Комната на семнадцатом этаже

Виталик приостановился, глядя на стену. На первой фотографии ему было лет пять. Они всей семье собрались на старом диване, а на стене висел ковер. У мамы была прическа в стиле девяностых, а папа ещё по-юношески задорно улыбался. Виталик сидел между ними, на диване, Женя сидел на коленях матери и не смотрел в объектив. Его полностью увлекла прядь волос мамы, и он сжимал её в маленьком кулачке, внимательно разглядывая.

На второй Виталику было десять или девять. Он уже начал вытягиваться и был жутко нескладным. Большая голова, тонкая шея и торчащий нос. Он стоял с Женей по пояс в снегу, и брат вцепился в его руку.

Тринадцать, а потом пятнадцать. Он помнит, как не хотел фотографироваться. Жене, наоборот, нравилось и он пытался уговорить брата. В конечном итоге они сфотографировались, но Виталик выглядел недовольным, а родителей это только смешило.

Семнадцать. На этой фотографии болезненно сжалось сердце. Это был его выпускной, Виталик наконец-то закончил школу и теперь перед ним открывался совершенно другой мир. Семнадцать. В семнадцать он начал жить по-другому.

На фотографии он радостно улыбался, а вечером этого дня он напился так, как не напивался до этого ни разу. Он едва смог приползти домой. Родители, к удивлению, его не ругали, вздыхали лишь и следили, чтобы ему не стало плохо.

Он был тогда ещё совсем ребенком, почти совершеннолетний, но он не понимал, как самостоятельно принимать решения и отвечать за них. Он только начинал понимать себя.

Он бросил быстрый взгляд вперед и в горле встал ком. Осталось совсем немного до пустой стены, где нет больше фотографий.

На следующей ему было восемнадцать. Они всей семьей поехали на море и сделали эту фотографию. Папа сгорел на солнце и его плечи были ярко красными, мама аккуратно завернулась в, ядовитой расцветки, парео. Виталик был ещё мокрый, он не успел просохнуть после моря. Он практически целый день не вылезал из воды и ради этой фотографии его едва ли не за шиворот вытащили с воды. Женька накинул на плечи полотенце, он вышел с воды немного раньше Виталика, и каким-то образом умудрился замерзнуть. Они стояли на фоне моря, а по бокам немного влезали в кадр люди.

Фотография, на которой ему было двадцать. Он обнимал Женю за плечи на фоне все той же школы. Теперь это был выпускной его брата и тот улыбался, немного щурясь, потому что солнце светило ему прямо в глаза. Рубашка немного перекрутилась из-за хватки Виталика на плече, а волосы растрепались и топорщились.

Виталик остановился. Он был на этой фотографии ещё таким юный. Не было морщинки между бровей и одной глубокой, что пролегла у него горизонтально посреди лба. Он по-детски широко улыбался.

Женя был такой нелепый, худой и с шаловливой улыбкой. Он помнит, как светились его карие глаза на солнце – они казались золотистыми. Он мечтательно говорил, что поступит в лучший университет, а потом смеялся и говорил, что не зря же он столько учил. Из-за солнца, что падало на лицо Жени, его веснушки казались особенно яркими. Если при обычной освещении они были почти незаметны, то на этой фотографии они были ярко рыжими пятнышками.

Виталик сделал один шаг. Последняя фотография. Ему на ней двадцать четыре. Он сидит между родителями на диване, совсем как на самой первой фотографии, только на фоне нет ковра. И Жени нет. Он обнимает родителей за плечи и они улыбаются в камеру.

Он повзрослел и его улыбка не такая как прежде. Появилась морщинка между бровей, она не пропадает даже, когда он улыбается. Отец постарел, как и мать.

Мужчина резко выдохнул, отворачиваясь и пошел в ванную мыть руки. Все было таким родным и одновременно чужим. Нереальным. Как будто он очередная игрушка, какой-то избалованной девочки и она нашла его среди кучи других игрушек и решила поиграть, поместив в новый кукольный домик.

