Тайник. Сборник

– Лечить?! Упрямый мой друг… я бы посчитал это бесполезным… Хм!..

– Но ведь в старину вылечивали и не такие раны. И Кухулин не умер после битвы с Фердией, – опомнился Ави.

– Кухулин? Да… Он не умер, потому что не должен был умереть.

– Но в книгах пишут, что в его раны могли пролететь птицы!

И он остался жив!

– Ах, это… Хм! И Конал Кирнах остался бы… если бы этого мудрствующего друида не было рядом!.. Жизнь и смерть назначены человеку. И если ему суждена жизнь, он не может умереть… но если ему суждена смерть…

– Но… вы же не человек, – осторожно вставил я. Лис приоткрыл глаза и повернул уши в мою сторону.

– Но я был им… – произнёс он растерянно. Мы замолчали.

– Много тысяч лет назад. Я был им!

Лис поднял голову, огляделся по сторонам и снова опустил её.

– Много тысяч лет назад…

Мы с Ави склонились над лисом. И я осторожно положил свою руку ему на шею, Ави приподнял его голову.

– Расскажите! Пожалуйста!.. – умоляюще произнёс брат.

– Рассказать? – Лис закатил глаза и снова закрыл их. – Ты так же упрям, Ави, как и я. И ты, Том, тоже. Я был упрям. И таким и остался. Вредным я был… И дерзким. Я считал людей непригодными для охоты. Романтик! Сентименталист! Нельзя, мол, так, они того не стоят! Упорствовал. Повздорил с Ним. Крепко повздорил. И он проклял меня. Будешь теперь сам жертвой на человеческой охоте. И всё. Его проклятья нерушимы. Я хотел искать у Поэтов защиты, но едва люди видели лиса… сам-то петь я тогда уже не мог… Он преследовал меня. Вместе со своим… Они отняли у меня всё. Мой прежний облик, мою молодость, мою силу, мою судьбу, мою надежду… Имя! А теперь хотят отнять и душу. Последнее из того, что у меня осталось.

– Так… вас прокляли? – ахнул я.

– Представь себе.

– Много тысяч лет назад?! – взвизгнул Ави.

– Много. По крайней мере, Сетанта ещё не появлялся на свет, и Небу с Подземным миром был более угоден мир, нежели… политика… Хм! Ох уж эта политика…

– Так значит… вы старше половины героев ирландских саг!

– Не старше. Нет. Я так же молод, как и они! Но моя молодость теперь под рыжей шерстью! В жилах моих! В глуби моих глаз! Я молод! Молод! Потому что я вечно был таким!

– Но люди не могут быть вечно молодыми, разве что не вкусят даров Страны вечной молодости, – уточнил Ави.

– Люди – да. – Лис тяжело вздохнул. – Но я был сидом. Всего-навсего. Просто сидом! Духом! Ши! Наполовину… на самую горькую половину!

– И что? Сиды же не причиняли людям зла! Почти, – шёпотом спросил Ави.

– Почти. Просто об этом не написано в тех книжках, что ты привык читать? Умные, умные поэты! Это хорошо, это плохо. Это я скажу, а вот это сами угадывайте… Никогда люди не могут принять всё как есть! Никогда! Сладкое они не хотят с горьким. Хотят отдельно. А так не бывает. Горечь – сила сладости. Как смерть… сила жизни.

– Мистер Лис… – осторожно перебил его я.

– Что тебе, мальчик?

– Вы сказали, что кто-то хочет вашей смерти? Это так?

– Так. Это действительно так. И теперь Он непременно захочет и вашей, раз вы ходите за мной и заставили меня нарушить Его зарок и заговорить с вами.

– Так это был ваш гейс?! – ещё тише спросил Ави.

– Действительно был. Впрочем, я давно привык нарушать все запреты… Да. Иначе бы никогда не был проклят… И даже теперь… Что за чёртова привычка! – Лис самодовольно хмыкнул и посмотрел прищуренным глазом на меня, сидящего справа.

– Мы можем как-нибудь помочь вам? Снять проклятье и вернуть утраченное, – серьёзно спросил Ави.

