Конфиденциальный разговор. Рассказы и повести

Теперь, в открытом море, нас всюду сопровождают белые льды, как белые лебеди-великаны. И не только лебеди. Вот на нас угрожающе ползёт зелёная гигантская черепаха, то и гляди – подомнёт под себя нашу лодку. А вот белая жирафа… ледяной верблюд… Невероятно, но мы видим белоснежный профиль прекрасной Нефертити!

…Когда солнце опустилось над морским горизонтом, так что багряным чудом заалели бегущие на нас гребни волн, я вдруг увидел, как медленно разводился мост на Неве. Это не льды, а какая-то живая фантазия. По такому случаю, коль славный город на Неве разводит мосты, я перестал бороться со сном и повалился на дно лодки. Тут же на мою спину навалилась огромная шуба из нежного меха молодого оленёнка. Изумительное тепло объяло меня и мигом унесло на всю ночь в безмятежное небытие.

Утром, едва забрезжил рассвет, Виктор разбудил меня:

– Вставай, будем чай пить, – объявил он, протягивая мне большую горячую кружку с крепким чаем.

Тишина. Где-то на дне лодки пыхтит на примусе чайник. Дома чай никогда не бывает таким вкусным. Какой чудодейственной силой разливается горячая влага по всему телу – бодрит, веселит, молодит! Какая благодать – пить чай вприкуску с запахом моря, да на заре восходящего солнца.

Встреча на лесной тропе

Дороги в соседнюю деревню в зимнюю пору по существу не было, её снова и снова заносило снегом, и пешему человеку приходилось заново прокладывать себе путь в белом пространстве.

Ориентируясь наугад, чтобы не заблудиться среди лесных сибирских просторов, низкорослая, измождённая молодая женщина с трудом переставляла ноги в глубоком снегу.

Четыре километра туда и почти столько же обратно бороздила она снежную целину, истратив, казалось, последние силы, уже не надеясь добраться до своей деревни – до дому, где ждут её голодные детишки. Собственный голод она не ощущала, хотя уже второй день ни крошки во рту не держала. И всё же теплилась у неё на душе несказанная радость от мысли о том, что ей повезло – удалось обменять пуховой платок на три килограмма пшеничной муки. Вот только плохо, что неожиданно закружила метель. Не сбиться бы с пути, замешкаешься – мигом закидает.

Чтобы сократить расстояние, женщина решила пойти напрямик лесом по хорошо знакомой ей тропе. И тут средь бела дня встретилась лицом к лицу с волком. Решительно мотнув тяжёлым хвостом, зверь забежал немного вперёд и сел на её пути в ожидании. Огромный, уверенный в себе, бескомпромиссный.

Женщина остановилась, постояла немного, подумала: делать-то нечего, и выбора нет, свернёшь в сторону – набросится сзади. Он этого и ждёт.

– Не надейся, – едва слышно выдохнула она, подбадривая себя. – Некуда мне, родимый, отступать… Если у тебя нет сердца, то делай своё дело открыто – лицом к лицу. Но только знай, дома останутся мои детки сиротами. Отца и так уже война скосила, только я могу их спасти… У меня их пятеро… Пять душ погубишь!

И женщина, поправив на спине котомку с мукой, пошла навстречу зверю. Когда расстояние между ними сократилось до трёх шагов, волк привстал, потупил свой горящий взгляд, и уступил женщине дорогу.

Вернулась мать пятерых детишек домой, не жива, не мертва. Отдышалась, и поспешила испечь для голодной оравы лепёшек.

После двухдневного голода лепёшки эти были слаще всякого шоколада. Уж поверьте мне, как живому свидетелю.

Песня тайги

Гуля шла ночью по тайге, прислушиваясь к серебристо звенящему шуму ручейка, скрытого под опавшими листьями. И вот до неё донеслась песня – неторопливая, спокойная. Казалось, ветер подхватывал голос и бережно нёс Гуле живую мелодию.

И так светло стало на душе у девушки, что ей тоже захотелось петь. Радовало её, что она снова приехала на практику в свою любимую бригаду, что напарником сегодня оказался очень старательный и дружелюбный паренёк Коля, что олени сами скучились на ночь и ведут себя спокойно. Проказница Ласка всё время подкрадывалась к ней и хватала за сапог. Эта нехитрая собачья ласка тоже согревала.

Гуля представила себе, как в стойбище, у костра, пьют чай пастухи. Обильный пот струится по их обветренным лицам. А столетняя орочка поёт свою песню. Девушка не разбирает слов, но голос, мелодия говорят о счастье.

Как наяву видит Гуля старуху: сидит неподалёку от костра, скрестив сухие ноги, всматривается в полыхающую полоску заката. Лицо её как иссечённая трещинами древняя скала. Глаза глубоко запали. Много повидали эти глаза на своём веку. Красивой была когда-то эта женщина – не сравниться с нею ни одной её внучке и правнучке.

Но вот голос заглушили испуганный храп и топот копыт заметавшихся оленей. Животные мигом сбились в кучу и тут же рассыпались в разные стороны. Потом широким клином понеслись к подножию сопок, туда, где в большой долине белеет наледь. Задрожала земля. Гуле стало страшно.

– Коля! Где ты, Коля? – позвала она.

