Оценить:
 Рейтинг: 0

Взаперти

Год написания книги
2017
<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 25 >>
На страницу:
8 из 25
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Из отверстия слива выползла муха, еще совсем маленькая, но уже назойливая. Она долго изучала сладкую тарелку со следами карамели, пока Христина изучала её саму. Наклонившись, насколько это было возможно, она попыталась разглядеть морду мухи, её блестящие окуляры-глаза – и не смогла.

– Хм, – сказал отец. Он собрался уходить, встал и посмотрел на Христину. Муха тяжело поднялась из раковины, как бы нехотя подлетела к старику и уселась ему на лоб. Девушка подумала, что отец как никогда похож на свихнувшегося Христа. Теперь вот собирает себе терновый венок, но не из веток, а из мух. Сцепит их леской и пойдет себе на Голгофу с крестом из старых газет на спине.

– Хм, – сказал отец, не понимая, чего ждет его послушная дочь. А муха в это время, шурша и покачиваясь, как пьяная, поползла по лицу и нырнула в широкую ноздрю. Отец сделал вид, что ничего не заметил и отвернулся от Христины.

Оделся, туго затянул разболтавшийся галстук и подождал, пока его спутница обуется, чтобы проводить до остановки троллейбуса.

– Хм, – сказал отец, грозно нахмурившись – она замешкалась, думая о том, где сейчас плутает муха.

Они шли по дороге, не касаясь друг друга даже полами одежды. О том, чтобы взяться за руки или хотя бы стать рядом, не было и речи. Отец нет-нет, да поглядывал на дочку неодобрительно, недобро. Чувствовал, что сегодня она совсем не такая, как месяц назад. По его лицу скользила тень воспоминаний – вот он впервые читает крошке с пшеничными косичками притчу об Иеффае и дочери его, вот стареющая жена собирает свои платья и уходит прочь, вот шкаф и приглушенный детский плач, тонкий и пронзительный. Диавол искушал его жалостью, но он не поддался.

«Она была у него только одна, и не было у него ещё ни сына, ни дочери. Когда он увидел её, разодрал одежду свою и сказал:

– Ах, дочь моя! Ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего! Я отверз о тебе уста мои пред Господом и не могу отречься».

Воспоминания растаяли, как дым, с гудком неповоротливой машины. Отец сел у окна и проводил Христину долгим взглядом, пока она не скрылась за поворотом.

Возвращаясь, Христина видела людей, на лицах и руках которых сидели жуки и уже привычные мухи. Казалось, никто не замечал их присутствия. Ни один из них не попытался согнать непрошеных гостей, даже не смотрел в их сторону. Пришельцы перемещались под майками и топиками, создавая на телах рельефные карты – горы и овраги, дорожки рек и пустыри. Иногда жуки сталкивались на своем пути, и тогда девушка слышала хруст ломающихся лапок. Один раз особенно смелая муха залезла в рот прохожему, который выплюнул её с невозмутимым видом и пошел дальше. Христина подумала, что все это слишком иррационально и комично, чтобы быть правдой.

До вечера она работала, склонившись над планшетом. Заказчик был доволен скрупулезностью рисунков и выразил желание получить всю работу как можно скорее. На час или два Христина перестала слышать гул из-под пола, растворившись в рисовании. Но потом он вернулся – как только уставшая девушка пошла на кухню, чтобы вымыть руки и поужинать. Хотела выйти на улицу, выкурить перед сном сигарету, но передумала, вспомнив дневных прохожих. К черту.

Седьмой день

В комнате звенел комар. Христина накрылась с головой одеялом и сомкнула веки, повторяя, как мантру: «Я должна уснуть». Трудно дышать, ткань царапает щеки, но выбраться наружу и не сойти с ума от накатывающей паники – еще труднее. Перед мысленным взором плясали картинки из хрестоматий, перемежающиеся теоретическими сводками: имаго, личинки, куколки, зародыши комаров в стоячих водах, футляр челюсти и две тонкие иглы в поисках сочного жирного тела, налитого кровью. Горячо и сладко сделалось Христине от этих мыслей. А звон становился все громче, словно пробуравил дыру в одеяле, и теперь выскабливал ход в голове девушки. Взвизгивал то над ухом, то над лункой пупка, скользил по простыне вслед за изгибами её тела, искал укромные местечки.

