Пристроившись на стуле у стенки, Эдельвейс поежилась: в этой части зала от окон сифонило так, что ей, несмотря на наличие плотного свитера с высоким воротником, пришлось накинуть на плечи свою короткую красную шубку. Хорошо, что она догадалась не сдавать ее в гардероб: холодный ветер так и гулял в этой части зала! А каково было девочкам в промокших насквозь колетах! Она содрогнулась, представив себе пронизывающий до костей влажный холод…
Когда первый полуфинал закончился, Эдельвейс немного поболтала со знакомыми девушками из того клуба, где она занималась и, выразив возмущение делением фехтовальщиков по половому признаку, с чем девушки тоже согласились, покинула спортивный зал. Находиться там, где женщинам откровенно отвели роль людей второго сорта, ей было неприятно. Если бы она пришла на эти соревнования в качестве участницы, ей бы пришлось или смириться с унизительным положением человека второго сорта, или принципиально отказаться от участия в таких соревнованиях. Однако скандал, которым обязательно сопровождался бы ее отказ, в дальнейшем создал бы ей проблемы в фехтовальном мире… Какое счастье, что тревожное предчувствие заставило ее заранее отказаться от участия в соревнованиях!
Нет, в таких соревнованиях она участвовать никогда не будет.
«Я не буду платить свои деньги, чтобы стоять на последней дорожке только из-за того, что родилась женщиной,» – подумала она. Для нее чувство собственного достоинства – понятие на разменное, а постоянное.
Кипя от досады, негодования и возмущения, Эдельвейс стремительно шагала по той тропинке, по которой проходила всего лишь пару часов назад. Она была вне себя от гнева и возмущения. Женщинам в очередной раз указали, что их место – в дальнем углу, и женщины это стерпели! И это – конец 21-го века! Такой подлянки Эдельвейс не ожидала. И это было еще не все…
Неприятности, как известно, не приходят поодиночке. Дома Эдельвейс обнаружила, что сборка на левом боку шубки распустилась. Вот же халтура, и это новая вещь! Впрочем, неудивительно: ведь эту шубку она сняла с манекена! Она и раньше сталкивалась с тем, что вещи, надетые на манекены, имели скрытые дефекты. Потому-то их на манекен и надевали – не жалко!
Эдельвейс с досадой подумала, что если сборка распустилась еще до того, как она вошла в фехтовальный зал, она предстала перед знакомыми в весьма непрезентабельном виде. Наверняка все заметили, что одна пола шубки длиннее другой!
Впрочем, учитывая, что сумочку на ремешке, перекинутом наискось через грудь, она носила на левом боку, как раз где сборка и распустилась, то, возможно, никто ничего и не заметил.
Выругавшись, Эдельвейс бросила шубку на диван. Чтобы добраться до меха и снова присборить его ниткой, пришлось распороть по шву красную шелковую подкладку с золотистым орнаментом. Хорошо хоть, что в шов был зашит ярлычок. В этом месте было не жалко распарывать. Осторожно орудуя маникюрными ножницами, Эдельвейс принялась распарывать шов, одну за другой аккуратно перерезая нитки. Внутри у нее все кипело от негодования, руки слегка подрагивали, и она боялась, что может неосторожным движением повредить подкладку.
Женщинам опять ненавязчиво показали их место! Ну, она это так не оставит! Она наведет порядок! Она подумает, что можно сделать в этом случае, а затем начнет действовать, и действовать решительно, рассуждала Эдельвейс, аккуратно распарывая шов.
Присборить мех с помощью иголки с ниткой оказалось нелегкой задачей, но она с ней справилась, а затем зашила шов со всей аккуратностью, на которую только была способна. Не впервой… У нее был большой опыт починки одежды! И не меньший опыт создания ситуаций, при которых ее противникам приходилось несладко. Она выяснит, какому оголтелому шовинисту пришла в голову мысль поставить женскую группу именно на последнюю дорожку, и тогда он проклянет день, в который родился! Она заставит его заплатить за подобное хамство!
И она с размаху воткнула иголку в игольницу в виде Айболита, глубоко вогнав ему острие точно в мягкое место…
Вспоминая те соревнования, она до сих пор испытывала смесь досады и возмущения. Но в тот раз она ничего не могла сделать —тогда она не была даже гражданкой Империи, но с тех пор все изменилось, у нее появились возможности, о которых она раньше и мечтать не могла… Вот теперь она наведет порядок, она разберется с шовинистами и сексистами… Как только выполнит то, ради чего и приехала в усадьбу.
– Слушайте, Эдельвейс, а почему бы вам не фехтовать только на спортивной рапире? Зачем вам тяжелое оружие? – в перерыве между поединками спросил ее Кронин. -Все-таки не будет таких гематом, как на тех снимках… А если попадут в сустав?
Эдельвейс удивленно подняла брови и усмехнулась с превосходством знатока.
– А вы считаете, что легкая рапира намного безопаснее тяжелой? Вы оптимист, доктор. Кстати, именно спортивные рапиры легко ломаются, а уж быть пропоротым обломком рапиры – перспектива не из приятных.
