Конфиденциальный разговор. Рассказы и повести

– Поленька. Имя-то, какое красивое, редкое. Тебе сколько лет-то?

– Ох, стара я, Анна Панкратовна, – приободрилась Полина. – Третий десяток уже разменяла.

– Ха! Вот уморила! – весело рассмеялась Анна Панкратовна. – Двадцать лет – это же самый цвет. Мне два раза по двадцать и то в старухи не спешу. – Анне Панкратовне пришлась по душе девушка, и она поспешила помочь ей побороть смущение и неуверенность, которые угадывались даже в намеренно бодром голосе. – Ты, главное, не робей, не стесняйся. И нас, баб, не сторонись. Мы здесь бабы, как говорится, битые. Работаем по многу лет, друг друга знаем, уважаем. Огрубели, правда, без цивилизации, но ничего – жить можно.

Пришла на зов начальник цеха Мария Дмитриевна, женщина постройнее Анны Панкратовны, но тоже крепкой стати. Сбежались незвано и все работницы цеха – надо же взглянуть на нового мастера. И женщины откровенно, со знанием дела, рассматривали Полину, расспрашивая о «материковских» новостях, о приморской погоде, о личных делах, обо всём, что непременно хочется узнать от незнакомого человека. Женщины были все одна к одной – здоровые, шумные, значительно старше Полины.

– А ничего себе, наша конопатенькая тростиночка, – заключила одна из женщин, когда все отправились по рабочим местам.

– Вот видишь, какие они славные, – как бы подвела итог знакомству Анна Панкратовна. – Главное – дело своё хорошо знают. Я, к примеру, всё больше советуюсь с ними, чем командую – дружнее получается, веселей.

– Куда я попала, Анна Панкратовна?! – возбуждённо заметила Полина, простирая руки к небу.

– Это же львы!

– Да ты шутница! – радостно подхватила Анна Панкратовна. – Шутки мы любим. Будь всегда такой, Полюшка.

Так и началась у Полины новая жизнь. В тот же день после работы женщины из её цеха нежданно-негаданно нагрянули к ней домой, в избу, которую освободила прежний мастер, и принялись за устройство быта. Решили, что надо всё побелить, покрасить полы и окна, прибить что-нибудь к стенке вместо ковра.

– Печку я тебе переделаю сегодня же, – объявила Анна Панкратовна. – Разве это печь? Мы тебе сделаем настоящую – русскую, да ещё с камином, чтоб всё по моде было. – И тут же стала прикидывать, с чего начать.

Полина только успевала удивляться, откуда всё берется у этих женщин и как у них ловко получается. Притащили извести, краски, каленых кирпичей. Что-то срывают, что-то прибивают, двигают, шумят, смеются…

В два часа ночи в доме уже топилась переконструированная, пахнущая сырой глиной печь. Справляли новоселье.

– Ты, Поленька, не грусти, – говорили ей, – у нас жизнь вполне интересная. Особенно летом, когда всё расцветет. Вот только привыкнуть тебе надо к женской компании. Мужики наши всё время в море или в тайге. Так что доля бабья здесь – одиночество. А будешь с коллективом – не пропадешь, не заскучаешь.

Полине понравились женщины. И вообще – новая жизнь её началась лучше, чем ожидала. А то, что здесь нет столовой, клуба, библиотеки, нет кино и даже телевидения – это не страшно. Для начала у неё есть свои книги, музыка – братишка перед отъездом подарил проигрыватель. А там пришлют и новые книжки, записи. Главное – у неё интересная работа. Она, наконец-то, обрела свободу и самостоятельность. Да и о Крайнем Севере она давно мечтала. Сбылось и это.

Все дни с утра и до позднего вечера Полина пропадала в своём рыбном цехе, где женщины консервировали тихоокеанскую сельдь в разных соках – яблочном, томатном, винном. Здесь же, в кабинете начальника, все вместе обедали за длинным столом.

Только вечерами Полина сидела дома одна возле открытой печи, смотрела на красный огонь и потихоньку грустила. Тут же она, читала стихи своих любимых поэтов, которых она выбрала из домашней библиотеки тщательнейшим образом задолго до отъезда: томик Пушкина, Тютчева, Блока, Бунина, Есенина, Хикмета, Фёдорова, Рубцова. Пляшущий в печи огонь напомнил ей стихи Назыма Хикмета:

Если я гореть не буду,
Если ты гореть не будешь,
Если мы гореть не будем,
Кто тогда развеет мрак?

