Оранжерея на краю света

– Надо гнать этих негодяев отсюда к чертям!

Рассерженная старушка случайно поймала взгляд украдкой посматривающей на них Аён и вдруг улыбнулась:

– Ой, неужто у нас новенькая?

Девочка осторожно кивнула в ответ, но та уже поспешила вернуться к спору. Улыбка исчезла с ее лица, и она вновь выглядела сердитой.

Всю оставшуюся дорогу домой Аён размышляла об этой странной ситуации.

– Та бабушка… она действительно со мной поздоровалась? – спросила она у одноклассников.

– Ага. Это же Ли Хису.

После этих слов ребята отчего-то захихикали. Похоже, они хорошо знали старушку. Аён еще не совсем освоилась в новой компании, поэтому не решилась дальше расспрашивать одноклассников об этой странной персоне. Но, придя домой, рассказала о ней маме.

– А, ну так там же сегодня была студенческая демонстрация, и кто-то из стариков позвонил и пожаловался в полицию. Вот и поднялся шум. Ли Хису проходила мимо и решила поддержать студентов, – рассказала она.

Аён не могла понять, о какой демонстрации идет речь и почему вообще старушка вдруг встала на сторону студентов. Но мама не стала вдаваться в объяснения:

– Она часто приходит к нам в центр. Милая старушка, хотя, скорее, даже забавная.

В Онню сохранилась остаточная пыль, поэтому одно время городок был почти заброшенным. Все изменилось, когда там начали строить большой пансионат. Суён, мама Аён, курировала центры здоровья для пожилых людей по всей Корее. Когда было принято решение о создании филиала в Онню, ей пришлось переехать сюда за год до открытия, чтобы успеть все подготовить. Ветераны эпохи Пыли в основном обитали в новых жилых комплексах, а молодежь, приехавшая сюда работать, – в деревне за пределами пансионата, возле небольшой реки. По дороге туда, перейдя по мосту, можно было увидеть одинокий, видавший виды дом с огромным сараем и садом. Там и жила Ли Хису.

Как оказалось, обитатели пансионата не особо ее жаловали. Старушка имела привычку спорить со всеми по любому поводу, многие даже писали жалобы с просьбой выселить ее из городка. Но, конечно, это было невозможно. В первую очередь потому что жила она за рекой, в отдалении от всех. Кроме того, ничего противозаконного не совершала. Тем не менее стоило ей выйти на прогулку, как тут же собиралась толпа стариков поглазеть на нее, приговаривая: «Ну вот, опять эта мерзавка куда-то прется».

Никто не знал, когда она переехала сюда, почему жила в таком огромном доме с садом и сараем совсем одна и, наконец, зачем вступала в спор с другими жителями из-за каждого пустяка. Кто-то рассказывал, что Ли Хису жила здесь еще до строительства пансионата и поэтому так трепетно охраняла свою территорию. Некоторые говорили, что она приехала сюда года три назад. Ее сварливость одни объясняли тем, что еще в эпоху Пыли жители города под куполом плохо с ней обошлись, другие – тем, что после Реконструкции она оказалась замешана в политическом скандале.

В любом случае сама Ли Хису почти ничего не рассказывала, так что известно о ней было немного. Со всеми, кроме стариков-ветеранов, она была добродушна и мила, умела управляться с техникой и подолгу что-то мастерила в своем сарае. Ее сад полностью зарос сорняками, как будто за ним никто не ухаживал десятилетиями.

Еще тогда, в детстве, пансионат казался Аён диковинным местом. В школе каждую неделю проводили уроки памяти, посвященные эпохе Пыли, – была такая уникальная традиция в их учебном заведении. Старики приходили на занятия и делились воспоминаниями о минувшем. Кто-то из них служил офицером под куполом, кто-то работал врачом. До Реконструкции только там можно было укрыться от пыли. Но жизнь под куполом была полна невзгод и страданий. Даже воду выдавали раз в два дня. Конечно, обо всем этом рассказывали и на уроках истории, но учебник не сравнится с воспоминаниями очевидцев тех страшных времен. Пыль унесла жизни их родных и друзей, и время не залечило раны. На уроках памяти ученики не могли сдержать слез.

Периодически на въезде в город собиралась толпа протестующих с лозунгами «Требуем выдать полный список ветеранов» или «Долой подтасовку имен». В такие дни все старики сидели по комнатам и грустно наблюдали за происходящим из окна. Кроме Ли Хису. Она присоединялась к демонстрации и раздавала всем воду.

