Ведун поневоле

– Он намного сильнее любого Кощея, Гамаюн и давно преодолел эту условность. Торопка! Не тешь себя надеждами! Тебе с ним не совладать. Никому не совладать.

Варвара бесшумно встала, даже не звякнув монетами, украшавшими её лёгкую, китайскую мантию, расшитую драконами и так же бесшумно удалилась в темноту.

До конца этой встречи я более не мог мыслить ни о чём, кроме мимолётного разговора с бывшей возлюбленной.

Лично я мог простить Сета за причинённый им урон. В конечном итоге именно он сделал меня таким, каким я был на тот момент. Сильным. Смелым. Уважаемым. Но вот простить то, что этот «всесильный серый кардинал Орды», упиваясь новой властью и играя тысячами тысяч жизней, стирает при помощи верного народа целые города и страны, по своему усмотрению инициируя новые набеги – с этим мириться я не мог!

А так как я, вольно или невольно, вызвал древнее зло из гробницы, то я же и был обязан избавить белый свет от последнего атланта.

Однако, я прекрасно понимал, что время для решаюшей битвы еще не настало, а поэтому приходилось ждать, сохраняя осторожность.

Встреча закончилась глубокой ночью.

Едва мы вернулись в нашу резиденцию, как взволнованная Кана, буквально с порога, не стесняясь послов и дружинников, бросилась мне на шею, зацеловывая щеки.

Её поведение было настолько несвойственным, что я оторопел, невольно заблокировав узкий проход своим телом, чем вызвал недовольный ропот усталой свиты князя.

Стоит сказать, что на протяжении месяца наши взаимоотношения медленно, но неотвратимо теплели, тем не менее, доселе, открытых и столь ярких проявлений чувств еще не было. Ни смотря на то, что я сгорал от желания, спали по сей день, в одной кровати, мы как брат и сестра, а тут такое…

– Родной мой, – шептала мне на ухо зеленоглазая красавица, нисколько не обращая внимания на злобный ропот, – я так волновалась за тебя! От Бату – хана многие не возвращались!

Придя в себя, я тепло улыбнулся, оттаивая после недавнего разговора с Варварой и осторожно приобняв половецкую княжну, поспешил увести её прочь от насмешливых, и теперь беззлобных взглядов моих русских соратников, которые стали понимать весь смысл происходящего в коридоре.

– Полно тебе, дорогая Кана! Всё хорошо! Я здесь – целехонек и невредим. Великий Хан был милостив и переговоры…

Я осекся на полуслове, ибо с постыдством осознал, что голова моя была настолько забита другим на важной, государственной встрече, погруженная в личные переживания, что я попросту даже не знал конечного результата переговоров.

Нужно было это немедленно исправить, и, не смотря на слабые протесты Каны, я завёл её в нашу опочивальню и тут же ринулся на поиски Великого Князя.

Нашёл я его довольно быстро, в том же месте, где встретил впервые, то есть в просторном, обеденном зале, где он о чём-то тихо переговаривался в полголоса с Ярополком.

Два достопочтенных мужа сидели во главе пустого стола, и мельком взглянув на меня в момент появления, коротким жестом княжеской руки пригласили присоединиться к тайной беседе.

– Значит, мне, как я и предполагал, достается Великокняжеский престол в разоренном Киеве, – продолжал делиться своими мыслями с верным соратником Александр Ярославович, – обессиленный, разоренный престол, Ярополк! И это всё, о чём мы смогли договориться за все время пребывания здесь. Безалаберная потеря времени!

– Полно тебе, горевать княже! – перебил расстроенного Александра Ярославовича мудрый Ярополк, – все таки ты сделал знатный задел на грядущие года. Теперь не зазорно и домой воротиться!

– Да какой там домой, дорогой мой наставник! Разве ты гостеприимства восточного не знаешь? Повадков степных? Мы, теперь, для Бату – хана дорогие гости. Или, если смотреть по иному, высокопоставленные, любимые пленники! Знает, что пока я здесь, без крепкой руки Русь воедино не соберётся, вот и будет меня здесь держать, пока в конец не натешиться! А ведь и в сей год, на Родине междоусобная война бушует. Князья вконец оборзели, ибо себе в помощь дружины монгольские зовут, дела шкурные решать!

– То верно, Князь, но не спеши судить. Как бы и нам, по возвращению, не пришлось к монголам за военной помощью обращаться. Без грубой силы Русь воедино не соберется!

– Эхе-хе… – вздохнул Александр Ярославович и переключился на меня, – А ты, Гамаюн, что скажешь? О чём же с Ордынской Шаманкой речи скрытные вёл?

Как и всегда, я не стал лгать перед светлыми очами Великого Князя Киевского и Новгородского, поэтому вкратце, но как можно более подробно рассказал ему свою историю с самого начала. Пусть я и старался спешить, пропуская годы и целые каскады событий, однако весь мой сказ занял никак не меньше часа.

