Гуля подошла к опушке редкого низкорослого леса, и место показалось ей знакомым. Она поняла, что олени ведут её по большому кругу. Это немного успокаивало – значит, они придут сюда через несколько часов. Правда, Гуля еще не представляла, как отсюда выбраться, в какую сторону идти. Но всё же можно сделать привал, разжечь костёр. Собака побежала за хозяйкой, когда она пошла в лес за дровами.
Никогда не испытывала Гуля такого удовольствия от еды, как в этот раз – горячие, только что снятые с огня, грибы таяли во рту. Прекрасный десерт получился из спелой, мясистой брусники.
Таким образом, Гуля пообедала, подсушила одежду, и сон навалился сладчайшей истомой. Засыпая, она думала об одном: только бы вышли вечером звёзды. Только бы звёзды…
– Идет! Идет Гуля! – громко и радостно закричала женщина, всё утро маячившая на берегу речки. Она приложила ещё раз к глазам бинокль и снова заголосила: – Гуля идет!
Все высыпали из яранг и помчались вниз по речке к большой долине. Тут началось такое, что не берусь описывать. Люди смеялись, кричали, целовали Гулю.
И вот эта смелая и сильная девушка подходит к костру. Следом – олени.
– Гуля! Хорошая Гуля. Давай чаю налью, – предлагает бригадир, не находя себе места от радости.
– Да я сама, – улыбается Гуля, садясь на бревно.
– Гуля, поешь мяса.
– Гуля, давай я сниму с тебя сапоги.
– Гуля, а мы уже плакали.
Оказывается, Гуля невысокого роста, просто, по-мальчишески одета, волосы подстрижены под горшок. Глянешь на неё – сразу прячет лицо, смущается. Вместо бойкости, что свойственно смелым людям, какая-то робость.
– Как же ты, бедная, выбралась сама? – спрашиваю у девушки.
– Очень просто. Просыпаюсь – над головой яркие звёзды. Вот и вывели они меня к стойбищу.
– Откуда ты знаешь, как ориентироваться по звёздам? – удивляемся мы.
– С детства, – смеется Гуля. – Я же мечтала об астрономии. У меня и сейчас есть карта небесного свода, путеводители всякие, книги. И до сих пор волнуюсь, когда читаю что-нибудь или слышу о других планетах.
– А как быть с ветеринарией?
– Она на меня тоже не в обиде. Своего добилась: я люблю эту работу.
Мы идем вслед за стадом. Оленей много. Вышагивают гордо, с высоко поднятыми головами. Я спрашиваю у девушки:
– А почему тебя зовут Гуля? Ведь ты Галина Гущина.
– Меня так зовут с самого детства. Еще в детдоме ребята дали мне это имя. Мне оно нравится.
Впереди, на склоне сопки, сверкает под солнечными лучами наледь.
– Ведь правда, наледь похожа на большой белый корабль? – замечает Гуля.
– Правда, – говорю я.
Тишина. Такая тишина, что можно услышать таёжную песню.
– Гуля, ты что-нибудь слышишь?
– Слышу! – обрадовалась Гуля. – Музыка какая-то… Она напоминает мне тихую летнюю ночь.
Я сам был пастухом и знаю, какие удивительные песни поёт тайга. Только это было давно, в детстве, и в таких краях, где цветов чуть ли не больше, чем травы. И вот здесь, на Колыме, я снова музыку таёжную услышал. И этим я обязан Гуле.
Свидание с Гизелой
(фэнтези)
Так всегда. Когда мне очень плохо, когда муторно на душе, когда опостылел родной город, в последнее время такой захламлённый, неумытый, раздрызганный, я спешу выбраться из него подальше в горы – в моё тайное давнее убежище, где я могу в полном одиночестве, в природной тиши отдышаться, успокоиться, хорошенько, без суеты подумать о том, как жить, а точнее – выжить в наше дикое, смутное время. Как снова собрать все свои душевные силы и всё же дописать свою неоконченную повесть?
Вчера, когда я шёл на работу, мне неожиданно почудилась осень. Кругом машины, прохожие, сверкающий асфальт. Поблизости ни дерева, ни веточки, ни даже завалящего листочка. И вдруг почувствовал запах осени. Настолько явственно, что я остановился в приятном удивлении и стал искать вокруг себя каких-нибудь признаков осени. Но во дворе только июнь, и на Крайнем Севере в это время не может быть и речи об осени. Значит, мне просто показалось. Значит, это сигнал к тому, что мне пора взяться за перо…
Пора, пора. Коль уж и осень почудилась, то непременно пора. Сколько же прошло с тех пор, как ничего не пишу? Вечность. И ведь почти уже успокоился. Первое время что-то ныло внутри, просилось наружу, на волю. Героиня начатой повести преследовала меня везде и всюду, даже во сне. Она просила, умоляла, кричала, чтобы я выпустил её в люди. Потом… Потом, разочаровавшись во мне, постепенно отошла, исчезла, словно растаяла.