Тут Кронин был с ней совершенно согласен. Он-то вообще не выбрал бы такой вид спорта, как фехтование. Тем более в любительском, а не профессиональном, варианте. Рисковать здоровьем не ради денег, не ради каких-то высоких целей, а просто так? Этого он не понимал в принципе.
А Эдельвейс вспомнила, что как-то раз ей нанесли такой укол спортивной рапирой в правое плечо, что сначала плечо просто болело, а через двое суток рука вообще отнялась. Не то чтобы полностью, но вперед не поднималась. Вбок, назад – пожалуйста. Вперед – нет. И это после укола спортивной рапирой с защитным наконечником через колет!
– Артрит с меозитом, – сказал ей тогда знакомый хирург из спортивного клуба.
Эдельвейс не стала спорить, хотя точно помнила, что Сельма Акка всегда повторяла, что артрит бывает только у прислуги. Так, по словам Сельмы, говаривала ее бабушка, Нинель Акка, а та, в свою очередь, слышала это от собственной бабушки, которая застала еще те времена, когда граждане Империи делились на господ и прислугу. Правда, тогда Империя носила название не Парадизской, а Российской, но это были уже частности.
Кронин покосился на Кеннета: тот до последней минуты не сомневался, что Эдельвейс занимается фехтованием только из-за интереса к мужчинам. И верно, в этом клубе мужчин было подавляющее большинство, а в этой группе фехтовальщиков на ренессансной рапире и сабле Хаттона Эдельвейс вообще была единственной девушкой… Но ее интересовало только фехтование. А мужчины ее интересовали только как спарринг-партнеры, это было очевидно. А это означало, что и спецы-психологи, и Кеннет с Крониным ошиблись в определении ее психологического портрета. Все оказалось не так, как они ожидали, хотя Кронин предполагал нечто подобное с самого начала. И, как выяснилось, не ошибся.
Когда они покидали клуб, тренер лично поблагодарил Кронина за интересную лекцию по технике безопасности.
– Надеюсь, теперь мои ученики наконец поняли, что следует надевать на маску намасник с защитой затылка и шеи!
Кронин сдержанно кивнул, Кеннет вежливо улыбнулся. Надо полагать, Кронин обеспечил тренеру дополнительный доход: после такой впечатляющей лекции, подкрепленной примерами из практики военного хирурга, продажи намасников взлетят до небес!
В раздевалке Эдельвейс придирчиво рассматривала себя в зеркало.
Она прекрасно понимала, что визит Кеннета в фехтовальный клуб вызван вовсе не интересом к ее персоне. Вернее, интерес-то явно присутствовал, но… Это был вовсе не интерес мужчины к понравившейся женщине. Это было скорее похоже на интерес оперативника к объекту разработки. Женщина всегда чувствует, нравится она мужчине или нет, так вот Кеннету она не то что бы не нравилась, просто он был к ней абсолютно равнодушен, хотя и пытался изображать обратное. Возможно, искренне полагал, что именно так и нужно вести себя со специалистом-женщиной… И это бесило ее сильнее всего.
Когда она выполняла работу на «Инвиктусе», Кеннет неоднократно словно невзначай нарушал ее личное пространство, подходя к ней ближе, чем это было необходимо. Затем, тоже вроде случайно, слегка прикоснулся к ее спине между лопаток… Как он ее достал этими знаками внимания! Ну как не понимают мужики, что женщине неприятно, когда они ее трогают? Все эти поглаживания, похлопывания… В свое время ее уже раздевали, рассматривали, мяли, ощупывали… Эдельвейс передернуло, когда она вспомнила обо всех перенесенных унижениях и ощущении собственного бессилия…
Но теперь она уже не в том беспомощном положении! За ее спиной стоит Секретная Федерация! Теперь она может себе многое позволить!
Эдельвейс мысленно усмехнулась: а что бы было, если б она в ответ на очередное прикосновение полоснула Кеннета кинжалом или вцепилась зубами ему в ладонь? Представив приятную сцену, Эдельвейс улыбнулась от удовольствия и незаметно облизала клыки. А вот если бы она и вправду вцепилась клыками в руку капитану, что бы он сделал? Выругался? Ударил бы ее по лицу? Очень даже возможно… И нарвался бы на хук справа… Нет, лучше слева… Нет, лучше апперкот, как учил ее тренер по кик-боксингу.
Интересно, с каким лицом капитан демонстрировал бы доктору прокушенные пальцы? Представив себе такую сцену, Эдельвейс довольно улыбнулась. Вот если бы она действительно нравилась этому Кеннету, тогда дело другое, а так… Она испытывала неприязнь к людям, которые пытались ее использовать, изображая дружбу или симпатию там, где не было ничего, кроме холодного расчета.
Чертовы мужики! Хоть бы кто испытывал к ней подлинную симпатию, так нет! Вот, она даже бантик на блузку прицепила… Что им еще надобно, собакам?
А может, надо было не бантик, а цветочек? Вот и этот Кронин морду от нее воротит, она же видит… И почему, собственно?
Морда лица у нее не хуже других, да и одевается она стильно.
