– Если ты еще два раза скажешь, что грусть тебя возбуждает, Мейсон покажется Битлджусом.
Я закатываю глаза и ищу своего заклятого врага. Тот пристает к кому-то в другом конце комнаты, за пределами слышимости.
– Можешь забрать его с собой? Без тебя я с ним не справлюсь.
Райан убирает волосы мне за ухо.
– Ты говорила, что этим летом хочешь измениться. Может, когда вернешься из лагеря, сможешь его терпеть. Поднаберешься опыта общения с детьми.
– Я сказала, что хочу избавиться от токсичной привычки вредить самой себе. Но не говорила, что хочу измениться, чтобы перестать ненавидеть Мейсона.
– Может, тебе стоит заменить любовные романы книгами по самосовершенствованию?
Я прищуриваюсь.
– Получил степень по английскому и думаешь, что у тебя теперь хватает квалификации рекомендовать книги?
– Ты права, Робертс. Не сбивай меня с моей стези.
«Прощай» так и висит в воздухе, но я не могу заставить себя произнести это слово.
– Сообщишь мне, как пройдет переход?
Райан кивает, в последний раз целуя меня в лоб.
– Обязательно. Не нарывайся на неприятности.
– А я нарываюсь?
– Вот именно, – смеется он. – В этом-то и проблема.
* * *
Как только я выхожу из такси, меня встречает Эмилия с невозмутимым выражением лица, которое я так люблю.
– Ты опоздала.
Трудно бояться девчонку с такой ангельской внешностью. Светло-каштановые волосы заплетены в косу и уложены как нимб, кончик носа и щеки обгорели на солнце, когда она вчера уснула в саду. Остальная кожа сохранила обычную призрачную бледность, так что я удивляюсь, как ей удалось поджарить только лицо. Но сейчас у меня нет настроения спрашивать об этом.
– Если я скажу, что ты прекрасно выглядишь, это поможет?
Это не помогает, и я теряю ее из виду в ту же секунду, как мы заходим в дом хоккеистов, где видим нечто похожее на вырезанную из картона хоккейную команду в натуральную величину.
Слава вечеринок хоккеистов гремит на весь кампус. Мы стараемся их не посещать, поскольку Эмилия предпочитает мероприятия, которые заканчиваются до полуночи, а я предпочитаю баскетболистов, но ее друг Джей-Джей уезжает на север в профессиональную хоккейную команду, и она обещала попрощаться.
Естественно, пришлось согласиться пойти с ней, потому что я хорошая подруга, а еще Эмилия пообещала мне по пути домой вегетарианскую пиццу. Теперь я немного беспокоюсь, что из-за опоздания угощение она не купит.
Несмотря на толпу людей, атмосфера в студенческом доме хоккеистов вполне домашняя. На стенах висят фотографии в рамках, на которых группа парней и две девушки; диванные подушки не выглядят так, будто в них достаточно микробов, чтобы развернуть биологическую войну, и, если глаза меня не обманывают, кто-то даже вытирал здесь пыль. А это что, подставка под кружку?
Я пробиваюсь сквозь толпу, озадаченная тем, что подошвы не прилипают к полу. Определенно чувствуя жажду, направляюсь в мое любимое место на любой вечеринке: на кухню. Большой стол уже заставлен ополовиненными бутылками различного спиртного и газировки. Я окидываю взглядом шкафчики, пытаясь определить, в котором из них могут стоять бокалы.
Пусть я на вечеринке, но я посмотрела немало документальных фильмов про море и не хочу пользоваться пластиковыми стаканчиками. Робко заглядываю в один шкафчик, но там только рюмки.
Рюмки и больше ничего. Во втором шкафчике обнаруживаются тарелки, а когда я собираюсь обследовать третий, чувствуя себя Златовлаской в доме медведей, за моей спиной кто-то прочищает горло.
– Ты что, воришка?
Я выглядываю из-за дверцы шкафчика, точно зная, что лицо у меня красное, как сигнал «стоп» на светофоре, и вижу парня, который обвинил меня в воровстве. Мой рост – пять футов семь дюймов[2 - 170 см.], на шпильках еще больше, но он все равно возвышается надо мной. Черная футболка туго облегает широкую грудь, а бицепсы у него такие, что рукава вот-вот лопнут по швам. Тем не менее он кажется совершенно безобидным. Возможно, благодаря мягким чертам лица и совсем легкой щетине на подбородке. Утонченное лицо не соответствует телу. Русые волосы зачесаны назад, а глаза, в которые я наконец заглядываю, сапфирово-голубые. В них плещется какая-то неуверенность, но вместе с тем любопытство.
У меня еще не было настолько неловкого знакомства с симпатичным парнем.
Я невинно улыбаюсь.
– Если посуду не выносить из дома, это будет считаться кражей?
– Черт, я знал, что надо было изучать законы. – Он приподнимает уголки губ, сдерживая смех, и на щеках появляются ямочки. – Я думал, что кража – это если берешь то, что тебе не принадлежит.
– А если хозяин так этого и не узнает?
– Ну, если хозяин так и не узнает, то он очень нерадивый.
Парень потирает затылок, и я очень стараюсь смотреть ему в лицо, а не на бицепсы. Но я слаба.
– А что ты ищешь? – спрашивает он, подходя ближе.
Меня обдает сильным ароматом сандала и ванили. Парень прикладывает ладонь к дверце, за которую я по-прежнему цепляюсь, и осторожно ее закрывает.
Чего я ищу?
– Бокалы.
– Прости, тут только пластиковые.
– А ты знаешь, сколько пластика попадает в океан? Никто из тех, кто здесь живет, не знает.
Это самый длинный разговор о бокалах, который я когда-либо вела. Наверное, самый длинный разговор о бокалах, которые вообще вел кто-то на свете. Но я ловлю себя на том, что думаю, о какой еще кухонной утвари поговорить, чтобы поддержать беседу.
– Так ты идешь на преступление ради акул?
– Ну, не только. Еще ради рыб, черепах и китов.
Он закрывает глаза, словно борясь с улыбкой, и качает головой.
– Может, еще ради осьминогов. Я никого не ущемляю в правах.
Парень открывает глаза и, задержав пальцы на дверце еще на несколько секунд, обходит меня и направляется к шестому шкафчику. Открыв его, показывает полки с разномастными стаканами.
– Только ни в кого их не швыряй, а то нам обоим влетит.