Ловец Мечей

Мариам задумчиво смотрела на принца.

– Шут? Я бы так не сказала, – произнесла она. – Это такой стиль. На сартском называется «сонтозо». Это означает «несметные богатства».

Богатства, вот уж действительно. Пальцы принца были почти целиком закрыты огромными перстнями, которые сверкали, когда он двигался. Сапоги и колет были сшиты из дорогой тисненой кожи, а рубашка была красной, как кровь. Королевский меч, Светлячок, висел на перевязи из парчи цвета слоновой кости с золотой нитью.

– Это означает… – Мариам сделала глубокий вдох и тряхнула головой, словно пытаясь справиться с дурнотой. – Это означает, что каждый предмет одежды должен быть исключительным. Посмотри на его рубашку. Это гранатовый шелк из Сарта, прошитый нитями из настоящего золота, такими тонкими, что ткань поблескивает, словно металл. Это очень тяжелая работа, и швеи, занимающиеся таким шитьем, часто сходят с ума или слепнут. Поэтому принят закон, запрещающий изготавливать такие ткани.

– Но если это незаконно, откуда у него целая рубаха из этой ткани? – возмутилась Лин.

Мариам слегка улыбнулась.

– Он же принц, – ответила она, и в этот момент Конор Аврелиан протянул руки к толпе и заговорил.

– Приветствую вас, мои подданные, народ Кастеллана, во имя Богов, – произнес он, и хотя Лин ненавидела его и знала, что ему нет никакого дела до народа, ей почудилось, что солнце стало светить немного ярче.

У него был приятный голос, глубокий и мягкий, как гранатовый шелк, в который принц был одет.

Люди подались вперед, к ступеням Дворца Собраний, стиснули Лин и Мариам со всех сторон. Они смотрели на наследника престола с восторгом и обожанием.

«Вот она, власть, – подумала Лин. – Народная любовь. Он держит их в руках, и они любят его за это». Ее удивлял этот парадокс, хотя она выросла в тени Маривента и Дома Аврелианов. Но в Солте не было ни короля, ни королевы. Власть делили между собой Майеш – который действовал в качестве посредника между ашкарами и внешним миром, защищал жителей Солта от тех, кто обитал снаружи, – и Давит Бенезар, махарам. Махарам, жрец и законодатель, правил общиной Солта, присутствовал при рождении и смерти, на свадьбах и на суде.

Ни тот ни другой пост не передавались по наследству; махарама назначал эксиларх[6 - Эксиларх – должность светского главы еврейской общины в Вавилонии. В упоминаниях арабских хронистов подчеркивается, что необходимое условие для занятия поста эксиларха – это происхождение от царя Давида. Пост эксиларха просуществовал до XII в.] – человек, который в некотором смысле являлся особой королевской крови среди ашкаров. Эксиларх, путешествовавший по Золотым Дорогам от одного Солта к другому, был прямым потомком Иуды Макаби[7 - Имя персонажа связано с именем Иуды Маккавея – руководителя восстания евреев (166–160 гг. до н. э.) против сирийского царя Антиоха Эпифана.]. В древности Богиня избрала Макаби предводителем своего народа, и основной священный текст ашкаров назывался «Книга Макаби».

Власть Майеша была светской. Еще со времен Империи при дворе существовала традиция назначать советником ашкара, которого выбирал дворец.

Принц Конор говорил дальше, то повышая, то понижая голос, повторял знакомые слова о независимости, свободе, величии Кастеллана… Толпа бурлила, как морской прибой, готовый обрушиться на ступени Конвоката; некоторые смотрели на принца со слезами на глазах. «Для того чтобы изменить закон, ему стоит только шевельнуть пальцем, – думала Лин. – Он обладает властью решать, что разрешено и запрещено его гражданам. И где-то там, у него за спиной, в темноте, стоит мой дед. Если бы он был другим человеком, он мог бы ходатайствовать за меня перед принцем».

Сзади снова налегли, и Мариам негромко вскрикнула.

– Лин! Мне кажется, у меня что-то…

Лин резко обернулась. Мариам прижала руку к горлу, в ее широко раскрытых глазах был страх. На щеках выступили красные пятна, и из уголка рта потекла кровь, красная, как шелковая рубашка принца.