Здесь же, у открытой печи, Полина, положив на колени толстую общую тетрадь, вела свой «Северный дневник», из которого брала потом отдельные впечатления для содержательных писем родным и друзьям. Нередко она просто сидела и, греясь, любуясь живым огнём, который никогда не оставлял равнодушным, мечтала о самых несбыточных вещах. Однажды представала себе, как она в тёплый день стоит у морского причала и встречает рыболовецкие траулеры с богатым уловом рыбы. Траулеры приходят и уходят, приходят и уходят. А она встречает и провожает. Каждый день к её причалу приходят корабли. Но вот она увидела вдали в синем море необычный корабль с красивым капитаном, всматривающимся в неё через длинную подзорную трубу. Это её капитан…

И вот Полина стояла на заснеженном берегу, держала руки на животе, вглядываясь в маячившее в мутном море убогое рыболовецкое суденышко, шептала:

– Мой капитан… Мой капитан, – повторила она и жестко, с болью провела ладонью по лицу, словно хотела содрать с него ненавистную маску и одновременно прикрыться от стыда и боли.

Ах, этот капитан! Сто лет пройдет, а не сможет она забыть его. Не спрятаться от его колдовского взгляда ни на земле, ни на дне морском. Хочется смотреть и смотреть в эти крупные, синие, как море, глаза – не оторваться б вовек. Полина смотрела в них безотрывно, словно барышня в волшебное зеркальце, в ожидании чуда.

И чудо это свершилось. Как обычно, после рабочей смены, Полина направилась домой по самому короткому пути – вдоль пустынной галечной набережной. Время было предвечернее, и огромное солнце нависло над морским горизонтом, окрасив всю округу золотистым цветом. Вырвавшись из душного рыбного цеха, Полина наслаждалась свежим морским воздухом, любовалась необычно ярким закатом, и усталость быстро покидала её. Она не спешила, эти пешие прогулки до посёлка ей нравились, хорошо настраивали на приятные мысли и воспоминания о родном доме.

Так было и в тот вечер, когда, казалось бы, на совершенно безлюдном побережье вдруг её окликнули. От неожиданности она резко остановилась и глянула снизу вверх: перед нею, словно с неба спустился, стоял он – капитан. Оторопевшая Полина откровенно рассматривала его, высокого, моложавого моряка в красивой капитанской форме. Симпатичный капитан восхищённо смотрел на неё и молча улыбался. Но, заметив растерянность девушки, поспешил поздороваться:

– Здравствуйте, Полина! Вы – наша новенькая. Не удивляйтесь – здесь такие новости быстро облетают. Вижу, Вы решили пешочком добираться до посёлка. Если не возражаете, я мог бы с удовольствием подвести Вас, – он указал рукой на стоявший у причала траулер. – Извините, что забыл представиться. Костя! Капитан рыболовецкого траулера. Мог бы Вас прокатить на этой посудине. – На его худощавом, обветренном лице появилась детская улыбка, и глаза его от этого стали еще голубее.

– Правда? Как здорово! Я согласна! – выпалила Полина, вне себя от восторга.

Судно медленно отчаливало от берега. Из радиорубки вылетала музыка, оглушавшая всю палубу и берег.

Эту песню Полина слышала впервые, и она ей очень понравилась. Было в ней что-то необычно волнующее, отчаянное, что полностью соответствовало окружающей обстановке, настроению девушки.

– Нравится? – спросил капитан.

– Очень!

Полина стояла рядом с ним в капитанской рубке, смотрела на удалявшийся берег и напряженно слушала:

«Вся земля как будто на ладони.

Все слова весомее втройне…»

– Где вы откопали такую чудесную песенку? – спросила Полина у сияющего капитана.– Она такая… ну, такая, будто прямо из души идет. Даже не так. Будто кто-то смотрит на нас и тут же, экспромтом, поёт о том, что происходит именно сейчас.

– Да-да. Я тоже это заметил, – подхватил капитан.– Это удивительная песня… Хотите подержать штурвал?

– А можно? – Полина подошла к нему вплотную. Ей очень хотелось заглянуть ему в глаза ещё раз, как при знакомстве на берегу, но не решилась.

А капитан решился. Он посмотрел, словно весь в неё проник. Боже, в этом взгляде Полина прочла столько необычного: и грусть, и страсть, и крик души – все это просилось наружу из его сияющих глаз..

Наконец, Полина, держа руки на штурвале, глянула в ответ, и лёгкая, безумная душа её с такой силой потянулась к нему, что она, ничего не сознавая, страстно прошептала:

– Мой капитан…

– Полина! – он коснулся кончиками пальцев её пушистых русых волос.

– Мой капитан! – и порывистым движением головы задела щекой его горячие, жёсткие губы.

В рубке стало тихо, прохладно. Было слышно, как с шумом и плеском бились за бортом морские волны.

«Радость – это море. Море – это горе,

Шторм – когда беснуется вода-а-а-а…»

Потом Полина все вечера сидела дома возле горячей печи, которую топила не для тепла, а для души. Свет не включала – так казалось романтичней. И ждала, ждала.

Однажды она увидела, а может, просто показалось, как кто-то прошмыгнул мимо её окна. Полина прильнула к стеклу, встав коленями на подоконник, из темной комнаты стала всматриваться в ещё большую темноту ночи, но так ничего и не заметила.

Полина захандрила. Всю ночь не спала. На работу пришла с опухшим лицом.

– Что-то ты мне сегодня не нравишься, – заметила Анна Панкратовна. – Захворала?