– Может, цирюльник и прав. – Годвин возликовал: Савл ввязался в спор и занял противоположную сторону. – Предложение брата Иосифа больше годится для повреждений от защемлений или ударов. Такое случается у нас на строительстве. Тогда кожа и мышцы вокруг раны повреждаются, и если преждевременно закрыть рану, дурные соки могут остаться в теле. А тут чистый разрез, и чем скорее он закроется, тем быстрее раненый выздоровеет.
– Глупости, – бросил приор. – Разве городской цирюльник может быть прав, а ученый монах – нет?
Годвин поспешил спрятать торжествующую ухмылку.
Вдруг дверь распахнулась, и вошел молодой человек в облачении священника. Годвин узнал Ричарда Ширинга, младшего сына графа Роланда. Юноша небрежно, почти невежливо кивнул настоятелю и настоятельнице, подошел прямо к кровати и обратился к рыцарю:
– Что, черт подери, произошло?
Лэнгли с усилием приподнял руку, побуждая Ричарда наклониться, и зашептал ему в ухо.
Ричард потрясенно отпрянул:
– Не может быть!
Томас вновь жестом попросил его нагнуться и снова что-то зашептал. Опять Ричард вскинулся и спросил:
– Но зачем?
Раненый молчал.
Ричард хмыкнул.
– Ты просишь о том, что вне наших сил.
Томас кивнул в подтверждение этих слов.
– И не оставляешь нам выбора.
Рыцарь слабо покачал головой из стороны в сторону.
Ширинг обратился к приору Антонию:
– Сэр Томас желает стать монахом этого аббатства.
Наступило недоуменное молчание. Сесилия оправилась первой:
– Но ведь он творил насилие!
– Да ладно вам, такое и раньше случалось, – нетерпеливо отмахнулся Ричард. – Бывает, что воины покидают поле брани ради избавления от своих грехов.
– На старости лет – охотно верю, – отозвалась Сесилия. – Но этому человеку нет и двадцати пяти. Он бежит от какой-то угрозы. – Мать-настоятельница твердо посмотрела на Ширинга. – Его жизни что-то угрожает?
– Умерьте свое любопытство, – грубо ответил Ричард. – Томас хочет стать монахом, а не монахиней, так что прекратим расспросы. – Это была неслыханная дерзость по отношению к настоятельнице, но отпрыски графов позволяли себе и не такое. Ричард повернулся к Антонию. – Примите его.
– Аббатство бедствует, мы лишены возможности принимать новых братьев… Вот если бы кто-то внес дар, который покрыл бы расходы…
– Можем обсудить.
– Он должен соответствовать нуждам…
– Можем обсудить!
– Прекрасно.
Сесилия настороженно спросила у Антония:
– Вы знаете об этом человеке что-то такое, чего не говорите мне?
– Не вижу причин ему отказывать.
– Почему вы решили, что он искренне раскаивается?
Все посмотрели на Томаса. Тот лежал с закрытыми глазами.
Антоний вздохнул.
– Он докажет свою искренность, став послушником, как и все прочие.
Сесилия не скрывала недовольства, но поскольку приор не просил у нее денег, ничего поделать не могла.
– Наверное, пора обработать рану, – заметила она.
– Он отказался от лечения брата Иосифа, потому мы и пригласили отца-настоятеля, – объяснил Савл.
Антоний наклонился к раненому и громко, словно обращался к глухому, проговорил:
– Вы должны согласиться на лечение, предписанное братом Иосифом. Ему лучше знать.
Рыцарь, судя по всему, потерял сознание.
Антоний повернулся к Иосифу:
– Он больше не возражает.
Цирюльник воскликнул:
– Человек может потерять руку!
– Вам лучше уйти, – бросил ему Антоний.
Рассерженный Мэтью удалился.
Настоятель обратился к Ричарду:
– Позвольте угостить вас стаканчиком сидра в доме приора?
– Благодарю.