***
Вот уже две недели я сидела в комнате, перебирала воспоминания и думала, чего же действительно хочу от жизни. А еще думала о будущем, которое казалось туманным и каким-то фантастическим. Ведь я на полном серьезе собиралась выдавать себя за мальчика! Не день и не два, а весь период обучения, а это пять лет университетской школы и три года самого университета!
От мыслей отвлекла скрипнувшая дверь. Подняв глаза, я увидела… отца! Дыхание сбилось, а сердце зачастило с неистовой силой. Волна радости подхватила меня и понесла вперед.
– Папа! – выдохнула я, повиснув на родном человеке, которого уже и не чаяла увидеть до своего отъезда. Я не знала, как и когда покину город, но Кирим сказал, что решение этого вопроса он возьмет на себя, и мне не стоит волноваться, лишь поскорее выздоравливать. – Папа! Как я рада тебя видеть! – Слезы брызнули из глаз.
А он подхватил меня и со мной на руках сел на лавку, что стояла у стены.
– Лейла, доченька! – Отец крепко прижимал меня к своей груди и нежно гладил по волосам. – Ну, не плачь, все уже позади. Не плачь, сердечко мое.
А я уже просто не могла сдержаться, выплескивая слезами тоску по отцу и все, что мне пришлось пережить за время нашей разлуки. Слезы лились, не переставая, а когда закончились, я еще долго всхлипывала. Почему-то только сейчас, рядом с ним, я осознала, что весь тот ужас, в котором я жила все время с захвата города, наконец, оставил меня и больше не вернется.
– Прости меня, сердечко, – тихо проговорил отец, когда я успокоилась. – Прости, что не был рядом, что не защитил.
И столько боли было в этих словах, что я всхлипнула вновь и обняла его еще крепче, вжимаясь в родного человека.
– В этом нет твоей вины! Просто все сложилось так, как сложилось.
Отец горько улыбнулся и поцеловал меня в лоб:
– Ты как всегда слишком добра, сердечко. Но я сделаю все, чтобы подобное больше никогда не повторилось! Я спрячу тебя так, что никакая сволочь больше не найдет и не причинит тебя вреда!
Я, млевшая в руках отца от ощущения небывалой защищенности, насторожилась:
– В смысле?
– Сердечко, у меня есть одно очень защищенное место, куда никому нет ходу. Я увезу тебя туда. Там будет скучновато, но со временем…
– Папа, стой! – Я испугалась не на шутку. Мне вовсе не хотелось всю оставшуюся жизнь прятаться от людей и вздрагивать от любого неосторожного звука.
– Что случилось, сердечко?
– Я не хочу прятаться! Я хочу научиться пользоваться даром, получить образование и самой выбирать путь в жизни!
– Ты не понимаешь, о чем говоришь, Лейла! Если хоть кто-то узнает о твоем даре… – Его губы болезненно скривились. – Тебя ждет страшная участь…
– Я знаю, отец! Поверь, я много думала и прекрасно представляю, что меня ждет, если обо мне узнают, но закрыть себя в четырех стенах – не выход, это лишь отсрочка неизбежного. Можно спрятаться, можно прожить жизнь забившись в предложенный тобой угол, но зачем тогда мне такая жизнь? Это будет просто существование, я так не хочу. Я хочу подчинить себе свой дар и спасти от участи быть использованной или сожженной хотя бы одну одаренную девочку! Потому что то, что сейчас происходит – это жестокость, которой нет оправдания. И если мне это удастся, то и жизнь моя будет прожита не зря!
Всю эту речь я говорила, выпрямившись и глядя отцу в глаза. А когда закончила, не спешила снова прильнуть к его груди, требовательно глядя и ожидая реакции на свои слова.
Наконец, он заговорил:
– Ты изменилась.
– Может быть. Прежнюю Лейлу сожгла в сарае толпа обезумевших людей, которым многие годы рассказывают страшилки о ведьмах. Не спорю, одаренные бывают разными, но ведь и обычные люди творят такое, о чем и вспоминать страшно. А потому, если Всевышний даст, я стану тем камешком, который будет способен осыпать целую гору. – Ненадолго я замолчала, понимая, что не убедила отца. – Я знаю, что у меня может не получиться, знаю, что очень сильно рискую. Но знаю и то, что если не попробую, то не смогу жить по-прежнему. Я просто перестану быть той Лейлой, которую вы все знаете и любите. Моя задумка слишком амбициозна и практически невыполнима, но в том сарае я вдруг отчетливо поняла, что ничего не успела, что совершенно зря появилась в этом мире, что у меня все это время не было цели, которая бы оправдала тот шанс, что дали мне небеса, когда вернули к жизни. Кто-то когда-то сказал: «Если цель твоей жизни не кажется тебе грандиозной, то это всего лишь план на завтра». Этот мир дал мне много: и любящих родных, и преданных друзей, и даже дар, что при правильной огранке может стать большим помощником в любых начинаниях, и который я совершенно не ценила и считала лишь помехой, не стремясь развивать. И пытались убить меня отнюдь не из-за дара, а в силу зависти и злобы, что сжигала одну черную душу. И сейчас, чтобы сделать хотя бы первый шаг на пути к своей цели, мне нужна лишь вера… Твоя вера в меня.