– Мамочка, почему их так не любят? – спрашивала Аён.

Работающая в центре здоровья для пожилых людей Суён осторожно отвечала, что жители пансионата почтенны, приветливы и просты в общении. При этом нельзя сказать, что они достойны уважения, но и совсем плохими их не назовешь.

– Понимаешь, дорогая, в эпоху Пыли альтруистам выжить было очень трудно. Среди наших родителей и бабушек едва ли найдется хоть кто-то, кто не повидал горя в те времена. Все так или иначе столкнулись со смертью и смогли выжить. Но многим людям кажется неправильным уважать тех, кто выжил за счет других. Тебе, наверное, пока будет трудно все это понять.

Аён много размышляла, но ее не переставала мучить дилемма – разве не каждый думает в первую очередь о себе, если на кону стоит его жизнь? Может, это оттого, что она сама была потомком таких же далеких от альтруизма людей? Девочка подумала о своих бабушках и дедушках, которых она ни разу не видела. А может, вообще всем рожденным после эпохи Пыли передался грех предков?

От всего этого ей было не по себе. Детям взрослые твердили о том, что нужно уважать стариков, хранивших воспоминания о былых временах, а между собой шептались об их преступлениях.

Слухи не могли не доходить и до детей, в чьих устах истории обрастали небылицами. Поговаривали, что кто-то из стариков предал семью, чтобы прокормить себя. Другие врали о своем вкладе в Реконструкцию. С данными об их возрасте тоже что-то было не так. Аён смотрела на ветеранов, выступающих перед ними на уроке, и думала об их прошлом. Неужели все это правда? Кто они на самом деле – грешники или праведники? Если их истории – это ложь, то не оттого ли, что воспоминания о минувших днях просто-напросто стирались из их слабой памяти?

Неизвестное прошлое Ли Хису тоже всех интересовало, но никогда не становилось объектом сплетен. Несмотря на то что старушка застала эпоху Пыли, казалось, она не имела к ней отношения, словно прилетела с другой планеты. Ли Хису была дружелюбна ко всем жителям деревни и даже помогала им с починкой техники. Когда кто-то в очередной раз приносил ей вещицу на ремонт, она неизменно угощала его пирожками и печеньями.

Местных интересовало содержимое ее сарая. Те из них, кому удалось там побывать, восторженно рассказывали о странных машинах, напоминающих ховеркары, и гуманоидных роботах. После Реконструкции ввели строгую политику ограничения технологий и, за исключением нескольких городов, таких роботов нигде не производили. Вероятно, Ли Хису собственноручно собрала их из деталей, которые ей удалось где-то раздобыть.

Фантастический сарай завоевал всеобщую любовь деревенских детей, а вот заброшенный сад не вызывал никакого интереса. Он порос сорняками, и казалось, будто в этом и было его предназначение. От некогда зеленых деревьев остались лишь сухие остовы. Вездесущие сорняки цеплялись даже за створки забора. Аён не разбиралась в декоративных насаждениях и не могла сказать, какой сад красивый, а какой не очень. Но одно она знала точно: сад Ли Хису не имел ничего общего с теми, которые она видела в фильмах или на картинах. Он был не совсем заброшенный. Хозяйка временами дремала в удобном кресле в самом его центре или, склонившись, долго разглядывала растения. Поведение чудаковатой Ли Хису и этот странный сад без цветов и плодовых деревьев заинтриговали Аён.

Местные ребята хорошо ладили со старушкой, но Аён переживала, что у нее не получится с ней подружиться. Она стеснялась знакомиться с новыми людьми, будь то взрослые или дети. Да и через год предстояло вновь переезжать. Кроме того, она побаивалась пожилых из-за их ворчливости. Впрочем, скрыть свой интерес к Ли Хису, ее дому и в особенности саду Аён не могла. Загадочный участок располагался как раз на пути в школу, поэтому каждый раз, проходя мимо, она украдкой его разглядывала.

Как-то вечером Аён заблудилась. Решив разведать новый маршрут, она в конце концов забрела в совершенно незнакомое место. Поблизости не было общественного транспорта. Пришлось идти, ориентируясь на огни пансионата. Солнце уже село, в сумерках все выглядело не так, как обычно. Девочка шла, вздрагивая от каждого шороха, как вдруг что-то привлекло ее внимание.

