Лейла. Шанс за шанс

– В чем дело, Лейла? Что-то не так? – обеспокоился моим погрустневшим видом отец.

– Да нет, все хорошо, просто я опасаюсь, что, просидев в четырех стенах еще целую неделю, начну сходить с ума и бросаться на людей, – попыталась я неловко пошутить.

Мужчины ненадолго задумались, а потом Кирим предложил план, от которого я бы ни за что не пожелала отказаться.

***

И уже на следующий день меня, закупоренную в небольшую бочку, доставили на корабль отца. Мама тем же вечером, не стесняясь слез, обстригла мои длинные светлые локоны, как принято среди дворянский детей Тализии, а всю последующую ночь мы с ней на пару шили для меня костюм тализийского мальчика-дворянина: довольно узкие штанишки на завязочках, рубахи со стоячим воротничком и курточки с различными украшательствами из яркой тесьмы. К данному костюму еще прилагался берет такого же темного-зеленого цвета из материала, похожего на бархат, из какого был пошит и костюм. Ботиночки вполне подошли мои, хотя профессор и сказал, что обязательно закажет мне в Тализии другие, более соответствующие образу.

На корабле я с помощью амулета изменила цвет волос, бровей и форму носа и отправилась домой как гость отца, которого по просьбе друга он вез из Турании в Тализию, чтобы передать на обучение в университетскую школу.

Вот так благодаря маленькой хитрости я снова могла находиться дома и открыто гулять по городу на вполне законных основаниях. А довольно правдоподобные документы тем же вечером мы сделали вдвоем с профессором, который, на удивление, оказался сведущ в подделке печатей. Разумеется, своими талантами он до этого не пользовался и пользоваться не собирался, но ради меня решил поступиться своими принципами.

Документы детям в этом мире вовсе не нужны, но так как я собиралась выдавать себя за представителя дворянского рода, который покинул своих родителей, документы и соответствующие верительные грамоты стали необходимы. Дворянское происхождение выбрали, потому что представить меня рабом или юнгой неудобно – рабовладение уже не простили бы и меня отобрали, как чуть не произошло с Ромичем и Киримом, а юнгу вести к себе домой купцу не пристало и вызвало бы ненужное внимание и подозрения. К тому же, мне стоило привыкать вести себя как мальчику из дворянского семейства, которым я и буду представляться в Тализии. Там меня собирались представить дальним родственником профессора, который в своих странствиях попал в гости к троюродной тетке, у которой как раз гостила с сыном внучатая племянница ее мужа – проследить хитросплетения этих родственных связей практически невозможно, потому и выбрали такую версию. Эта троюродная тетка и попросила профессора присмотреть за недорослем и отвезти его в Тализийский университет. И так как профессор не скрывал цели вернуться к преподаванию в Тализии, то и отказаться уже не смог. Вполне правдоподобно.

Больше меня беспокоило, как изменять внешность в Тализии. Все-таки, браслет может изменить лишь три параметра, а если сейчас, надев мужское платье и подстригшись, отличить меня от мальчика практически невозможно, некую миловидность в расчет не берем, так как и мальчики в этом возрасте вполне могут ею отличаться, то года через два-три различия должны появиться. Так, во время полового созревания, нужно будет приделать себе кадык, увеличить нос, так как я уже давно заметила, что эта часть мальчишеской физиономии почему-то практически всегда меняется в большую сторону, да и вполне может придать мне брутальности. Дальше грудь. Иллюзия не повлияет на тактильные ощущения, поэтому придется ее постоянно перевязывать, но по первости все же можно будет сглаживать впечатление и без тугих перевязок. Все таки я девочка и не хочу по итогам таких перетягиваний остаться плоской, как доска. А если так над собой издеваться, то грудь может и не вырасти. И бедра – нужно будет перекинуть один параметр на них, чтобы скрыть округлости, хотя опять же это не спасет от прикосновений. От идеи приделать себе иллюзорное мужское достоинство я отказалась – в штанах иллюзию никто не рассмотрит, а на тактильные ощущения она все равно не повлияет. В общем, нужно еще думать как быть.

– Малика-ханан, а давайте сегодня сделаем вареники! – сидя с утра в кухне вместе с мамой, выдвинула я предложение.

– А что это, господин Лей? – заинтересовалась мама.

Конечно, она прекрасно знала, кто прячется за внешностью чернобрового мальчугана, но по обоюдной договоренности мы старались вести себя в рамках выбранной мной роли.

– О! Это вкуснятина! А если кратко, то так называется вишня в тесте.

По эмоциональному маминому лицо проскользнула гримаса, больше похожая на отвращение, но я не дала ей заподозрить меня в том, что я над ней потешаюсь, а потому спрыгнула с лавки и направилась за продуктами.

– Поверьте, на вкус это гораздо лучше, чем звучит!

– Лей-аха, может, вы лучше пойдете и погуляете с мальчиками во дворе? – попыталась откреститься от моих кулинарных экспериментов мама.

– К ним я обязательно присоединюсь после вкусного полдника! —парировала я.

Смирившись, мама спросила:

– Чем я могу помочь?

– Достать из вишен косточки. А я пока займусь тестом. Где там наш кефирчик?

Я знала, что большинство предпочитают готовить вареники на воде и ничего против этого не имела, но вот вареники с ягодами, все-таки предпочитала заворачивать в тесто из кефира.

