Никогда не кончится июнь

Мы устроились в большой спальне – одной из имеющихся в наличии четырех комнат. В моей квартире, в данный момент пустующей этажом ниже, подобная служила родительской спальней. Она была наиболее удалена от повергшей меня в легкий ужас комнаты дяди.

Точной копии моей комнаты этажом ниже.

Почему-то эта аналогия мне совсем не нравилась.

Все-таки, он лежал именно здесь! Прямо над моей головой…

Степа уступил мне широкую кровать, а сам улегся рядом на раскладывающееся кресло.

В незавешенное шторами окно глянула огромная белая луна.

Неподвижная черная голова Степы на светлой подушке отчего-то показалась каким-то черным обрубком дерева.

Я поежилась – неужели этому школяру удалось нагнать на меня страху?..

И тут же одернула себя. Вот еще, глупости!..

Вдруг черная голова приподнялась на подушке и произнесла голосом Степы:

– Только ты сразу не засыпай. Он скоро ходить начнет…

Я хотела было ответить, что не собираюсь, не смыкая глаз, ждать этого знаменательного момента, но что-то удержало меня от сарказма, и я кротко согласилась.

– Хорошо, полежу пока так…

Надеясь повернуться к стенке и тут же заснуть.

Но время шло, а сна по необъяснимой причине не было ни в одном глазу. Он словно брел где-то рядом, а меня обходил стороной.

Степа тоже ворочался в своем кресле с боку на бок.

Примерно через полчаса бесполезного лежания и смотрения в потолок я окликнула парня.

– Степа!

– Что? – мгновенно отозвался он.

– Ну что, можно уже спать? – не удержалась и съязвила я.

Степа приподнялся, и я увидела его обнаженный по пояс темный силуэт. Голова наклонилась в сторону двери.

– Тс-с! – вдруг вскрикнул он громким шепотом и в то же мгновение переполз на мою кровать.

Я быстро отодвинулась к стене.

– Слышишь?!. – не обращая внимания на мой маневр, шепнул он мне прямо в ухо.

Я прислушалась, но не услышала ничего, кроме гнетущей тишины.

– Кто-то прошел из зала в дядину спальню. Там в одном месте паркет скрипит так… характерно…

Внезапно трусость Степы стала мне противна, и я, в белой рубахе до пят, с распущенными длинными волосами, сама похожая на привидение, вылезла из кровати и решительно потянула его за собой.

– Пошли!

Неожиданно тот повиновался.

Мы вышли в просторный зал, освещаемый лишь низко висящей луной. Мягкий свет лежал на предметах интерьера – на крышке высокого старинного сундука, на дверях тяжелого шкафа, на паркетных досках пола…

– Видишь? Никого, – шепнула я, но уже менее решительно. Все-таки не очень приятно глубокой ночью бродить в темноте по чужой квартире, где недавно умер человек…

На Степу вдруг нахлынул прилив храбрости, и, ухватив под локоть, он потянул меня через узкий переход в маленькую дядину спальню.

На стыке зала и коридора паркет вдруг негромко скрипнул под нашими шагами.

Характерно… – вспомнила я.

Степина рука дрогнула, но, преодолев страх, он потащил меня дальше.

Короткая мысль пробежала в голове за мгновение до того, как ступить в дальнюю комнату.

Зачем я ввязалась во все это?!

Но не успела я принять ее или отбросить, как очутилась на пороге спальни, и, озаренная голубоватым светом, она предстала перед моими глазами.

На миг показалось, что передо мной моя собственная комната, и дыхание застыло где-то внутри, но, присмотревшись, я увидела письменный стол у окна, под ним урну с белеющим мятым листом, и облегченно вздохнула.

Это комната Бориса Тимофеевича, и в ней никого нет.

Я уже хотела развернуться и пойти обратно, как вдруг в ухо ворвался срывающийся шепот.

– Смотри, ручка!

Я взглянула на стол и сразу поняла, что хотел сказать племянник.

Ручка, которую Степа на моих глазах поставил на полку, в стакан для карандашей, вдруг, словно из воздуха, возникла над столом и легонько хлопнулась на него. В тот же миг огненная молния страха промчалась где-то внизу живота.

Я невольно вцепилась в крепкую влажную ладонь парня.

– Пойдем… – произнесла я не своим голосом, не отрывая взгляда от ручки, лежащей теперь на столе темной продолговатой тенью.

Через мгновение мы в три прыжка очутились в кровати и, трясясь, как мокрые котята, прижались друг к другу.

А за окном по-прежнему сияла луна, похожая на фарфоровую суповую тарелку с нарисованными на ней глазами, ртом и носом.

Остановившимся взглядом я смотрела на нее, и вдруг мне почудилось, что луна растянула рот в жуткой ухмылке.

Резко выдернув свою руку из Степиной, я нырнула под тонкое, пахнущее старьем, одеяло.