Трое

Они прошли под мостом Адольфа, и, обернувшись, Ростов остановился, любуясь видом, открывшимся сквозь проем арки. Он напомнил ему об Оксфорде, и внезапно Ростов понял, что делать с Хассаном.

– Дикштейн догадывается, что за ним кто-то следит, – сказал он, – и, скорее всего, связывает этот факт с вашей встречей.

– Вы так думаете?

– Ну, посмотри сам. Он отправляется на задание, внезапно сталкивается со знакомым арабом, и тут же за ним повисает хвост.

– Он может это предполагать, но знать он не знает.

– Ты прав. – Глянув на Хассана, Ростов понял, что арабу просто нравится слышать от него такие слова. Он меня терпеть не может, подумал Ростов, но ему нужно, чтобы я согласился с ним, просто жутко нужно. Он горд – и я могу это использовать.

– Дикштейн должен проверить, – продолжал Ростов. – Есть ли на тебя досье в Тель-Авиве?

Хассан пожал плечами со следами некогда свойственного ему аристократического высокомерия.

– Кто знает?

– Как часто вы встречались лицом к лицу с другими агентами – американцами, англичанами, израильтянами?

– Никогда. Я слишком осторожен.

Ростов чуть не расхохотался. Истина заключалась в том, что Хассан слишком незначительная сошка, чтобы представлять интерес для крупных разведывательных служб, и ему никогда не поручалось ничего достаточно важного, чтобы требовалась встреча с другими агентами.

– Если нет данных в досье, – сказал Ростов, – Дикштейну придется переговорить с вашими друзьями. Есть ли у вас какие-нибудь общие знакомые?

– Нет. После колледжа мы с ним не виделись. Да и в любом случае, он ничего не сможет узнать от моих знакомых. Они ничего не знают о моей тайной жизни. Я не выбалтывал налево и направо…

– Да, да, – подавляя нетерпение, прервал его Ростов. – Но в ходе беседы Дикштейн может задавать вроде бы незначащие вопросы касательно твоего поведения, как такового, дабы убедиться, соответствует ли твой образ жизни представлению о тайной деятельности – например, бывают ли таинственные телефонные звонки, внезапные отлучки, друзья, которых ты стараешься не знакомить с окружающими… Есть ли кто-нибудь в Оксфорде, с кем ты продолжаешь видеться?

– Из студентов никого, – у Хассана изменился тон, и Ростов понял, что близок к цели. – Я поддерживаю некоторые связи с преподавателями на факультете – здравствуйте, до свидания – в частности, с профессором Эшфордом – пару раз он свел меня с людьми, которые готовы субсидировать наше дело.

– Если я не ошибаюсь, Дикштейн тоже знаком с Эшфордом.

– Конечно. Эшфорд возглавлял кафедру семитских языков, на которой занимались мы с Дикштейном.

– Вот видите. Дикштейну остается только связаться с Эшфордом и в разговоре невзначай упомянуть твое имя. Эшфорд же расскажет ему, что ты делаешь и какой ведешь образ жизни. И затем Дикштейну станет ясно, что ты – тайный агент.

– Что-то сомнительно, – настороженно возразил Хассан.

– Отнюдь, – уверенно ответил Ростов, хотя Хассан был прав. – Это стандартная техника. Я и сам так не раз делал. И всегда срабатывало.

– Значит, если он свяжется с Эшфордом…

– У нас появится возможность снова сесть ему на хвост. Поэтому я бы хотел, чтобы ты отправился в Оксфорд.

– О! – Хассан не догадывался, к чему может привести разговор, и оказался в тупике. – Но Дикштейн мог просто позвонить по телефону…

– Мог, но такого рода разговоры предпочтительнее вести при личной встрече. Ты можешь сказать, что случайно оказался в городе и хочешь поболтать о добрых старых временах… а во время международного разговора трудно быть столь непринужденным. В силу этих же причин и следует прибыть на место, а не звонить по телефону.

– Может, вы и правы, – неохотно согласился Хассан. – Я планировал отправить сообщение в Каир, как только мы разберемся с распечаткой.

Вот именно этого Ростов и старался избежать.

– Хорошая мысль, – одобрил он. – Но сообщение будет выглядеть куда лучше, если вы сможете присовокупить к нему и известие, что удалось снова выйти на Дикштейна.

Хассан стоял, вглядываясь вдаль, словно надеялся увидеть отсюда Оксфорд.

– Давайте вернемся, – коротко сказал он. – Я уже нагулялся.

Настало время проявить общительность и дружелюбие. Ростов приобнял Хассана за плечи.

– Вы, европейцы, такие изнеженные.

– Только не пытайтесь меня убедить, что у КГБ в Москве трудная жизнь.

Выйдя к дороге, они остановились, пережидая поток машин.

– Ох, послушай, – спохватился Ростов, – все время хотел спросить. Ты трахал жену Эшфорда?

– Не больше четырех или пяти раз в неделю, – хмыкнул Хассан и, довольный, громко расхохотался.

Он явился на станцию слишком рано, поезд запаздывал, так что ему пришлось провести тут целый час. Единственный раз в жизни он прочитал «Ньюсуик» от корки до корки. По приходе поезда она едва ли не бегом кинулась к нему по платформе, широко улыбаясь. Как и вчера, она обняла его и расцеловала, на этот раз поцелуй был несколько продолжительнее. Он смутно предполагал, что увидит ее в длинном платье, окутанную шелками, как жена банкира в «Клубе-61» в Тель-Авиве, но, конечно же, Сузи принадлежала к другому поколению в другой стране и явилась в высоких сапожках, голенища которых исчезали под подолом юбки, спускавшейся чуть ниже колен, и в шелковой блузке, стянутой широким поясом. На лицо наложен макияж. Руки ее были пусты, ни плаща, ни сумочки, ни косметички. Несколько мгновений они стояли молча, лишь улыбаясь друг другу. Дикштейн, по-прежнему плохо представлявший, что ему делать, предложил ей руку, как вчера, и, по всей видимости, этот его жест обрадовал ее. Они двинулись к стоянке такси. Когда они сели в машину. Дикштейн спросил:

– Куда вы хотели бы направиться?

– Вы не заказали столик?

Я должен был бы это сделать, – пришло ему в голову, но он признался:

– Я не знаю лондонских ресторанов.

– На Кингс-Роуд, – велела Сузи водителю. Когда машина снялась с места, она глянула на Дикштейна и сказала:

– Привет, Натаниель.

Никто еще не называл его Натаниелем. Ему понравилось.

Небольшой ресторанчик в Челси, который она выбрала, был погружен в уютный полумрак. Когда они шли к столику, то Дикштейну показалось, что он видит несколько знакомых лиц, и в желудке у него возник ком; минуту спустя он понял, что это популярные исполнители, фото которых мелькают на страницах журналов, после чего снова расслабился. Он с удовольствием отметил, что в зале люди всех возрастов, ибо слегка опасался, что окажется среди них самым старым.

Они сели, и Дикштейн спросил:

– Вы водите сюда всех своих молодых людей?

Сузи одарила его холодной улыбкой.

– Это первая глупость, которую я от вас услышала.

– Я исправлюсь. – Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда.