Восставшая против нормы

– Молодой капитан корабля

Из какой-то далекой страны

Улыбнулся тебе втихаря…

Как назло, рейсовый подошел не пустым: из окон на Эдельвейс и Кеннета пялились озадаченные физиономии нижнеклонцев.

Войдя в салон и ловя любопытные взгляды, Эдельвейс небрежно повела подбородком в сторону оставшегося на остановке Кеннета:

– Ничего удивительного, снимается малобюджетная космоопера…

– То-то вроде лицо знакомое… – неуверенно заявила одна пожилая женщина, рассматривая через стекло Кеннета.

– Вы не ошиблись, это известный имперский артист… Слишком известный, так что я не буду называть его фамилию, а то поклонники, сами понимаете…

– А как все-таки на американца похож… Я бы не отличил, – протянул, задумчиво щурясь на Кеннета, подозрительный пенсионер, ветеран силовых структур, сидящий у окна с правой стороны аэробуса.– Ну, артист! Это ж надо – так вжиться в образ!

Как-то капитан Кеннет заметил у Эдельвейс на запястье ссадину, до этого прикрытую длинным рукавом. Кеннет вопросительно поднял брови но, поскольку Эдельвейс промолчала, спрашивать о происхождении ссадины не решился. Это случилось еще тогда, когда она демонстрировала ему виртуальную модель «Волшебной мельницы». С тех пор прошло несколько дней. «Волшебная мельница» исправно работала, а Эдельвейс уже конструировала для лазарета синтезатор спирта.

А через пару дней к Кеннету на капитанский мостик буквально ввалилась целая делегация женщин-офицеров корабля. Мрачный Кронин замыкал это шествие.

Женщины возмущенно галдели и жестикулировали, и капитан понял из их сбивчивой и эмоциональной речи только то, что ему давно уже пора принять меры: Эдельвейс кто-то регулярно и жестоко избивает. И происходит это на протяжении длительного времени. Вот доктор подтвердит: часть синяков свежая, а часть – старая, причем разной степени давности. Дамы буквально сунули капитану под нос планшет со снимками Эдельвейс в разных ракурсах. Оказывается, несколько женщин-офицеров в погожий денек решили прогуляться вдоль Большого канала, и увидели на другом берегу Эдельвейс, только что вышедшую из воды. Женщин так поразил ее внешний вид, что они сделали снимки с помощью своих коммуникаторов.

На фотографиях Эдельвейс была в голубом закрытом купальнике, состоящем из топика и плавок. Топик закрывал грудь ниже ключиц, а также живот и спину, но руки… От запястий и до плеч они были покрыты синяками: и свежими, и уже почти незаметными. Ноги… На внешней части правого бедра, от колена до тазобедренного сустава, темнели почти параллельные синие полосы, на левом бедре – всего одна полоса, но зато почти черного цвета и очень широкая. Но больше всего разъярило женщин небольшое, но очень темное пятно в том месте, где левая нога переходила в низ живота. Плавки были недостаточно глубокими, чтобы прикрыть это повреждение, а оно наводило на вполне определенные, нехорошие мысли. Да и на правой ноге, почти симметрично этому синяку, красовалась длинная розовая царапина.

А еще был виден свежий синяк под ключицей, рядом с бретелькой топика, и еще один синяк на лице, крохотный и почти незаметный, под левой бровью.

Женщины вопили, что капитан должен поговорить с имперской полицией, Храмом Немезис и начальством Эдельвейс, что пора прекратить это безобразие, иначе они сами пойдут в имперскую полицию, обратятся в прессу и на телевидение…

– Но я же не видел ее без… то есть в одном купальнике… Откуда я мог знать… – пытался оправдаться капитан. -Но я непременно разберусь…

«Влип», -мрачно думал Кеннет. С самого начала это была дурная затея… Как сердцем чуял, что будут неприятности… Но что поделаешь, приказ есть приказ.

А ведь предупреждал его старший инженер…

– Ну и специалиста вы взяли… Хорошо, если эта девица хоть что-то умеет… Это же полевой агент Храма Немезис!

– Откуда вы знаете? – капитан нахмурился: у него подобных сведений не было.

– Так у нее на запястье… Сами взгляните.

Капитан выругал себя за невнимательность. В Америке для определения чина военнослужащего служат нашивки на рукавах и воротнике, а у сотрудников Имперской Государственной Комиссии по урегулированию конфликтных ситуаций, выходящих за рамки существующего законодательства – голографические браслеты. Кеннет с досадой нахмурился. Действительно, что-то у нее на запястье было надето… Он принял это за обычное украшение – узенький браслет с цветными вставками. А оказалось, то, что он принял за украшение – аналог нашивок. Не то, чтобы он не знал… Но одно дело знать, а другое – увидеть воочию. Если бы он был повнимательнее… Хотя, с другой стороны, такие браслеты он до сих пор видел только на снимках, а не в реальности. А вот старший инженер оказался внимательнее Кеннета и браслет заметил.

– Так вот те цвета, которые на ее браслете, даются за участие в хронооперации, за опыт боевых действий на чужой территории и за боевое ранение. Так что этот специалист у нас – оперативник с опытом боевых действий. Скорее всего, оперативник, списанный по ранению и переведенный в отдел техподдержки… Хорошо, если эта девушка-оперативник хоть что-то понимает в моделировании…

Кеннет задумался. Неудивительно, что она вся в синяках… Чем еще она там занимается помимо трехмерной графики? А может, она и вправду списана по ранению? Перед капитаном Кеннетом стояла трудная задача. С одной стороны, он не хотел вмешиваться в личные дела гражданки Империи, с другой… Эти феминистки с его корабля и вправду могут устроить скандал и в прессе, и на телевидении и сорвать тщательно спланированную операцию.

– Это может быть провокация, – выдвинул идею Кронин, когда Кеннет обсуждал с ним план дальнейших действий. Игнорируя кресло, Кронин уселся на край стола с терминалом и, задумавшись, начал переставлять предметы с места на место. Было видно, что он нервничает.

– Нужно связаться с ее начальством и поставить в известность, – сказал Кронин, -Нужно сделать это немедленно, пока еще можно доказать, что самые старые синяки появились еще до ее появления на «Инвиктусе». Иначе мы можем попасть в весьма щекотливую ситуацию. Повреждения очень нехорошие: оборонительные травмы на руках, синяки и царапины на ногах и в такой зоне, что… Выглядит это так, как будто ее, как минимум, пытались изнасиловать.

Кеннет был согласен с Крониным: игнорировать такое было неразумно.

Он еще раз вгляделся в снимки и подумал, как много можно узнать о человеке на основании всего лишь нескольких снимков.

Был еще только конец мая, но загар у Эдельвейс был такой, как будто она все свободное время проводила на солнце. Кеннет вспомнил, что всего несколько дней назад Эдельвейс рассказывала, что использует лоджию в качестве солярия. Тогда он не мог оценить качество загара, полученного ею на лоджии под северным солнцем, но теперь оценил в полной мере. По границам загара было понятно, что в усадьбе она ходит в шортах и коротеньком топике, оставляя открытым живот и спину выше и ниже лопаток. Это было ясно по тому из снимков, на котором топик купальника задрался. Из-за того, что большую часть времени Эдельвейс ходила в шортах, загар покрывал ее ноги только до того места, где заканчивались штанины, то есть до середины бедер, а выше этой границы находилось незагорелое пространство. В результате в купальнике она выглядела так, словно на ногах у нее были надеты светло-коричневые чулки. В ярко —голубом купальнике и «чулках» Эдельвейс выглядела весьма пикантно. Кеннет усмехнулся забавному зрелищу. Но улыбка его увяла, когда он осознал, что в скором времени ему предстоит серьезно поговорить с Эдельвейс на весьма щекотливую тему.

– Я занимаюсь фехтованием, – заявила Эдельвейс в ответ на осторожные расспросы.

Разговор состоялся в лазарете, когда она туда принесла почти готовую голографическую модель синтезатора спирта.

– Что? – чуть ли не в один голос воскликнули Кеннет и Кронин, оглядывая ее с головы до ног.

Эдельвейс не удивилась такой реакции. Она уже привыкла, что при ее росте и комплекции она как-то не тянет на фехтовальщицу. Внешне, по крайней мере.

Однако Кеннета с Крониным удивило не сколько то, что она фехтовала, сколько то, что она получает такие травмы.

Кеннет и сам в детстве фехтовал на рапире: в закрытой частной школе фехтование входило в обязательную программу обучения, однако он не мог припомнить травм серьезнее легкого синячка или царапины. А чтоб отделать человека так, как была отделана Эдельвейс… Это что ж за фехтование такое?

– Фехтуете на рапире? – наконец спросил Кронин.

– Не только.

Она взяла планшет.

– Вот это, – она показала на горизонтальные темные полосы на правом бедре, – спортивная рапира.

– Это, – показала Эдельвейс на пятно на внутренней части левого бедра, возле границы плавок, – то же самое оружие. А вот тут, – она показала на левый бицепс – ренессансная рапира. Синяк на груди – тоже. И это след от того же оружия, -указала она на почти черную широкую полосу на левом бедре.

– А вот это, – продемонстрировала она синяк и поджившую ссадину на левом запястье, – хаттоновская сабля. Есть еще следы от спортивной сабли… так что, думаю, вы уже все поняли, – с явной гордостью закончила она эту небольшую экскурсию по местам «боевой славы».

– Вы что, не пользуетесь защитными костюмами? – удивился Кеннет.

– Если бы не пользовались, было бы значительно хуже. Конечно, рапирный колет, предназначенный для защиты от спортивной рапиры, даже с дополнительно надетым горжетом и налокотниками, не очень помогает от ренессансной рапиры и тем более от хаттонки, но зато в нем легче двигаться, чем в более плотных колетах, усиленных защитными вставками. А защиты на основе силовых полей в имперских спортивных клубах нет, такая защита поставляется только силовым ведомствам.

Эдельвейс активировала свой коммуникатор. В воздухе развернулся экран. Эдельвейс вывела на экран изображение – она сама в белом рапирном колете и спортивных штанах.

– Вот такой у меня колет – позволяет двигаться легко и свободно.

– Это – колет? – удивился Кронин. —Вообще-то колет – это нечто вроде жилета из промасленной дубленой кожи. В эпоху Ренессанса был необычайно популярен. Колет – аналог современного бронежилета. А то, что на вас – это скорее можно было бы назвать дублетом.

– О, вы разбираетесь в ренессансном костюме? – восхитилась Эдельвейс.

– Моя бабушка была художником по костюмам, она моделировала костюмы для исторических постановок. Благодаря ей я немного разбираюсь в этом вопросе.

– Вы абсолютно правы насчет колета, – кивнула Эдельвейс, – просто это традиция такая во всех наших клубах – называть защитные куртки не дублетами, а колетами. Не знаю, когда появилась такая традиция, но, кажется, так давно, что никто уже и не задумывается над значением этого слова!

– Вы понимаете, что, фехтуя на тяжелом оружии в таком легком …э-э… рапирном колете вы можете получить серьезную травму? – не выдержал Кронин. – И почему вы в обычных спортивных, а не в специальных защитных штанах? Вот это вот у вас на ноге – натуральная гематома. Вы хотя бы к врачу обращались?