Белый павлин

– И что? Ты же ведь, когда ей стало плохо, вызывала врача из поликлиники?

– Вызывала…

– Ну, и он не пришел, так?

– Не совсем так. Может, он и приходил, только у меня домофон не работал. А дозваниваться он не стал.

– Угу. Теперь я понимаю, почему у нас одиноких стариков спустя две недели находят. Вызвал врача – дверь ему никто не открыл – врач ушел. И привет.

– Как-то так, да…

– Так что насчет больницы я считаю, что все правильно. Мы ей таких же врачей обеспечили, капельницы, уколы. Так что думаю, нормально.

– Ага. Она меня сегодня уже спрашивает, а когда ей на улицу можно. Я орать начала. Что врач ей на две недели прописал постельный режим, и чтобы она даже не думала!

– И правильно. Гулять она собралась. Самое время.

– Я ей так и сказала. Она обиделась. Поеду, говорит, на кладбище.

– Боже. Но, в общем, это говорит о том, что она неплохо себя чувствует.

– Что, мама? Что? Нет, сегодня медсестра уже была. Она еще раз придет завтра. Нет, мама, я не знаю, во сколько. Она обещала позвонить завтра утром. Ох. И вот что я думаю: когда мы все эти капельницы закончим, надо будет снова вызвать врача. Мне понравилась эта невропатолог.

– Да, мне она тоже показалась толковой. И назначения все вроде грамотные.

– По Сашуне видно. Мама, сейчас я закончу разговаривать и все тебе сделаю! Полежи! Нет, она не может лежать. Бегает и бегает. И, главное, ведь забывает – или нарочно? – встанет у меня за спиной и молчит. Я же ее не вижу! Зашибу ведь ненароком. И когда у нее давление тогда поднялось, из-за которого инсульт был – ведь не уговорить лечь! Начинает ходить, что-то делать, суетится, просто ужас какой-то. Мама, я тебе говорю – ляг! Не шатайся по квартире! Тебе доктор запретил!

– Ладно. Иди ее укладывай и давай ей то, что она хотела.

– Да ничего она не хочет. Все ей не так. Хотя после капельниц вроде получше стала есть. А до этого совсем не хотела ничего.

– Вот иди и корми ее. Целую.

– Целую.

***

Ольга Степанова online

Ольга: Ну что, как бабушка?

Люба: Да слава богу. Доделали Сашуне курс капельниц, врач сегодня приходила. Говорит, все ничего. А главное, она ее память и соображение проверяет. Знаешь, как обычно – какой сегодня день недели, какое число, что вы ели на завтрак? А что вчера ели? А это кто? – показывает на маму. Это моя дочь, отвечает Сашуня. А это кто? А это моя внучка. А я кто? – спрашивает врачиха. – А вы – никто! – без тени сомнения отвечает ей Сашуня. Бедная врачиха опешила. Ну как же, говорит, мы с вами две недели назад виделись, разговаривали. Я вам лекарства назначила. Кто я? – Никто! – Сашуня умеет настоять на своем. Я врачихе говорю: в следующий раз надо в белом халате приходить. Раз вы без халата, да еще и в квартире – то что ж вы хотите? Вот в поликлинике – это врачи! Тетка поржала, слава богу. У нее, как я поняла, у самой то ли мама, то ли бабушка в таком же состоянии. Так что она себе представляет всю красоту.

Ольга: Ой, ржунимагу. Хорошо, что с бабушкой получше. Ну а ты как?

Люба: Ну и я ничего. Ношусь туда-сюда, то к маме с бабушкой, то на работу, иногда с Никитой встречаюсь. Но что-то не так, подумал Штирлиц.

Ольга: А что не так?

Люба: Я не знаю. Но есть странное ощущение, что эта история близится к концу. Хотя я полна чувств и энергии, а с другой стороны – какие-то мрачные предчувствия. И он со своей этой Анечкой бесконечно… Не знаю.

Ольга: Но о любви говорит?

Люба: Говорит. Понимаешь, был момент, когда можно было все закрутить и порушить. Был. Но, видимо, он прошел. Не знаю только, хорошо это или плохо.

Ольга: Ну а кто знает?