– Вернуть… утраченное… О! Если бы ты знал, что я утратил!.. И как это вернуть… если бы знал… сам я!.. Я был ничем и им же остался. Только теперь навеки я пленник плоти. Лисьей, противной, тесной, жалкой, дрожащей, старой, хрупкой плоти! Если бы ты, Августин, мог это знать!.. Это так больно. Не умереть… Лучше б Он убил меня! Как и всех. Но нет… Он подарил мне вечность. Вечность во плоти. Никогда мне не свойственной! Горе! Горе! Не было мне утешения… Кроме времени. Эта госпожа милосерднее смерти. Она притупляет все чувства… и зализывает раны на чужих телах, выпивая из них все соки. О-о, проклятое время! Вы, наверное, смотрите на меня и думаете, как это духу сетовать об утерянной человеческой плоти и отнятом имени? А ведь в этой груди билось сердце! Я заставил его биться там! Я не хотел быть таким… Как все. Как того хотел Он. Я хотел быть. Живым. Больше, чем это было нужно для того, чтобы сохранить себе жизнь… Он проклял меня, и смерть теперь ходит за мной, как моя тень. Только смотрит в мои глаза и стачивает зубы о мою гордость. Моя гордость… Как давно я бился с ней. Августин, знаешь, как я бился с ней? Мне пришлось отказаться от самого большого – от себя. От своей сути. Я выбрал… быть с людьми. Быть наравне. Не богом, не героем, не охотником, не жертвой. А вечным воином. Человеческая жизнь хрупка. И я вызвался охранять её от таких, как я… Я мог бы это делать словом… Да. Мог бы. Но я решил служить людям делом, а не Словом. А я решаю единожды. Мог бы быть Поэтом… Но не стал им. Мне было нечем. Всё было бы магией. Заклинанием, рождённым тьмою… Во мне было только сердце. Но в нём не было… ничего не было. Ничьего имени… И не может быть… Бездомная сила! Бездонная сила… спящая. Не верю, что там её нет… Она повсюду… Но… Он отнял даже моё собственное имя. А без имени, как без щита и без крепости. Августин? Нет… Нет… вы не можете понять… Я всего лишь лис. Старый лис, ожидающий дня, когда мой мучитель умилосердится и примчится из своих краёв, чтобы прервать мою муку. Но Он не умилосердится… потому что у него нет сердца. Он иногда приходит мучить меня. Мою плоть, которая теперь единственное моё убежище. Приходит не один… как и всегда. А я горд для мольбы о пощаде. Впрочем, как и все ирландцы. Но мне не будет смерти. Так скоро… Умереть. Только мечта. Сон… Ад меня не дождётся. Пока Он не утолит свою злобу. Будет мучить. И я буду умирать. И снова просыпаться. И так до конца. Умирать и просыпаться… и просыпаться… И если бы только прервать эту цепь… Вечный закон. Вы сможете? Нет. Я не мог. Нет силы… Сейчас её ещё меньше. Мой час близок… Я не до…

– Только попробуйте. Я вам уши надеру! Это нечестно! – Ави вышел из своего амплуа. – Раз уж вы начали, нельзя сдаваться! Надо бороться! Вместе – куда легче! Мы с Томасом сделаем всё, что будет в наших силах! Только скажите, что.

Лис зажмурился.

– Оставьте меня в покое!

– Ни за что! – ответили мы единодушно.

Лис засмеялся. Впервые за всё время нашего знакомства. Засмеялся.

– Сдаюсь. Ваше упрямство и доброе сердце – достойный искуситель для меня… Тогда… Августин, опусти мою голову… Вот так… Хорошо… Я предлагаю сделку… обмен. Я вам – сказки и… кое-что ещё, а вы… попробуете. Просто попробуете… Идёт?

– Да! – снова хором.

– Ваш выбор. А теперь пожмите мне лапу. Ну же. Крепче! Крепче! Не бойся, там уже ломать нечего. Вот так… а теперь – домой. И маме ни слова. И никому на свете. Правда, за сливки и за шарф спасибо… Спасибо. Наберите букет по дороге и подарите ей от меня. Вон тех жёлтых цветов. Тех жёлтых цветов… Они до сих пор ещё цветут. В старых книгах, что у вас в подвале, найдёте и про эти цветы. Может быть, и про меня. В самых старых книгах. Если найдёте, то хотя бы скажите мне моё имя. Вернёте копьё в слабые руки… То есть заточите когти на слабой лапе.

И он засмеялся снова, и шерсть его, всклоченная и спутанная, взъерошилась, а пелена с глаз спала, и они засверкали. Ни дать ни взять – по-вредному.

04. понедельник

Маме мы ничего не сказали о том, что случилось, и о том, что мы узнали. Мы только передали ей слова лиса и букет тех самых жёлтых цветов.

– Жёлтые цветы?! Хм?! Вижу, чего-чего, а природного воспитания у него не отнимешь, льстец этакий! – сказала она и засмеялась, правда, что-то было в этом смехе… совсем не весёлое.

На следующий день мы не спешили к лису и усердно помогали маме. Она ничего не спрашивала, зато мисс Шерри едва не снесла забор, выйдя из себя.

– Мама, она чего-то боится, – сказал я, заглядывая в сверкающие глаза коровы.

– Ей виднее, – ответила мама, по-доброму хмуря брови, и с молитвой перекрестила наш дом и двор на четыре стороны света.

Вечером мы с Ави пропали в подвале. Сидеть там мы были готовы бесконечно. Книги, что мы нашли там, обладали невероятной силой. Один их запах, заставляющий чихать раз пять кряду, щекотал наши нервы и воображение, а рисунки, коими щедро все книги были снабжены, сводили с ума своим причудливым жизнеподобием и сочными красками. Мы глотали легенду за легендой, уже не смущаясь ни нового гэльского, ни старого, будто и вовсе не говорили никогда на столь чуждом ему языке. Ночью со свечой в руке в проём в потолке заглянула мама.

– За полночь, мальчики. Поспешите.

– Мам, ну ещё немножко! – взмолился Ави.