Терпеливо и заинтересованно выслушав мои злоключения и Александр, и Ярополк принялись задавать множество вопросов, особенно касающиеся осады Рязани, партизанской борьбы, битвы в Берендеевых Палатах. Еще более подробно выспрашивали они и про обсерваторию в лесу, а также о моих планах, по поводу создания Ордена Алой Зари.

Я ответил на каждый, более совершенно не таясь и полностью доверяя своим собеседникам, исключив, разве что, историю с Сетом, справедливо опасаясь, что данная новость звучала бы либо очень невероятно, либо полностью уничтожила бы мою репутацию в глазах светлых мужей.

– Вот что, Гамаюн! – хлопнул себя по колену Александр Ярославович, – теперь слушай меня внимательно. Как ты понимаешь, парень, я не из робкого десятка вышел, и жизнь моя много раз держалась на волоске. Дела и пользу государственную я ставлю премного выше собственной головы. Мне, здесь, в Каракоруме, сидеть не в радость, но того требуют обстоятельства. А твои начинания благие из-за меня большой простой имеют. Разумеешь, к чему я клоню?

– Неужто гонишь меня прочь, Великий Князь?

– Именно, Гамаюн. Но не со зла, а ради благого дела, – тяжело вздохнул Александр Ярославович, очевидно вспоминая родные земли, куда он отправлял меня, и куда так безудержно рвалась его душа, – ты, даже при всей своей силе, если что пойдет не так, совладать с атакой не сможешь. Мы в центре стана врага. Только голову сложишь напрасно.

– Ну а как же вы здесь без меня? А как же подсылаемые духи? Ярополк справиться?

Князь хохотнул:

– А ты, давеча, Ярополка ведь учителем звал?

– Звал.

– Так и он с тобой поедет. Пусть пользу старик, новому ордену принесет. А мы как-нибудь сдюжим. Тем более, теперь мы числимся в друзьях у самого хана Бату!

– Но…

– Никаких «но», Гамаюн! Я все решил. В дорогу отправишься рано утром. Ярополк тебе еще вот в чём поможет – в Новгороде он каждый угол знает и людей нужных найти сможет. Ему не откажут. С тобой, так же, грамотка одна поедет, теперь Великокняжеская. Береги её как зеницу ока! В той грамоте я тебя полномочиями наделю, распоряжаться от моего имени по всей Руси, что позволит тебе и в прочих городах, да сёлах народное вече собирать, да людей способных на дело сподвигать.

– Благодарю тебя, Великий Князь! – вскочив на ноги, я, в порыве благодарности, поклонился до земли, коснувшись пальцами глиняного пола.

– Помни, благодарность свою, Гамаюн, ибо ты и твой Орден еще будут нужны Великим Князьям. Со временем, в землю Рязанскую, я целую цепочку разъездов справлю, с быстроногими лошадями в них, дабы связь, через гонцов, держать наибыстрейшую. Далее, как освоишься на своем месте, выстроишь быт, то голубей или соколов почтовых приручай, ибо по возвращению на Родину, я должен первым узнавать все происшествия, связанные с деятельностью нового Ордена твоего.

– Разумеется, пресветлый князь!

– Ну, хорошо! Полно лясы точить… А ведь я еще, когда тебя впервые заприметил, подумал: «и на кой чёрт ему плащ, столь большой, на плечах»? А он, оказывается, Коловратовый, упокой Боги его душу по его верованиям! – хохотнул князь, приподнимаясь со своего места, – провожать я вас не буду, други мои, дабы лишнего внимания не навлечь. Поэтому попрощаемся сейчас.

Мы крепко обнялись, и я был горд, что удостоился именно такой, человечной, дружеской чести, заключавшейся в братских объятиях самого Александра Ярославовича, что надолго зарядило меня светлым духом и ощущением важности предстоящих деяний.

– Ну, вот ты и едешь домой, дорогая Кана! – с порога я принёс в опочивальню «радостную» новость о возвращении, с хитрым прищуром наблюдая за её реакцией.

– Бросить меня решил, значит, да? – тут же вспыхнула волной гнева горделивая половецкая княжна, – а ведь я, дура, верила тебе…

– Верила во что? – не унимался я, выуживая у неё необходимые признания.

– Что у нас есть общее будущее!

– Значит, любишь меня все-таки, княжна?

– Люблю, – грустно ответила половчанка и тут до неё начал доходить весь скрытый смысл моих расспросов.

– Тогда поедем мы с тобой не в степи Половецкие, а в леса Рязанские, где отныне будет твой дом, и принадлежать, отныне, ты будешь к роду Самославов!

На душе тут же стало легко, весело и спокойно. С сей минуты, мы, наконец, существенно продвинулись дальше в наших взаимоотношениях.

– Это что, предложение брака? – не поверила своим ушам Кана.

– Именно оно, родная моя. Ты ведь знаешь, что я давно в тебе души не чаю, а озвучить оное, мне не давало твое излишне гордое поведение! Упустил бы я тебя, увез бы домой – век бы не простил себе.