Никогда не кончится июнь

Умер Борис Тимофеевич, я ночую в его квартире с его несовершеннолетним племянником, и об этом знают все соседи; мой диплом под вопросом, так как я вторично не сдала последний экзамен…

А в остальном, прекрасная маркиза…

Поговорив с мамой на абстрактные темы, я в душе слегка посокрушалась о том, что поддалась жалости и из-за какой-то глупой детской солидарности провела ночь в квартире наверху.

Степа этого все равно не оценил, а моя репутация безнадежно подмочена, и еще неизвестно, как отнесется к новости, непременно переданной и отредактированной заботливыми соседями, мой строгий отец.

Задумавшись, я налила себе чаю и вышла на балкон.

Но, несмотря на то, что сегодняшняя ночевка явно была ошибкой, произошедшее в комнате умершего до сих пор не выходило из головы, и я опять словно наяву увидела, как в голубоватом лунном свете на узкий стол со стуком откуда-то падает длинная черная ручка…

«Там еще тетрадь была…» – всплыли в памяти слова Степы, и перед глазами предстало мутное белесое пятно в углу стола.

Зрение у меня не очень, но, судя по-всему, это и была увиденная племянником тетрадь.

…Когда мы вечером посетили комнату Бориса Тимофеевича, стол был абсолютно пуст. Я это точно помню.

По телу прошла легкая дрожь.

Чтобы подавить волнение, я хлебнула из чашки крепкого чая и собиралась уже вернуться в комнату, как вдруг сверху, прямо мне под ноги, упал заклеенный темно-серый конверт.

Щурясь от яркого июньского солнца, я подняла голову. Проделки Степы! Двенадцатый этаж – последний, и больше ниоткуда конверт упасть не мог.

Наверно, внутри записка с извинением… хотя нет, Степе это несвойственно. Просто с приглашением переночевать еще раз. Ей-богу, детский сад!

«Ну уж нет, – усмехнулась я, разрывая конверт, – с этой минуты вся эта жуть меня больше не касается. Справляйся с ней сам и спи спокойно, дорогой товарищ…»

В этот момент конверт, наконец, раскрылся, и из него выпал заполненный текстом белый лист в клетку – чуть меньше стандартного.

Я начала читать, чувствуя, как тускнеет день и за колени обнимает мертвый холод.

Когда я дочитала до конца, солнце померкло.

Глава седьмая

«Дарьюшка.

Я умираю.

К сожалению, выполнить то, для чего я жил последние годы, мне самому невозможно.

Сделать это за меня придется тебе.

Если вспомнишь, чему я учил тебя двенадцать лет из тех девятнадцати, когда жил той, другой жизнью.

ОНИ не отпустят меня и там, за гранью, пока не исполнится то оставшееся, единственное из двух, что еще может сбыться.

Первая жизнь загублена раньше твоего рождения, и этого тебе уже не исправить.

Я прошу лишь вырвать из их сетей наши души… и ее воспоминания.

Помоги мне, и я помогу тебе выйти из круга.

Не препятствуй ничему, что покажется невероятным.

Торопись.

И помни – у НИХ в плену остается

одна юная жизнь.

Залевский Б.Т.»

Почерк письма был мелким и витиеватым.

Но я с легкостью разобрала его, словно мне случалось делать это не в первый раз, и почему-то не было никаких сомнений в том, что письмо написано покойным антикваром и предназначается именно мне.

Из его содержания я ничего не поняла… и в то же время какое-то смутное воспоминание шевельнулось где-то глубоко-глубоко. Словно я знаю, о чем идет речь.

Но знаю не здесь, а в какой-то другой жизни…

И это обращение – Дарьюшка – как к хорошо знакомому, даже близкому человеку, отчего-то тоже не показалось мне странным…

Тупо глядя на лист в руке, я вдруг заметила, как он похож на тот, на котором была написана моя фальшивая контрольная по музлитературе.

Точь-в-точь такие же мелкие клетки, тот же нестандартный размер…

В груди глухо застучало сердце.

Все не случайно.

Это недоразумение с контрольной, и то, что в результате ее подмены я осталась в городе…

Не случайность, а закономерность.

Так было нужно.

Ему.

Зачем?

Что это за таинственное поручение, которое я должна выполнить? О сути его в письме не было сказано ни слова. Как же я могу сделать то, не знаю что?..

Я медленно перечитала короткий текст и уцепила в нем одну фразу, которая указывала на мой первый шаг к его выполнению.

Если вспомнишь то, чему я учил тебя двенадцать лет, когда жил той, другой жизнью…

…Казалось бы, чего проще – разорвать упавшее будто с неба послание, пустить его клочки по ветру с высоты одиннадцатого этажа и, смеясь, включить компьютер и начать стрелять пиратов… Однако я все еще продолжала держать в руках надорванный темно-серый конверт.