Любомудрско-чисторечный словник К. В. Сушичева. Предвведение в любомудрие незнайчества и в любомудрие вообще. Знать не будем!

«Je pense, donc je suis» (с франц. – «Я мыслю, следовательно, я есть») / Часть 4 («Доводы, доказывающие существование Бога и человеческой души, или Основание метафизики») / «Рассуждение о методе, чтобы хорошо направлять свой разум и отыскивать истину в науках. Лейден, 1637. С. 283» // «Рассуждения о методе» / Н. В. Мотрошилова // Новая философская энциклопедия: в 4 т. / пред. Науч.-ред. Совета В. С. Стёпин. – 2-е изд., испр. И доп. – М.: Мысль, 2010. «Не знаю даже, должен ли я говорить о первых размышлениях, которые у меня там возникли. Они носят столь метафизический характер и столь необычны, что, может быть, не всем понравятся. Однако, чтобы можно было судить, насколько прочны принятые мною основания, я некоторым образом принужден говорить о них. С давних пор я заметил, что в вопросах нравственности иногда необходимо мнениям, заведомо сомнительным, следовать так, как если бы они были бесспорны. Об этом уже было сказано выше. Но так как в это время я желал заняться исключительно разысканием истины, то считал, что должен поступить совсем наоборот, т. е. отбросить как безусловно ложное все, в чем мог вообразить малейший повод к сомнению, и посмотреть, не останется ли после этого в моих воззрениях чего-либо уже вполне несомненного. Таким образом, поскольку чувства нас иногда обманывают, я счёл нужным допустить, что нет ни одной вещи, коя была бы такова, какой она нам представляется; и поскольку есть люди, кои ошибаются даже в простейших вопросах геометрии и допускают в них паралогизмы, то я, считая и себя способным ошибаться не менее других, отбросил как ложные все доводы, кои прежде принимал за доказательства. Наконец, принимая во внимание, что любое представление, которое мы имеем в бодрствующем состоянии, может явиться нам и во сне, не будучи явью, я решился представить себе, что все когда-либо приходившее мне на ум не более истинно, чем видения моих снов. Но я тотчас обратил внимание на то, что в это самое время, когда я склонятся к мысли об иллюзорности всего на свете, было необходимо, чтобы я сам, таким образом рассуждающий, действительно существовал. И заметив, что истина Я мыслю, следовательно, я существую столь тверда и верна, что самые сумасбродные предположения скептиков не могут ее поколебать, я заключил, что могу без опасений принять ее за первый принцип искомой мною философии.

Затем, внимательно исследуя, что такое я сам, я мог вообразить себе, что у меня нет тела, что нет ни мiра, ни места, где я находился бы, но я никак не мог представить себе, что вследствие этого я не существую; напротив, из того, что я сомневался в истине других предметов, ясно и несомненно следовало, что я существую. А если бы я перестал мыслить, то, хотя бы все остальное, что я когда-либо себе представлял, и было истинным, все же не было основания для заключения о том, что я существую».

«Рассуждение о методе, чтобы хорошо направлять свой разум и отыскивать истину в науках». IV; перевод Г. Г. Слюсарева и А. П. Юшкевича с комментариями, 1953».

«Я есть» «всякий раз, как я говорю слова Я есмьили воспринимаю это речение умом, оно по необходимости будет правдивым» (Размышление II. О природе человеческого ума: о том, что ум легче познать, нежели тело / Размышления о первой философии, в коих доказывается существование Бога и разлиия меж человеческой душой и телом. Перевод С. Я. Шейнман-Топштейн. 1641). «Итак, я допускаю, что всё видимое мною ложно; я предполагаю никогда не существовавшим всё, что являет мне обманчивая память; я полностью лишён чувств; мои тело, очертания (figura), протяжённость, движения и место – химеры. Но что же тогда остаётся истинным? Быть может, одно лишь то, что не существует ничего достоверного.

Однако откуда мне вестимо, будто, помимо перечисленных, не существует других вещей, относительно которых не может быть ни малейшего сомнения? Ведь, возможно, есть некий Бог – или как бы мы это ни именовали, – внушивший мне эти самые мысли? И прав ли я в данном случае – ведь я и сам могу быть их виновником? Так не являюсь ли, по крайней мере, и я чем-то сущим? Но ведь только что я отверг в себе всякие чувства и всякое тело. Тем не менее я колеблюсь; что же из этого следует? Так ли я тесно сопряжен с телом и чувствами, что без них немыслимо мое бытие? Но ведь я убедил себя в том, что на свете ничего нет – ни неба, ни земли, ни мыслей, ни тел; итак, меня самого также не существует? Однако, коль скоро я себя в чем-то убедил, значит, я все же существовал? Но существует также некий неведомый мне обманщик, чрезвычайно могущественный и хитрый, который всегда намеренно вводит меня в заблуждение. А раз он меня обманывает, значит, я существую; ну и пусть обманывает меня, сколько сумеет, он все равно никогда не отнимет у меня бытие, пока я буду считать, что я – нечто. Таким образом, после более чем тщательного взвешивания всех «за» и «против» я должен в конце концов выдвинуть следующую посылку: всякий раз, как я произношу слова Я есмь или воспринимаю это речение умом, оно по необходимости будет истинным.