Итак, возьмем пол литра этого продукта, туда сольки, сахара, два яичка, хорошенько перемешаем и добавим муки. Теперь остается только хорошенько вымесить тесто и, накрыв полотенчиком, дать постоять около получаса. Я похлопала получившийся колобок и решила помочь маме с очисткой вишни.

Надо сказать, что добывать косточки без специального небольшого устройства, что было у меня на Земле, оказалось не так аккуратно. Брызги разлетались в самые непредсказуемые стороны и, если бы не предусмотрительно надетые фартуки, мы с мамой оказались бы знатно перемазаны вишневым соком. Наконец, когда я пересыпала вишню сахаром и посчитала задачу выполненной, пришло время раскатывать тесто и лепить долгожданные вареники. Кружком, который послужил для вырезания из теста основы для вареников, стала большая любимая кружка профессора. Знал бы он, как я использую его любимицу… Однако, ничего более удобного на кухне я просто не нашла.

Поначалу мама, вымазанная соком вишни, просто смотрела, как я беру кружок теста, накладываю на него вишню и заворачиваю, аккуратно сплющивая концы, а потом и сама присоединилась и совсем скоро лепила вареники ловчее меня.

– Ладно, мам, пойду ставить кастрюлю с водой и созывать всех на полдник.

Поставив воду и растопив печь, я пошла созывать всех пробовать заморскую вкусность, рецепт которой якобы привезла из Турании. Понятно, что мальчикам никаких рецептов знать не полагалось, но ничем другим, кроме как большой любовью к вареникам, которая заставила меня выучить рецепт их приготовления, подобные знания я объяснить просто не смогла. Я немного задержалась в комнате, чтобы переодеться – капли сока попали на рукава моей белой рубашки. Решив застирать их после полдника, надела другую рубашку – мама уже успела пошить мне несколько сменных. Подходя к дверям кухни в приподнятом настроении, я неожиданно насторожилась – за дверью стояла полная тишина.

Стараясь двигаться как можно тише, я заглянула в небольшую щелку и увидела Сольгера. Он стоял в тех дверях кухни, что выходили в сени. Его лицо было немного виноватым, однако чем дальше, тем больше в нем проступало недоумение и даже возмущение.

– Послушайте, – говорил он, – если вы не хотите, чтобы я общался с Лейлой, не надо. Просто скажите: все ли с ней хорошо? Когда я уезжал почти месяц тому назад, она была без сознания!

Отец прокашлялся и спросил:

– Молодой человек, простите, не имел чести быть с вами знаком…

– Сольгер ар-Наринал[14 - Приставка «ар» означает принадлежность человека к дворянскому сословию в Фаргоции.], капитан фаргоцианской армии.

– Очень приятно, а меня зовут Ратмир сын Харуфа, я отец Лейлы. Скажите, как давно вы прибыли в город? – голос отца был тихим, но напряжение в нем я почувствовала отчетливо.

– Только что. Сделал крюк специально, чтобы заглянуть к вам и справиться о здоровье Лейлы прежде, чем ехать в крепость.

Напряжение, витавшее в кухне, тут же сбавило накал, видимо, все были сбиты с толку уверенностью парня в том, что я жива, и боялись, что он каким-то образом узнал, что я тогда не сгорела, а услышав, что он ничего об этом не знает, немного расслабились. Прикрыв глаза, отец ответил Сольгеру:

– Ее больше нет. Ее убили почти три недели назад. – С лица Сольгера разом сошла вся краска, а судя по сдавленному «Как?», горло сдавил спазм. – Ее сожгли.

Осознав то, что он только что услышал, парень провел по лицу ладонью, резко скользнул пальцами в волосы на макушке и сильно их сжал.

– Но почему? Как комендант мог допустить такое? Подобное попирает все законы королевства! Не понимаю… – распалялся он.

Мамин голос просто сочился злостью и сарказмом:

– Просто ваш комендант, узнав о готовящемся бесчинстве, вместо того чтобы все это прекратить, искал меня, чтобы вытребовать за спасение дочери… – она запнулась и буквально выплюнула следующие слова: – Мою благосклонность!

Казалось, эти слова заставили Сольгера дышать с трудом. Заметив это, и что парень по-настоящему переживал мою гибель, отец смягчился:

– Присядьте, Сольгер-аха.

Внезапно вода, что я поставила на печь, закипела начала выплескиваться на печь и зашипела, привлекая внимание.

– Это вода под вареники, – тут же отозвалась мама, – сейчас сниму.

– Какие вареники? – раздался сдавленный вопрос Саргайла.

– С вишней, – ответила мама.

– Она… Она звала… меня… на вареники… с вишней … Звала… – слова Саргайла прозвучали глухо, он рванул у горла сорочку, так что пуговицы разлетелись по разным углам, и, просипев «Простите», чуть не ударившись о косяк, вышел прочь.

Мое сердце сдавила такая жалость к этому парню, что лишь большим усилием воли я заставила себя остаться на месте и не кинуться следом, чтобы рассказать, что со мной все в порядке, что я жива. Вместо этого я оперлась лбом о косяк и попыталась успокоить полившиеся из глаз слезы.

«Если я хочу начать новую жизнь, то все, кто знал обо мне и моем даре, должны верить, что меня больше нет. Иначе все пойдет прахом. Иначе весь этот маскарад не имеет смысла».

Несмотря на эти мысли, на душе было тяжело и маетно и успокоиться удалось далеко не сразу.

***