Конфиденциальный разговор. Рассказы и повести

– Фу! Нельзя! Нельзя! – твердо скомандовал он, поняв, что собака обученная.

Овчарка на мгновение замерла, поджав хвост, затем снова, уже с большей яростью кинулась на инспектора.

– Так, так, – заговорил Виктор, сжимая пораненную левую руку. – Предали тебя, значит, дружище. – Я тебя понимаю: расплачиваться за чужие грехи, когда тебя предали, дело несладкое, да уж, видать, судьба твоя такая…

Острая боль отдавалась в руке ниже локтя: приём броска с одновременным ударом ногой получился нечистым. Собака ведь не человек и ставит на кон сразу всю жизнь… А шум моторки беглецов всё удалялся, и тогда инспектор решился, и прежде чем озверевшая овчарка приготовилась к очередному прыжку, выстрелил из пистолета… и всё-таки в воздух.

– И зло брало, и жалко было такого красавца, – вспоминает Виктор.

– Ну, а те, что на моторке? Удрали?

– С ними было посложнее. Догнал я их, конечно. Поговорили малость в открытом море. Потом вернулись к их шалашу…

Это «малость поговорили» выглядело так:

– Будем возвращаться к берегу, – предлагает инспектор рыбоохраны.

– Нам там делать нечего, – отвечают четверо на другой лодке.

– Думаю, кое-что там у вас ещё осталось.

– Ну, зачем же так? Можно и разъехаться каждый по своей дорожке. Тем более, когда это в интересах обеих сторон, – пошли напрямую умудренные опытом браконьеры.

– Прошу к берегу, – решительно приказал инспектор.

– К берегу спешишь… Ох, не нравишься ты нам, парень.

– Не нравиться дурным – для человека похвала.

– Философ, значит.

– Не я, Сенека пришёл к такому выводу.

– Смотри, парень, ты ещё молод, а до берега далеко.

– Ничего, он и для вас не ближе. А мы уж как-нибудь доберёмся. Поехали, а то собака нас заждалась, ей ведь надоест долго караулить…

– Как? Разве ты её не убил? Мы слышали выстрел, – опешили от неожиданности смельчаки. – Что ж, доберёмся, коль так настаиваете, товарищ начальник.

– Когда им спуску не даёшь, они начинают думать головой, – подытожил Виктор.

– Неужели не страшно было? – спрашиваю его.

– Да как сказать? Может, не так страшно, как чертовски обидно. Я ведь знал, что имею дело с отъявленными людьми, которых давно выслеживал, но всякий раз не хватало улик. Я понимал также, что на этот раз, когда кругом ни души, мне так легко не отделаться. Но и отступать нельзя, улики были там, на берегу. В конце концов, как сказал железный Феликс, товарищ Дзержинский, жизнь длинна, а смерть коротка, так что нечего её бояться.

На берегу разговор пошёл по несколько иному руслу. Особенно после того, как инспектор выволок из тайника палатки свыше 200 огромных рыбин и икру.

– Всё равно, кроме грамоты, не получишь ни шиша. Премию за нас не дадут. А мы – дадим.

– А мне и не надо премии.

– Чего ж тебе надо, молодой человек, если не секрет? Не ради потехи же так стараешься?

– Рыбу не трогайте, коль она не ваша. Варварством занимаетесь.

– А чья же она, твоя? Или тебе мало? На наш век, поди, на всех хватит.

– Не хватит. Вам дай волю, так весь белый свет превратите в пустыню.

– Ну, вот что. Сумма нашего улова получается, по вашим ценам, приличная, мы в этом разбираемся. Так вот. Бери деньги, и шабаш!

Потом стали обступать его со всех сторон… Четверо на одного, если не считать собаку, которая непрочь была свести старые счеты. Пришлось пустить в ход оружие. Потом был суд, и нарушители получили по заслугам.

А утром, в то самое утро, когда он вернулся домой, с виду спокойный, какой-то даже радостный, ласковый, его встретила заплаканная жена. Она ведь ничего ещё не знала, но почему-то смотрела на него с отчаянием исстрадавшегося человека.

– Скажи, это ты ночью стоял у окна? – спросила, уставившись на него в упор.

– Конечно, я. А кто же ещё? – не сразу ответил Виктор, машинально, по профессиональной привычке привязывая её вопрос к происшедшему. – Да, то я стоял у окна. Думал, не заметишь.

Но Ольга поняла, что у окна ночью стоял всё-таки не он. По глазам поняла.

Первое время, когда они только поженились, Ольга никак не могла привыкнуть к ожиданиям. Ночами не спала, считая каждую минуту, рисуя в воображении самые ужасные картины. Пробовала даже поставить вопрос ребром: или семья – или работа. Но тут же, встретив его ласковый и неумолимый взгляд, понимала – не надо об этом.

Нет, не смог бы Виктор расстаться с этой работой только лишь потому, что она такая хлопотная и опасная. С детства подружился он с природой, и с тех пор не расстаётся с ней. Для этого и учился он делу, которое главным образом приложимо к природе – лесу, тайге, воде, животному миру.

Мы плывём по шумной реке Оле. Позади беспокойная, бессонная ночь. Утро свежее, прохладное, но всё равно хочется спать.

– Слушай, давай поспим немного, а? – предложил я Виктору.

Ему-то спать не хочется, точнее – нельзя, но он с готовностью согласился:

– Давай поспим, – и первый повалился на дно лодки.

Но как только я упал и тут же провалился в долгожданный сон, он встал и пошёл осматривать берег.

На следующий день мы вышли в открытое море на мощной моторной лодке. Ясным, теплым утром, когда восходит солнце и золотистая галечная коса пахнет свежим прибоем и тонкими примесями ранней осени – в этот час море дышит вечным покоем. Берег – тонкая коса – уже не виден. Но за бортом нас всё равно видят: то тут, то там высовываются из воды гладкоголовые нерпы. Подними руку – они тут же играючи нырнут в зеленую глубину, и… жди их с другой стороны.

Дребезжащими шлейфами проносятся над головой гуси. Сердцу настоящего охотника, не видевшего такого богатства, стало бы плохо. А Виктор смотрит на мои удивлённые глаза и понимающе улыбается.

Гаги, бакланы, мартыны, топорки появляются всё чаще, и Виктор достаёт бинокль и всматривается в то место, где кружат птицы.

– Кит! – кричит он, приподнимаясь с сиденья. – А вон ещё… бери, смотри, – протягивает он мне бинокль.

Киты уходят вправо, пересекая наш путь, степенно, как ни в чём не бывало, пуская серебристые фонтаны. Теперь их видно уже простым глазом…

Кажется, и я уже начинаю привыкать к тому, что всё время на нас кто-то смотрит, и после трёхчасового плавания лишь бездвижно слежу за тем, что делается впереди. Да и к нам, наверное, тоже привыкают. Те, что за бортом. Вот одна нерпочка неуклюже выкарабкалась на небольшую льдину и растянулась на солнышке. Увидев нас, решила нырнуть в воду, но потом раздумала и с любопытством провожала нас взглядом.

Тюлени более солидные, степенные. Не мельтешат, а группами выбираются на льдины и, судача что-то по-своему, ревут по-львиному. Рёв раздаётся со всех сторон. Мой рулевой слушает этот рёв спокойно, со сдержанностью бывалого шкипера, хотя душой он охотник. Его больше занимает то, как я реагирую на всё это.