Христина почувствовала, как в горле собрался ком, словно этот комар затолкал внутрь неё полную кладку яиц из двухсот отменных экземпляров. Она скинула одеяло и наглоталась воздуха, а потом увидела над собой его – комара. Тощего и хрусткого насильника, клацающего двумя парами челюстей. Он был одет в костюм черной шерсти, сорочку и серый фартук поверх галстука. Гибкими лапами он перебирал расхристанные волосы Христины, пока она вырывалась и отплевывала комариную кладку. Горячо и сладко разлилось по затекшим членам девушки отвращение – горячо, словно обдали кипятком, и сладко, будто облили карамелью.

Комар опустил свою хищную головку, крыльями раздвинул Христине ноги. И пока две тонкие иглы рвали и кромсали лоно, имитируя половой акт, старушка за стенкой проклинала буйную соседку, имевшую дурную привычку вопить во сне.

Десятый день

Волна, захлестнувшая жизнь Христины, спала. За ней последовала и жара – улица 1905 года погрузилась в ленивую предосеннюю сиесту. Ремонтники за последние два дня, как ошпаренные, переделали все свои дела, и пол теперь был накрыт чистым, свежим и ароматным паркетом. Тайком ото всех, девушка злорадно смеялась – все, баста. Мухи, жуки и прочие погребены заживо с её легкой руки. Гул почти не был слышан, а стоило задуматься о чем-то, и он вообще пропадал из эфира.

Работа продвигалась огромными скачками. По ночам, не имея возможности уснуть, Христина рисовала, красила и правила. Иногда болтала по скайпу с матерью, которая жила на другом конце страны. Как-то Христина спросила:

– Почему ты ушла?

– А почему я должна была остаться?

– Ты могла меня с собой взять.

– Отец не позволил.

Отец много чего не позволял. Носить платья, слушать «The Rolling Stones», сидеть в кафе с подружками. У всех в доме была своя роль. Сам он был проповедником (и надсмотрщиком, добавила бы Христина). Мать следила за очагом, которого у них никогда не было. Еще она работала, потому что кушать хотелось каждый день, а не пару раз в месяц, когда отцу удавалось продать несколько Библий ручной работы. Христина училась и молилась. Однажды мать обмолвилась, что в молодости отец был совсем не таким. Он гулял с девчонками, пил пиво, водил свою новоиспеченную жену на танцы. Но потом что-то случилось, и когда родилась Христина, семья уже не была похожа на то уютное любовное гнездышко.

– Как работа?

– Нормально.

– Хорошо, что я позволяла тебе рисовать в детстве.

– И на том спасибо, мама.

– Ну, ладно. Я пойду, мне еще Тимошу из садика забирать.

Наверняка маленький Тимоша ужинает под веселые завывания мультяшного волка, а не под монотонное чтение Святой книги. Повезло ему.

Заканчивая под утро работать, Христина выходила на улицу и гуляла, пока дорожки парка не наполнялись ранними пташками – бегунами, собачниками, младенцами в колясках. Край неба, мелькающий за деревьями, словно намалевали серой краской, а потом накапали сверху кляксы розового, сиреневого, пурпурного. Христина снимала кеды, ступала босыми ногами на влажную землю и медленно шла от дерева к дереву. Парк полнился насекомыми, но – настоящими. Это были безобидные и хрупкие создания. Рука не поднималась убить кого-нибудь из них, даже когда они всем скопом бросались на девушку, оголодав за ночь в одиночестве сумерек. Она чувствовала уколы за ушами, на запястьях, закрывала глаза, чтобы ощутить, как они облепляют веки, и наслаждалась этим.

Дома все было иначе. Квартира напоминала тот старый шкаф – такая же пыльная, тесная и безжалостная. С той лишь разницей, что за это наказание нужно было платить не молитвами, а деньгами.

