять копеек, оказался красным, спелым и сладким.

После обеда, под вечер, отец, Ванька и дядя Федя стали собираться домой. Отец свёл попоить к пруду лошадь, запряг ее, и вскоре они тронулись с подворья. По выезде из города Ванька не мог оторвать глаз от удаляющегося города, он не мог досыта наглядеться на него. Город его заворожил до самой глубины души. Ваньке стало грустно и жалко, что город, отдаляясь, пропадает у него из виду и тает, словно в горячей воде лед. Остаются в воображении одни только воспоминания.

По приезде домой Ванька прежде всего известил своих товарищей о городе: какие там дома, сколько церквей и сколько всякого товару и на базаре, и в магазинах. К Савельевым пришла соседка Анна Крестьянинова, как всегда, она с любопытством спросила у Василия:

– Чай, почём на базаре хлеб-то?

– Ржаная мука – рубль пуд, а пшеничная (сорт «вторая голубая») – рубль двадцать. Я мешочек пудовичек привёз.

– А мы с Федором уталакались на базар-то в Костястиново съездить, там бают, хлеб-то еще дешевле.

– А куда вам хлеб-то? Чай, свово намолотили немало? – полюбопытствовала Любовь Михайловна.

– Пока дешёвый-то запасти на всякий случай надо, он, лежа в сусеке-то, есть не запросит, – деловито пояснила Анна.

– Оно так-то так, – согласилась Любовь, –только базар на базар не приходит, бывает на одном базаре все дешёво, а через неделю там же цены непотступно взыграют.

– Ведь на базаре-то два дурака: один дорого просит, другой дёшево дает! – многозначительно провозгласила Анна.

– На базар ехать – с собой цены не брать, базар цену сам скажет! – заключил Василий.

– Василий, возьми бадейку, да сходи-ка в мазанку за мукой, я к завтрому хлебы замешу, – обратилась к мужу Любовь Михайловна. Василий ушёл, а через некоторое время вернулся с мукой и известил:

– Эх, у нас в ларе муки-то чуть на донышке осталось. Плохо, ветру нет, мельницы стоят, смолоть бы надо. Придётся завтра на паровую мельницу на Прорыв ехать.

На другой день Василий Ефимович, запрягши лошадь, на телеге подъехал к амбару, стал грузить мешки с рожью. Нагрузив с полвоза, отправился на Прорывскую паровую мельницу молоть, прихватил с собой Ваньку.

Серый в недоумении неуверенно тянул телегу. Он изредка косил глазами назад, как бы по грузу определяя, куда будет предстоящий путь. Василий вожжами вразумил его, и Серый зашагал быстрее. За Серёжей по дороге мимо черемухового куста они въехали во второй лес. Доехав до развилки дорог, отец, остановив лошадь, спрыгнул с телеги, стал показывать Ваньке высоченную толстенную сосну.

– Вот, гляди, Ваня, на этой сосне с давних пор какой-то благоразумный человек прибил вырезанную из дерева маленькую часовенку, вон она виднеется, видишь ли?

– Вижу, – отозвался Ванька, устремив глаза на красочно разукрашенную часовенку.

Отец снова сел, лошадь мягко затупотала по песчаной дороге. Лесное эхо гулко разносило во все стороны стук колёс и громкое лошадиное всхрапывание.

– Вот этот лес до революции принадлежал лесовладельцу Вязовову. Здесь, в лесу, был большой порядок, везде кругом канавы прорыты. Их в свое время прорыл Осип Батманов, а строгость здесь была непомерна. Бывало, сохрани Бог, чтоб воз дров отсюда увести. Однако никто в селе из-за дров не бедствовал, все были с дровами, – поучительно рассказывал о лесе отец Ваньке. – Вот и кардон «Жданчиха», вот ручеек «Мощеный», а скоро доедем и до «Каменного». А за «Васькиным полем», глядишь, и «Прорыв» почти рядом.

Вскоре из-за поворота дороги в прогалине редких сосен показалась высокая труба лесопильного завода. Из нее валил густой черный дым. Ванька нетерпеливо спрыгнул с телеги и с интересом стал вглядываться в приближавшийся завод, стал вслушиваться в его шипящий с шарканьем звук работающей пилорамы. Отец ушел в контору, распознать о порядке помола, а Ванька с большим любопытством заглянул в цех. Там мельтешили люди, подкатывали на тележках по рельсам бревна к вертикально качающимся пилам, а с другой стороны на таких же тележках откатывали те же бревна, только уже распиленные на доски.

Осмелев, Ванька отважился заглянуть и в машинное отделение, откуда обдало его разогретым воздухом, пахнувшим разогретым маслом. В центре помещения стоял огромный паровик, у которого двигались, как у паровоза, локти, вращая большое колесо-маховик, от которого в цех тянулся приводной ремень, передавая движение на пилораму, и к жернову мельницы, пристроенной к лесопильному цеху.

Отец, сложив мешки в помещение мельницы, сказал Ваньке:

– Ты пока тут побудь, а я съезжу в лес за дровами. У них такой порядок: кто приехал на помол, тот должен привезти воз дров для котельной, – пояснил отец Ваньке и, сев на телегу, уехал. Совсем пообвыкнув, Ванька с интересом стал расхаживаться по всему заводу. Больше всего его завлёк паровик, приводящий в движение все рабочие приспособления завода. Он наблюдал, как механик с маслёнкой в руке смело подошёл к машине и стал лить масло меж движущимися ее частями.

Ванька так увлёкся наблюдением, что не сразу отозвался на окрик отца, когда он вернулся из лесу с дровами. Он сгружал с телеги дрова. Их подхватывали кочегары и целиком бросали в пышущее жаром хайло топки. Размол ржи прошёл быстро. Ванькин отец едва успевал засыпать ее в ковш. Вскоре, но уже под вечер, пять мешков, туго набитых теплой еще мукой, были уложены на телегу, и Ванька с отцом снова ехали по лесу, направляясь домой. Дорогой отец спросил Ваньку:

– Ну как, нагляделся на лесопилку?