Эдельвейс придирчиво осмотрела себя в зеркало. Черное платье длиной чуть ниже колен, с короткими рукавами и пояском с серебряной пряжкой, очень ей шло, выгодно оттеняя светлую кожу лица. Ткань, напоминавшая бархат, мягко переливалась, контрастируя с густыми блестящими светлыми волосами, волнистыми локонами падавшими на плечи. Зачесанные с висков на затылок пряди были перехвачены черным бантом из такой же ткани, что и платье. Дополняли наряд черные колготки и черные лакированные туфельки на невысоком каблуке, украшенные серебряными пряжками. Вполне достойный и элегантный вид хоть для посещения фехтовального клуба, хоть для делового приема. Придирчиво поправив прическу, Эдельвейс еще немного покрутилась перед зеркалом, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую. Идеально! А этот уже успевший пожелтеть фингал над глазом… Да кто же знал, что маска так сильно сместится назад от прямого удара, а силовое поле, поставленное на минимум, не выдержит? Впрочем, фингал можно и загримировать. А если держать глаза широко открытыми, то он вообще не будет виден. Ну, почти.
А значит, проблема вовсе не в ней самой, а в дурном вкусе представителей сильного пола.
Так что придется все-таки заменить бантик на цветочек!
Да, гендерные проблемы – самые древние проблемы в мире, думала Эдельвейс, спешно пришивая на блузку созданный из атласной материи цветочек вместо только что споротого бантика.
Вот будь она мужчиной, никто не посмел бы во время соревнований поставить ее на последнюю дорожку! И чего она не догадалась придти в фехтовальный клуб в мужской одежде и с короткой стрижкой? Сошла бы за парня. И никаких проблем… А вот будучи женщиной, ей приходится буквально со скандалом биться за то, что любой сопливый мальчишка получает просто по праву рождения!
И с какой стати она пришла в клуб в женской одежде? Почему не сообразила, что в мужском образе жить куда удобнее?
А ведь в свое время она по полной программе пользовалась всеми преимуществами, которые дает пребывание в мужском образе!
В детстве и ранней юности я предпочитала ходить в тренировочном костюме и с короткой стрижкой: дом, в котором я отдыхала летом, стоял на отшибе, возле лесополосы, и был самым первым на линии. Чтобы дорогу не разбивали грузовики, линия была перекрыта воротами, закрытыми на замок. Шоферы грузовиков, груженых песком и щебнем, приходили в крайний дом за ключом от этих ворот. Меня они принимали за мальчика, и я не возражала: так было безопасней. Да, этот образ давал определенные преимущества. И никто из тех, кто видел меня в мужском костюме, – ни мужчины, ни женщины, ни дети, -не подозревали, что видят перед собой девушку, а не мальчика. Через много лет умение входить в образ мальчика-подростка очень мне пригодилось.
…Станция Мисти набита хрональными беженцами под завязку. Несмотря на строгие предупреждения, сотрудники Сектора хроноопераций Храма Немезис, выполняюшие задания в нижележащем времени, постоянно нарушают инструкции и, превышая должностные полномочия, вывозят из нижележащего времени в вышестоящее время людей, чьей жизни угрожает смертельная опасность. Обычно беженцы – это те люди, которые были агентами Храма в нижележащем времени, или те, с кем эмиссар Храма познакомился во время выполнения задания.
Гуманизм – это, конечно, хорошо, но ведь беженцев нужно где-то размещать!
В идеале, разумеется, можно было предоставлять им убежище на время и просто выжидать, пока опасность не минует, и затем отправлять их на родину, в привычные для них условия. Но, в любом случае, на время пребывания в Империи следовало предоставить им хоть какое-то жилье! Ведь станция Мисти, предназначенная для «передержки» беженцев, не резиновая! Вот и приходилось тем сотрудникам Храма, у которых было хоть какое-то свободное жилье и возможность приглядывать за гостями из прошлого, забирать их по домам. Конечно же, за отдельную плату от Храма.
Соглашаясь приютить на границе усадьбы, в крохотном старом домике, напоминавшем сарай, трех человек, Эдельвейс по аналогии вспомнила когда-то виденную ею в старом журнале карикатуру: из стоящего на берегу южного моря сарая бабка вытаскивает за рога барана, приговаривая:
– Вылезай, тут у меня теперь два кандидата наук жить будут!
Когда Эдельвейс сообщила Сельме, что сдала старую времянку за хорошую цену, та одобрительно хмыкнула.
– А ты явно пошла в свою прапрабабку Нинель: та тоже могла сдать все, что угодно. Умудрялась даже сдавать полдома в сельской местности не только летом, как делали другие, но и зимой!
– Да, – согласилась Эдельвейс.-Но, поскольку ты являешься владелицей усадьбы, вот тут нужна твоя подпись.
Перед будущими жильцами времянки Эдельвейс предстала в своем излюбленном образе: юноша, скорее даже мальчик в костюме для верховой езды. Черно-красная курточка, черные бриджи, высокие сапоги. В мужском костюме она ощущала себя уверенно, как никогда. В этом образе она чувствовала себя самым естественным образом. Она давным-давно поняла, что появляться на людях в образе мальчика куда безопасней, чем в образе девушки.