Люба: Никто не знает. Поживем-увидим. Знаешь, странное такое состояние… Когда я была маленькой, отец рассказывал мне много разных историй. И вот вчера я почему-то вспомнила одну, всем известную. Про мальчика из Спарты. Который подобрал лисенка, сунул его себе за пазуху и виду не показывал, пока лисенок грыз ему внутренности. Я почему-то сейчас себе напоминаю того мальчика из Спарты. Меня грызет, грызет изнутри, а я хожу, улыбаюсь, решаю какие-то вопросы, больницы, капельницы, Никита, Вова, Ленка, мама, и виду не показываю. Должен же кто-то этим заниматься. До сих пор не понимаю, зачем отец мне это рассказывал? Где я, а где Спарта. Но засело в башке, а лисенок грызет и грызет…

Ольга: Ну ты даешь. Все наладится. Так или иначе. Вот увидишь.

Люба: Будем надеяться…

***

Дорогие мои родные, женушка, доченька и отец. Пишу Вам может быть в последний раз. Как видно по всем признакам нас всех сегодня отправят на фронт куда не известно. Если буду жив то напишу, а если нет так значит уж моя такова судьба. Целую крепко крепко всех. Будьте здоровы мужайтесь, берегите себя. А пока прощайте. Остаюсь любящий Вас Ф. Ивановский.

12 сентября 1941 года

***

Дед умер в начале войны.

Папа ушел на фронт добровольцем от своего завода. Мы с мамой провожали его чуть не до самой линии фронта, мама все бежала за ним – они уходили на фронт в опорках, без оружия, в своих сапогах… и погиб под Ленинградом.

Я уехала на Удельную к тете Тоне, а мама работала на "Светлане", на заводе.

В Новый год умер дядя Костя, муж тёти Тони. Работал на Васильевском острове, пришел домой и умер. Хоронили – было большое кладбище, были окопы канавные, его привезли на санках и сбросили. Еще был мамин брат, дядя Коля. Не был на войне, был больной, поэтому и умер. Хоронили его. Везли на Скобелевский проспект к железной дороге, там сбрасывали всех покойников.

Мамин начальник сказал: "Зоя, надо уезжать!" С маминого завода все ехали, но мама с ними не поехала. 8 марта мы уехали с дяди Колиной женой Варварой и Иркой. Доехали до Финляндского вокзала и там в эшелон сели. И через Ладожское озеро перебрались на другую сторону. Была страшная погода, 40 градусов мороза. Немцы летали, куда попадет – вода там и машины тонули. Одна машина прямо рядом с нами под воду ушла, но мы как-то проехали. Переехали озеро. Там нам дали немного хлеба и шоколадки. Есть-то нечего было. Там эшелон. Вагоны были… теплушки. Сели с мамой и с Иркой. И поехали в Тамбовскую область – там жил дядька Варвары. Вначале ехали до Вологды, где мама и тетя Варя чуть меня и Ирку не потеряли. Остановились на станции, мамы наши вышли, чтобы тряпки поменять, и вдруг поезд пошел. Мамы еле добежали, искали нас по вагонам. Потом на Ярославль, дальше на Мичуринск и Тамбов. Потом пересели на поезд в Балашов, и из него уже вышли на станции Мучкап. И уже от Мучкапа на телеге двадцать километров до колхоза "Победа", где жил дядька тети Вари.

.

***

– Все, я доехала.

– Что так долго?

– В магазин еще заходила. У меня ж эти, оглоеды. Вовка и Ленка все время что-то жрать хотят. Мама, купи вкусненького. Вот я и зашла в магазин, конфет каких-то купила. Мне понравилось, что врач сегодня сказала.

– Да мне и врач сама снова понравилась. И то, что она сказала через полгода капельницы повторить. Мы и повторим. Только мама жалуется, что у нее за грудиной болит все время. И я не понимаю, что это – сердце или действительно изжога. Надо бы ей еще и кардиолога вызвать.

– Ну, с невропатологом покончили – можно и кардиолога.

– Главное, чтобы она до этого в поликлинику не рванула. А то она уже рвется. То ли к лору, то ли к терапевту. Сама не знает, чего хочет. А потом они ведь ей назначат какие-нибудь лекарства, она помчится в аптеку их покупать, а они уже либо дома есть, либо не нужны вовсе.

– Скажи ей, что врач запретила в поликлинику ходить. Только гулять на свежем воздухе.