Перед ней был сад. Оглядываясь по сторонам, она подошла ближе. Над садом стояло загадочное синее свечение. В воздухе витала пыль. Сад выглядел устрашающе, но в то же время манил к себе. Аён подумала, что такого синего цвета в природе не существует, и, подойдя ближе, поняла, что это сад Ли Хису. Сейчас он был неузнаваем. Увядшие деревья и сорняки теперь были лишь тенями на фоне парившей над землей синей пыли.

Аён стояла возле забора, а пылинки касались кончика ее носа и плавно опускались на землю. Когда глаза привыкли к темноте, в центре сада она заметила сидевшую в кресле одинокую старушку. Казалось, она смотрит не на сад, а сквозь него. Девочка почувствовала, что ей открылось что-то запретное, но не могла оторвать взгляд.

Неожиданно раздался громкий лай. Аён испугалась и хотела было бежать, но споткнулась и упала. Услышав шум, Ли Хису повернулась и заметила ее. Девочкой овладел страх. Наверное, сейчас старушка разозлится. Все говорили, что она так сильно бережет свой сад, что не прикасается в нем ни к чему, поэтому он и выглядит заброшенным. Аён зажмурилась и снова открыла глаза.

Перед ней стояла Ли Хису и протягивала руку. Аён растерянно посмотрела на руку, но все же ухватилась за нее и поднялась с земли.

– Извините. Я… я случайно.

– Все хорошо?

– Да, все хорошо. Извините, пожалуйста, – сказала Аён дрожащим от испуга голосом.

Ли Хису задержала взгляд на девочке, будто пытаясь прочесть ее мысли, а потом неожиданно засмеялась.

– Все нормально, можешь приходить в любое время. – Старушка стряхнула грязь с коленей Аён и добавила: – Но в следующий раз лучше приходи в сарай, а не в сад. Для детей тут опасно. Я не очень хорошо управляюсь с этими растениями, а у них скверный характер.

И тут Аён почувствовала жжение на коленках. Видимо, из-за соприкосновения с пылью на них образовались волдыри.

– Эти растения только выглядят безобидно. Мне они очень нравятся, но их легко рассердить. И тогда пеняй на себя! Посиди здесь немного.

Ли Хису усадила ее в свое кресло, сходила в дом за мазью и натерла ей колени. Аён была в замешательстве. От мази она почувствовала легкий холодок, и вскоре покраснение сошло.

Старушка медленно ходила по саду, разговаривая с кем-то по телефону. Вероятно, с мамой Аён. Сама же гостья была не в силах подняться и сидела, с тревогой закусив губу. Рассердить маму – еще страшнее, чем повредить колено.

Вскоре к саду подъехала машина Суён.

– Ой, спасибо вам большое! Ее нет и нет, я уже так разволновалась. Аён, где ты ходила?

Суён слегка ущипнула дочь за щеку и усадила девочку в машину. «Забрела неведомо куда, так еще и шпионила за чужим садом, сейчас мне достанется», – грустно размышляла Аён. Внезапно через окно ховеркара ее глаза встретились с глазами Ли Хису, и она вдруг ощутила спокойствие. Старушка приложила палец к губам и пробормотала что-то наподобие «Пусть это будет наш с тобой секрет».

В тот вечер синяя пыль, витавшая в воздухе, удивительным образом исчезла, как только машина Суён остановилась возле сада. Может, Аён стала свидетелем какого-то волшебства? Тогда понятно, почему Ли Хису попросила никому не рассказывать об этом. Чтобы не спугнуть магию.

С того дня Аён бережно хранила их секрет. Сад Ли Хису так ее очаровал, что каждый раз, проходя мимо, она заглядывала через забор в надежде вновь увидеть то удивительное синее свечение, но ничего не происходило.

Как-то зайдя к маме на работу, Аён столкнулась со старушкой. Тогда девочка лишь неловко кивнула в знак приветствия и поспешила прочь. Но Ли Хису всегда была так приветлива и добродушна, что Аён вскоре первая начинала с ней разговор:

– Как вам тыквенные пирожки, которыми вас угостила мама? Я помогала месить тесто.

Ли Хису с улыбкой отвечала:

– Очень вкусно. Я такие делать не умею. Кстати, как поживают те негодяйки из школы, которые подтрунивали над тобой?