Разве увидишь его в темноте? Слышен лишь гортанный крик и резкий свист молодого пастуха. Ему удалось изменить направление несущегося клина. И Гуля уже подумала, что всё обойдётся. Но в это время к её ногам подкатилась Ласка. Почувствовав хозяйку, она тут же принялась лаять на большую корягу. Вдруг «коряга» ожила и оглушила всю округу ужасным рёвом. Девушка отпрянула в сторону и стала как вкопанная. А собака с отчаянным лаем пошла на ревущего медведя.

«Надо бежать в бригаду за помощью… Нет, надо предупредить Колю – он несётся сюда со стадом… Нет, надо отвести оленей!»

– Ласка, не отпускай его ни на шаг!

Гуля побежала навстречу оленям, которые мчались прямо на неё. Снесут, затопчут, как травинку. Но Гуля не остановилась. Схватив первую попавшуюся под руку палку, она, размахивая ею, с криком пошла на оленей. Ведущая часть стада свернула к распадку – там-то оленей и можно удержать! Но замыкающая часть – несколько сот животных – откололась и устремилась обратно, к большой долине, откуда вернуть их будет трудно.

Коля между тем успел дважды разрядить в воздух карабин. А когда послышались ещё и ответные выстрелы со стороны стойбища, медведь живо убрался восвояси.

– Ты оставайся здесь, а я пойду за отколом, – распорядилась Гуля.

– Ты что? Я пойду за отколом, – протестовал Коля.

– Коля, не спорь. Ты больше нужен здесь.

– Нет, девушке нельзя одной в тайгу.

– Можно, Коля. У меня вон, какой ножище, да и Ласка со мной. Пока до сопок дойду, совсем посветлеет, и можно будет искать по следам.

Обо всем этом я узнал потом, когда познакомился с Гулей. А пока мы сидим у костра и пьём горячий пахучий чай после утомительной дороги. Нас много: пастухи, трое ученых-биологов, дети и жены оленеводов. Бригадир Афанасий Андреевич рассказывает о работе, лестно отзывается о студентах-практикантах из Магаданского сельскохозяйственного техникума. Особенно часто упоминает имя Гули, которая вот уже вторые сутки в тайге.

– Хорошая девушка, – говорит, он. – Олешка заболеет – чуть не плачет. Жалеет. В тайгу ходит оленей искать. Никого не боится. Смелая. Стадо пасёт. Не может без работы.

И тут сидящая рядом с бригадиром девушка не выдерживает. Кажется, она вот-вот заплачет. Это Лена, подруга и однокурсница Гули.

– Вернётся Гуля, – успокаивает ее бригадир. – Мы сейчас ещё троих пошлём искать.

– Знаю, что вернётся, – по-детски шмыгает носом Лена. – Я просто сильно соскучилась по ней.

И обращается ко мне, ведь я один не знаю Гулю:

– Она у нас самая храбрая. Хотя если на неё посмотришь, так, обыкновенная девчонка. Но с ней не страшно. В тёмные ночи мы боимся выйти из палатки и всегда зовём с собой Гулю. Она как надёжная охрана.

– Да, этот человек не подведёт ни в работе, ни в дружбе, – замечает зоотехник Николай.

И хотя все почти уверены, что с Гулей ничего не случится, искать её отправились не трое, а пятеро. Присоединились двое ученых. А в стойбище наступила настороженная тишина, даже малыши не прыгали, как обычно, вокруг яранг, не играли в прятки с лохматыми щенками. Не видно было и женщин. Лишь столетняя старуха уселась у входа в ярангу и устремила свой немигающий взгляд в сторону большой ложбины.

Ночью не спалось. Не мог уснуть и зоотехник, который лежал рядом со мной. Он несколько раз выходил из палатки, прислушивался и тихо возвращался.

– Беспокоюсь я за неё все-таки, – признался Николай. – Целые сутки лил дождь, стало быть, оленей нельзя было остановить. Дождь кончился – теперь ей надо сутки, чтобы вернуть животных обратно. Так что к завтрашнему вечеру она должна быть здесь. С отбившимися оленями.

Зоотехник снова вышел из палатки. И снова молча вернулся.

– Расскажите еще что-нибудь о Гуле.

– Вот я и говорю, – отозвался он, – что чувство ответственности у неё сильно развито. Видно, с малых лет воспитано. До девяти лет Гуля жила в детском доме. Вспоминает с благодарностью: там было лучше, чем потом дома, где она не чувствовала ни ласки, ни настоящей заботы. Не повезло ей с родителями.

Знала Гуля, что есть у нее где-то родной отец, да гордость не позволила разыскивать его, коль сам ею не интересуется. И приучилась она держаться ближе к школьным товарищам, учителям, почувствовала себя нужной людям.

В техникуме привязалась Гуля к своей классной руководительнице Инне Георгиевне. Сумел опытный педагог поддержать девушку в трудную минуту, расположить к себе, укрепить добрые чувства. И одним хорошим человеком стало на свете больше.

Весь день и всю ночь преследовала Гуля отколовшихся от стада оленей. Теперь она уже знала, что их около четырёхсот, хотя не видела пока ни одного. Отбившееся стадо передвигалось быстро, хаотично. Олени неслись вперед, и уже не пугали их дождь и переполох, а увлекал вперёд и вперёд запах свежих маслят и сыроежек. Он опьянял их настолько, что они потеряли, как выразилась Гуля, самую элементарную совесть.

Идти у нее уже не было сил. Бесполезно было надеяться, что олени прилягут отдохнуть. Поэтому лучше последовать их примеру – подкрепиться дарами тайги.