Я закрутился в вечной житейской суете. Всё некогда, некогда писать. А сюжеты напирают. Если же появится свободный час или даже целый день – сам уже увиливаю, оттягиваю встречу с ней, с моей героиней, ищу себе неотложное занятие. Лишь бы была отговорка. Лишь бы найти себе оправдание перед внутренним судьёй. Оправдываюсь даже тогда, когда целыми сутками шатаюсь с ребятами на рыбалкае. А мой судья мне говорит:
– Ты делаешь не то. Пусть кругом будет хоть потоп, а ты всё равно садись и пиши, если ты мечтаешь написать что-нибудь толковое.
– Ну, ты же видишь, что я хочу – мямлю я. – Но никак не могу вырваться в одиночество. Или занят делами, или мне просто не выйти из замкнутого круга друзей.
– Ну-ну, – с издевательской улыбкой заключает мой внутренний судья. – Оправдывайся, голубчик. Только это тебе не поможет – себе же вредишь. Впрочем, поступай, как знаешь. Гуляй, отдыхай, веселись… Посмотрим, чем это кончится».
И мне становится стыдно, страшно. Тут же намечаю день и даже час, когда запрусь в своей комнате, сяду за стол и начну писать.
– Ты мне, пожалуйста, напомни завтра. Хорошо?! – прошу я своего внутреннего судью.
– Завтра, завтра…
Сегодня суббота. Впереди целых два выходных! Почему бы не использовать их для творчества. Правильно я сделал, что отказался поехать с ребятами из моего отдела на рыбалку на какое-то глухое озеро. Оно, конечно, заманчиво, но надо же когда-то взяться за работу по-серьёзному. Хватило всё же сил отмахнуться от них. Нет, раз уж мне так хорошо, так необыкновенно почудилась осень, то я своего добьюсь…
И вот я спешу к своему тайному убежищу. Я бегу по своей излюбленной тропинке, петляющей в зарослях зелёного стланика. Эту тропинку, над которой угрожающе свисают серые скалы, я выискал сам, и никто о ней не знает. Она опасна, и ходить по ней жутковато. Много на ней сложных подъёмов и спусков, и кажется, что нависшие над головой скалы двигаются и только и ждут, чтобы обрушиться на тебя.
Но вот все подъемы позади, остался крутой спуск к морю. Не то море притягивает к себе, не то крутизна делает тебя невесомым, подбрасывает вверх. Так и порхаю над зеленью, лишь иногда для подстраховки хватаюсь за кусты стланика. Далеко внизу синеет море. Оно бьётся истерично синими волнами о высокие обнажённые скалы, обдавая их серебристо-голубой пеной.
Наконец, я стою на своей скале и с поднятыми руками приветствую море. Какая благодать! Стою на отвесной скале и смотрю вниз – там полыхает синева моря. Огромное, бесконечное море. Сколько в нём жизни! Когда внимательно прислушаешься к нему, кажется, что оно разговаривает, поёт, курлычет миллионными голосами. А чуть выше, над морем и сопками, белым отливом плавится солнечный день. То ли море заигрывает с солнцем, купаясь в его лучах, то ли солнце с морем, окунаясь своим ярким огнём в бездонную голубизну. Передать фантастичность игры солнца с морем просто невозможно. Смотришь – не насмотришься. Вот что я люблю. Уединиться, забыться, очистить душу от всякой мирской суеты. А потом – размечтаться…
Густые тёмно-синие волны кувыркаются к подножию моей скалы, шумно разбиваются, выдыхая при этом прохладный ветерок с хрустальными брызгами. Брызги эти сияют, переливаются под ярким солнцем, поют тихим, звенящим хороводом. Да ведь всё кругом поёт: море, скалы, тайга, сопки. Особенно торжественно поют остроконечные зелёные лиственницы.
Я сижу в своём каменном кресле, природой сотворенном, смотрю с высокой скалы на шумные волны, тереблю губами сладковатую травинку и подбираю вслух какую-то необычную мелодию, которая звучит в такт монотонного пения моря. Внезапно чувствую чьё-то приближение. Я оборачиваюсь и от неожиданности замираю – по моей тропинке, к моей скале идёт женщина…
Идёт не спеша, валкой походкой. Но идёт уверенно и смотрит прямо на меня. Я уже слышу её напряжённое дыхание. На ней плотно натянутые белые джинсы, черная жакетка типа мужской приталенной сорочки. В руке у неё белая плетёная сумочка. Распущенные светлые волосы свисают ниже плеч. Я уже различаю её большущие глаза и ярко напомаженные губы. Приближается всё решительней и при этом загадочно улыбается.
Вдруг с её стороны подул порывистый ветер, будто норовя сбросить меня с моей скалы. Мне стало не по себе. Вот она подошла к подножию моей скалы, приложила ладонь козырьком ко лбу и глянула на меня сощуренными глазами.
– Ну, что, страдалец одинокий, испугался? – в голосе её я почувствовал угрозу. – Не бойся, в морскую пучину не брошу. – Загорелое её лицо просияло злорадной улыбкой.
– А я и не боюсь, – предательски задрожал мой голос.