Позавчера Христина постелила себе на диване, как обычно. Толстый старый ковер, оставшийся с дедовских времен, был подвешен под самым потолком, закрывал стену над диваном и служил заодно покрывалом. Она делала то же самое, что и каждый день до этого: складывала пополам простыню, доставала подушку, выравнивала сгибы, ложилась, вытянувшись на узком и длинном складном диванчике. Но ощущение «того же самого» очень быстро испарилось, стоило повернуться набок и взглянуть на ворс ковра вблизи. Он шевелился. Каждая нитка нервно подрагивала, словно кто-то взял большую расческу и медленно приглаживал давно нечесаный ковер. Было темно, но Христина разглядела сотни и тысячи крошечных лапок, несущих туда-сюда коричневые тельца жуков. Круглые, пузатые, гладкие – они деловито сновали по спинке дивана, не обращая на девушку внимания. Христина представила, что столько же – если не больше – жуков мельтешит прямо под ней, под простыней и подушкой, в ногах, вылезающих за край простыни и покойно лежащих на ковре. Одна мысль цепляет за собой другую, как бусину за бусиной нанизывают на леску. И вот она уже видит, что несколько жуков переползают с теплого и густого, как мех, ковра на прохладную ткань постельного белья. Залезают, цепляясь крючьями лап за пушок волос, на ноги. Ползут выше – от голени к коленям, потом к бедрам.

Христина чувствует, как они собираются в кучку, образуют клин и ползут к её вагине. Она сжимает бедра изо всех сил, но – поздно. Жуки резвятся внутри её тела, щекочут стенки влагалища, которое послушно увлажняется и ритмично сжимается. Оказавшись внутри, клин распадается, а насекомые разбегаются кто куда. Христина думает, что скоро станет гнездом для новорожденных жуков, чьи яйца будут расти, полнеть и наливаться силой, присосавшись к шейке матки.

Больше она не ложилась спать на диван. Белье отнесла на помойку и затолкала палкой на самое дно металлического контейнера.

Одиннадцатый день

А спать хотелось невыносимо. Сначала у неё еще получалось подремать в кресле, закинув ноги на табурет, а под голову положив свернутое в несколько слоев полотенце. Сейчас не получалось никак.

Все из-за комара. Христина больше не видела его. Зато отчетливо слышала. Скрючившись, она почти заснула, но он тут же запищал над её голым ухом. Тогда она накрылась с головой и едва не задохнулась, вновь заснув и уткнувшись носом и ртом в ткань, которая моментально прилипла к коже. Христина осторожно сняла с себя простыню и вдохнула немного воздуха. Комар, все это время молчавший, кинулся к ней, обхаживая любимую жертву. И эта игра продолжалась до самого утра, пока Христина не перестала понимать – спит она, бодрствует или сходит с ума.

Пятнадцатый день

Утром звонили из областной больницы. Отец совсем плох. Дышит через раз, ничего не ест. Ему колют обезболивающие, но он все равно беззвучно плачет и пытается читать Библию.

– Он не страдает, – сказала Христина – он боится.

– Вы зря переводите лекарства, – сказала Христина. И положила трубку.

Ей сообщили, что отец попал в больницу не из-за прогрессирующей болезни. Он наглотался острого, отчего все его горло, в том числе, трахея, превратились в месиво.

«Гвозди», – подумала Христина.

– Шурупы, – пояснил голос.

Они там все выскребли из тела отца, но это вряд ли поможет. Её спросили: придет ли она в больницу?

Она так и не пошла. Ни к чему это.

Соседи, проходя мимо окна Христины, что было на первом этаже, останавливались на несколько секунд, чтобы посмотреть на девушку. Она стояла, прижавшись лбом к стеклу, в тяжелом расстегнутом пиджаке, но с нагой грудью. Стояла и обсасывала шуруп, как пустышку.

Христина смотрела на них из зазеркалья окна и не могла отвести взгляд. Прохожие скользили, подхваченные потоком насекомых. Их руки были покрыты язвами от укусов, лица раскраснелись. Из уголков глаз и ушей лезли личинки, которые тут же вырастали и вновь заползали в сладкие дыры, где можно было отложить новые яйца.

Во рту у Христины что-то громко хрустнуло. Она выплюнула на ладошку кусочек зуба, окрашенного кровью, и вновь положила на язык шуруп. Много лет назад отец сказал ей: «И так истреби зло из среды себя».

Двадцатый день

<< 1 ... 4 5 6 7 8 9 10 11 12 ... 25 >>
На страницу:
8 из 25