– Мариам, – прошептала Лин и бросилась вперед; она едва успела подхватить подругу, чтобы та не упала. – Держись за меня! – воскликнула она, поддерживая обмякшее тело Мариам. – Держись за меня, Мари…

Но тело Мариам вдруг стало странно тяжелым; она увлекла Лин за собой, и та в панике склонилась над ней. Люди с недовольным ворчанием отходили в сторону.

Лин сорвала с головы шарф, свернула его и подложила под голову Мариам. Подруга дышала с трудом, ее губы посинели. Лин не знала, что делать; у нее с собой не было ни сумки врача, ни лекарств, ни инструментов. Ее окружали мальбушим – некоторые глазели, но большинство не обращали внимания ни на нее, ни на Мари. Они не считали, что обязаны помогать ашкарам. Ашкары должны были помогать себе сами. Но Лин понятия не имела, как доставить беспомощную Мари в Солт…

Толпа расступилась. Лин услышала какие-то крики и скрип колес. Подняв голову и щурясь от света, она увидела карету цвета пламени. На двери был изображен золотой лев с раскрытой пастью – эмблема Кастеллана.

Карета из дворца.

Лин моргала, ничего не понимая. Почувствовала, как Мари сжала ее руку, шепотом спросила что-то, а потом седой кучер, одетый в мундир Эскадрона стрел, слез со своего места. Он наклонился и поднял Мари. Та слабо вскрикнула.

Лин вскочила на ноги.

– Осторожно, ей больно…

– Приказ Майеша Бенсимона, – отрывисто произнес кучер. – Приказано отвезти вас обеих в Солт. Или вы хотите идти пешком?

Майеш. Лин знала, что удивляться не следует, – кто еще мог прислать за ней дворцовую карету? Она ничего не сказала, и солдат отнес Мари в карету, положил ее на обитое бархатом сиденье.

Лин обернулась и посмотрела на Лестницу Скорби. Она почти ожидала увидеть за спиной принца, в тени колонн, фигуру Майеша, но там никого не было.

Конор Аврелиан простирал руки к народу. Когда Лин садилась в карету, ей почудилось, что он смотрит на нее, но нет, расстояние между ними было слишком велико. Это все ее воображение.

Кучер захлопнул дверь кареты, а Лин села на скамейку и положила голову Мари себе на колени. Глаза у больной были закрыты, в уголках рта запеклась кровь. Карета тронулась. Лин погладила подругу по волосам и только в этот момент поняла, что забыла на площади одну вещь.

Выглянув в окно, она увидела на мостовой окровавленный шарф; он слегка трепетал на ветру, словно перья мертвой птицы. Почему-то это показалось Лин дурным предзнаменованием. Она вздрогнула и отвернулась.

Сейчас многие спрашивают, было ли такое время, когда все могли творить магию, но ответ на этот вопрос однозначен: такого времени не было. Верно, что в прежние времена не существовало того, кто мог бы контролировать магию, никто не мог приказывать людям, как пользоваться ею. Но это не означает, что все рождались с равными способностями к ней.

Великий ученый Джибар сказал, что магию можно сравнить с музыкой. Некоторые люди начинают играть на музыкальном инструменте почти сразу, кому-то необходимо долго учиться. Только тот, кто обладает талантом, в конце концов становится чародеем.

    «Рассказы о королях-чародеях», Лаокант Аурус Иовит III

Глава 3

Горожане заполняли улицы, толпились на проезжей части. Респектабельные дочери купцов танцевали на тротуарах, размахивая распущенными волосами. Из распахнутых дверей таверн вываливались гуляки. На балкончиках с коваными железными перилами играли музыканты, девушки бросали из окон пригоршни фениксов, мечей и корабликов, вырезанных из разноцветного картона. В гриве Асти застряла корона из желтой бумаги. Конор поймал алое сердечко и спрятал его в карман. Принц был закутан в простой черный плащ – такие плащи шили в Вальдеране. Капюшон закрывал лицо. Это была его излюбленная маскировка, он всегда надевал его, отправляясь бродить по городу. Кел подумал: интересно, как почувствовала бы себя девушка в белом платье, узнав, что подарила свое бумажное сердце самому принцу?