Но что же из всего этого следует, если я предполагаю существование некоего могущественнейшего и, если смею сказать, злокозненного обманщика, коий изо всех сил старается, насколько это в его власти, меня одурачить? Могу ли я утверждать, что обладаю хотя бы малой долей всего того, что, по моим словам, принадлежит к природе тела? Да ведь если у меня нет тела, то и эти свойства – плод чистого воображения. Тут меня осеняет, что мышление существует: ведь одно лишь оно не может быть мной отторгнуто. Я есмь – это очевидно. Но сколь долго я есть? Столько, сколько я мыслю. Весьма можно, если у меня прекратится всякая мысль, я сию же минуту полностью уйду в небытие.

…(даже если я постоянно сплю и тот, кто меня сотворил, по мере своих сил вводит меня в обман) не является столь же достоверным, как то, что я существую?».

Размышление II. О природе человеческого ума: о том, что ум легче познать, нежели тело /Размышления о первой философии, в коих доказывается существование Бога и разлиия меж человеческой душой и телом. Перевод С. Я. Шейнман-Топштейн. 1641.

«Ego cogito, ergo sum» (с лат. – «Я мыслю, следовательно, есмь») / «Ac proinde haec cognitio, ego cogito, ergo sum, est omnium prima et certissima…» / 1. Человеку, исследующему истину, необходимо хоть один раз в жизни усомниться во всех вещах – насколько они возможны. Часть 1. Об основах человеческого познания / «Первоначала философии».Т. 1. 1:7.Амстердам, 1644 («Мы не можем сомневаться в том, что, пока мы сомневаемся, мы существуем: это – первое, что мы познаём в ходе философствования).

Итак, отбросив всё то, относительно чего мы можем каким-то образом сомневаться, и, более того, воображая все эти вещи ложными, мы с легкостью предполагаем, что никакого Бога нет и нет ни неба, ни каких-либо тел, что сами мы не имеем ни рук, ни ног, ни какого бы то ни было тела; однако не может быть, чтобы в силу всего этого мы, думающие таким образом, были ничем: ведь полагать, что мыслящая вещь в то самое время, как она мыслит, не существует, будет явным противоречием.

…положение Я мыслю, следовательно, я есть – первичное и достовернейшее из всех познаний, какие могут передставиться (представиться) тому кто мудрствует в порядке».

«Dubito, ergo sum» (Сомневаюсь, следовательно, есть) / «Сомневаюсь, следовательно, есть, или, что то же самое, мыслю, следовательно, есть».

Рене Декарт.«Исследование истины в свете естественного разума»(ок. 1647 г..

Что такое философия?

«Возможно, всё, что окружает меня, весь внешний мiр, в коем я живу, – это лишь огромная галлюцинация. По всяком случае, его воспринимаемое содержание одинаково при здоровом и при галлюцинирующем восприятии. Но ведь отличным для галлюцинации является то, что её объекта на самом деле нет.

Кто поручится мне, что обычное восприятие не таково? Оно отличается от галлюцинации лишь тем, что имеет более постоянное свойство и его содержание относительно общее у меня и у других. Но это не даёт оснований отрицать галлюцинаторное свойство обычного восприятия; лишь позволяет нам сказать, что на самом деле восприятие действительности имеет свойство не любой галлюцинации, а постоянной и общей – что, надо сознаться, хуже всякой другой. Из этого следует, что так называемые данные орудий чувств ни в какой степени не достоверны, и их существование само по себе ничего не доказывает. Соответственно жизнь есть сон, однообразный в правильный, цепкий и будничный.

…ни существование, ни не существование мiра кругом нас совершенно не очевидны…

Что в таком случае остаётся в мiре? Что тогда несомненно имеется в мiре? Когда сомневаешься во всем, что же остаётся? Остаётся… сомнение – данность, что я сомневаюсь: если я сомневаюсь, существует ли мiр, я не могу сомневаться в том, что сомневаюсь, – здесь граница всего можного сомнения. Какой бы широкой ни была область сомнений, они иногда сталкиваются сами с собой и взаимно уничтожаются. Вам нужно нечто несомненное? Вот оно: сомнение. Чтобы сомневаться во всём, я должен не сомневаться в том, что сомневаюсь. Сомнение можно лишь при условии собственной неприкосновенности: при попытке обратиться против себя обломает зубы.

Этим рассуждением, представляющим лишь начало другой, гораздо большей мысли, начинает Декарт современную философию. Это знают все, это одно из основополагающих сведений.