Несколько минут отец смотрел на меня, а потом тяжело вздохнул и притянул к своей груди:
– Конечно, я верю в тебя, сердечко мое. Верю… Но так боюсь потерять… Ты ведь еще такая маленькая, а мы все часто забываем об этом. – Он положил мне на голову свой подбородок и снова вздохнул. – Я постараюсь смириться с теми планами, что вы придумали с профессором, по крайней мере, нам будет о чем вечером поговорить с этим старым интриганом, а сейчас лучше расскажи, как ты себя чувствуешь?
– Да все уже совсем хорошо! Мне гораздо интересней, где ты пропадал полтора месяца?
Как выяснилось, он, движимый неясными предчувствиями, решил как можно скорее добраться до Турании, не заходя по дороге в порты Эльмирантии, и, распродав товар и закупив побыстрее новый, вернуться домой. Весть о захвате Шалема достигла бы его уже на другом материке, не встреть он по дороге один скоростной кораблик, шедший туда же с вестью о нападении и развязавшейся войне между Фаргоцией и Эльмирантией. Услышав об этом, отец тут же отправился обратно, но шторм замедлил движение.
– …Поверь, сердечко, я прибыл так быстро, как только мог! И теперь никому не дам вас в обиду… – сказал, совсем уж посмурнев.
А я вдруг поняла своим обострившимся даром, что сейчас он переживает не только о том, что случилось со мной, но и том, что успел узнать о маме и коменданте.
– Папа, людская молва ведь не пожалела не меня одну! Не нужно верить чужим завистливым словам, лучше поговори с той, кто все это время искренне тебя ждал. – Я посмотрела на папу, в его какие-то больные глаза, и добавила. – Поверь, Малика стоит того, чтобы перешагнуть через надуманные обиды и выслушать! – тяжело вздохнула и решилась. – Смотри! Только больше я такого делать не буду. Вы взрослые люди и должны уметь разговаривать друг с другом.
И я показала ему все, что знала о встречах мамы и коменданта: и то, что видела сама, и то, о чем слышала от других. Все это время отец сидел с широко распахнутыми глазами, а потом снова покрепче обнял и тихо произнес:
– Спасибо…
После чего встал и, поцеловав меня в макушку, сказал, что скоро снова ко мне зайдет, а потом вышел из комнаты. Видимо, пошел мириться.
***
Тем же вечером у меня в комнате собралась вся мужская часть, населявшая наш дом, кроме детей, конечно. Маму на это импровизированное собрание дружно не пустили, мотивируя тем, что со столь эмоциональной женщиной они ни до чего не договорятся даже за целую ночь. Мама обиделась, но осталась с мальчиками – все-таки воспитание не давало ослушаться воли мужа. Я на это лишь покачала головой, но спорить не стала.
На этом семейном собрании и было решено… отправлять меня учиться в Тализию!
– …Я уже решил, куда нам стоит наведаться в первую очередь и кому написать. С моим опытом преподаванию, думаю, мне не составит труда устроиться поближе к Лейле. Ромича назову своим ассистентом. Думаю, он без труда справится с сопутствующей нагрузкой. Разумеется, на первое время нам понадобятся средства… – рассуждал профессор.
– Тимуран-аха, мы же уже решили этот вопрос… – укорил его мой родитель.
– Конечно-конечно! Я всего лишь собираю все свои мысли в общий расклад.
– Тимуран-аха, по вашим подсчетам как скоро нам нужно отправляться в путь? – поинтересовался отец.
Профессор ненадолго задумался:
– Чем быстрее, тем лучше.
– Хорошо! – решительно ответил папа. – Думаю, недели команде корабля хватит отдохнуть и разобраться с последствиями всего, что обрушилось на их семьи после захвата Шалема. А я уже с завтрашнего дня займусь необходимыми в дорогу закупками.
– Папа, а нас выпустят из порта? – Отец недоуменно на меня посмотрел. – Я имею в виду, нет ли каких-то ограничений в связи с тем, что город захватили фаргоциане?
– А… Как мне заявили по прибытии в порт, Фаргоция рассчитывает сделать Шалем одним из лучших торговых городов, а потому всегда будет рада помочь жителям города. А если опустить всю эту пафосную шелуху, то «платите, господа купцы, пошлины на товар, приносите в казну Фаргоции как можно больше денег, и никто не будет вам чинить никаких препятствий».
Мне оставалось только удивляться такому подходу. Почему-то казалось, что дальнейшее взаимодействие с властями будет для шалемцев не таким радужным.
– Что ж, это просто замечательно.
– Это разумно, – поправил меня отец.
– У-угу-у… – протянула я, уже представляя очередную неделю в заточении. Комната мне уже так опостылела, что я предвидела, что скоро начну самым натуральным образом выть от скуки и однообразия.