Молодые люди ехали по городу инкогнито, без охраны. Точнее, так считал Конор; Кел подозревал, что Джоливет отдал соответствующий приказ и за ними на почтительном расстоянии следуют солдаты Эскадрона стрел, готовые вмешаться при малейшем намеке на опасность. Но это оставалось лишь подозрением, и Кел не озвучивал его. Конору необходимо было почувствовать себя свободным хотя бы на несколько часов.

В ночи, подобные этой, Кел испытывал прилив энергии, сердце у него билось чаще от мыслей об открывающихся перед ним возможностях. Наверное, думал он, такое же ощущение охватывает капитана корабля, который смотрит на море в подзорную трубу и размышляет о том, что ждет его за горизонтом – неизведанные земли, золотые клады, руины древних городов, процветавших до Раскола.

Оказавшись в Храмовом квартале, они свернули на улицу Песочных Часов, где некоторые находили сокровища, а некоторые теряли все. Этот район располагался в пойме реки Страха, но еще во времена Империи его осушили и покрыли болотистую почву слоями кирпича, скрепленного гипсом и негашеной известью. Подземные источники питали множество каналов; под изогнутыми металлическими мостами медленно текла темно-зеленая вода.

Над входами в здания с треугольными фронтонами и остроконечными крышами виднелись вывески, которые рекламировали разнообразные развлечения. Большинство вывесок представляли собой просто изображения двух обнаженных тел в любовных позах. Некоторые требовали расшифровки: женщина, подглядывающая в замочную скважину, мужчина с веревкой на шее, молодая женщина с цветущей лозой в руке и девушка, стоящая перед ней на коленях.

Кел помнил первый раз, когда они пришли сюда с Конором. Наверное, им было лет по пятнадцать. Оба нервничали, но Конор пытался это скрывать. Он сказал: «Выбирай, какое тебе нравится».

Кел тогда понял, что Конор тоже не знает, какой бордель выбрать и что говорить, когда они туда войдут. Он предоставил Келу решать эту проблему, поскольку принцу не подобало выглядеть растерянным новичком перед подданными. И Кел выбрал «Каравеллу». Ему просто понравилась вывеска – большой корабль с белыми парусами, а под ним открытая книга; ее страницы образовывали поверхность моря, по которому плыла каравелла.

Кел представился сам и отрекомендовал Конора содержательнице борделя, донне Алис Аспер, и женщина пришла в восторг. Новость о том, что до ее заведения снизошел сам наследный принц, должна была привлечь новых богатых клиентов. Она выдала обоим юношам песочные часы на золотой подставке с выгравированным кораблем и объяснила, что они могут оставить их себе и пользоваться ими во время следующих посещений.

В Храмовом квартале удовольствия оплачивали по часам. Посетитель мог провести с куртизанкой (а среди них были как женщины, так и мужчины) сколько угодно часов, наслаждаясь ее обществом и искусством, но только если мог оплатить ее время. Так улица Песочных Часов получила свое название; и в ту ночь Кел, заплатив за два часа, утратил девственность в обществе рыжеволосой девушки по имени Силла.

Донна Алис оказалась права насчет Конора. В последующие годы «Каравелла» стала излюбленным местом членов благородных семей с Горы. Конор задавал тон во всем – от одежды до развлечений. И не имело значения, что «Каравеллу» выбрал Кел; остальным не обязательно было об этом знать. Кроме того, со временем Кел в некотором роде привязался к донне Алис. Почему бы ей не заработать несколько лишних монет?

И сегодня она спешила приветствовать своих гостей, пока надежные слуги, умеющие держать язык за зубами, уводили в конюшню Асти и ее брата Матикса. Над входом на тонкой металлической проволоке покачивались красные и золотые лампы; проститутки были не чужды патриотизма.

Алис с улыбкой пригласила принца и его «кузена» в вестибюль.

– Монсеньер! – При виде Конора она буквально засияла от счастья. – Мой господин. – Она поклонилась Келу. – Какая приятная неожиданность! Если я не ошибаюсь, ваши друзья уже здесь.

Фальконет и «избранные», которых он с собой притащил, подумал Кел и тихонько вздохнул.

– Мы долго ждали этого момента, донна, – ответил Конор. – Где же отдохнешь после трудного дня, как не под вашей крышей? – Он вытащил из кармана красное картонное сердце и протянул его Алис.