Вода зашумела в трубах, а потом с напором полилась с крана. Виталик задумался, совершенно не следя за своими действиями, так много раз он это делал. Он так погрузился в себя, что даже не был уверен мыл ли он руки с мылом или нет и мыл ли вообще.

Опершись на раковину руками, он сделал несколько глубоких вдохов, прикрыв глаза.

«Ты чего? Есть пошли!»

Виталик не любил ездить домой. Как бы его не мучала совесть за это, он должен признать, он не любил встречаться с родителями. Этот дом и они были живыми напоминаниями о Жене. Все было таким знакомым, что он знал, чтобы тот сказал, но было таким чужим из-за того, что эти слова звучат только в его голове.

Он смотрел на отца и думал, что точно такого цвета глаза у Жени. Ему хотелось спросить, где тот пропадает и когда уже выйдет к своему любимому старшому брату. Он смотрел на мать и видел те же суетливые движения. Он смотрел на эти стены, они совсем не поменялись. Он смотрел на стол, еду, ковер. Все было тем же. По этому ковру ходил его брат, за этим столом они ели. Эта квартира была как точка в пространстве, которая зависла в прошлом и существовала бесконечным воспоминанием. Она не давала ему жить дальше. И его ужасало то, как живут его родители. Как они могут каждый день проходить мимо его комнаты? Как могут садиться за этот стол и не спрашивать: «чего это он так долго не выходит?».

Виталик бы не выдержал.

Он жил в другом районе, общался с другими людьми и его мир изменился до неузнаваемости. Но когда он возвращался в этот подъезд, в эту квартиру, то не мог увидеть эти изменения. Это место осталось прежним, а весь мир продолжает двигаться в своем ритме.

Виталик громко вдохнул, пытаясь успокоиться, и судорожно выдохнул. Так и должно быть. Чтобы с нами не случилось, мир не меняется. Меняемся мы и теперь мы видим его по-другому. Когда-то для него эта квартира было светлым местом, теперь это кукольный домик. Теперь этот маленький уютный домик не приносить ничего кроме болезненных воспоминаний.

Он вышел к столу как раз вовремя. Отец наконец-то убедил мать, что все нормально и ничего больше не нужно приносить, а если кому-то что-то и нужно тот сам сходит. Разумеется, она возмущалась, говоря, как так, если она хозяйка, но за стол села.

– Котлетку будешь? – заботливо спросила мама, когда Виталик сел. – А салатик? Мясо хорошо, но зелень тоже нужно. Давай я тебе картошки наложу.

– Мам…

– Отстань от сына, – засунув в рот половину картошки, сказал отец, – он сам разберется, что хочет. Себе наложи.

Они в традициях обычных семей наложили себе полные тарелки и за едой вели веселые разговоры. Вилка Виталика неприятно заскрежетала о дно тарелки, но на этого не было слышно, поскольку отец громок рассмеялся с очередной истории с его работы.

– А девочку нашел? – хитро прищурившись, спросила мама.

– Мам! – весело, с напускным возмущением, воскликнул Виталик, а отец в очередной раз засмеялся.

«Мам, ну какая ему девочка? Ты посмотри на него! Кто ж на такого поведется?»

– А правильно, – закивал отец, – мать дело говорит. Когда женишься, оболтус?

«Я быстрее женюсь, чем он»

– Все работа, – Виталик натянул улыбку и сглотнул ком, – некогда даже, чтобы знакомиться.

– А ты найди время, – сказал отец, запихнув в рот салат, – я же время нашел. Хотя тоже работал.

– У тети…

– Мам! – на этот раз устало воскликнул Виталик, – Никаких дочек твоих подружек.

– А почему нет? – искренне удивилась женщина.

«А правда, чего нет? Это твой последний шанс, страшила»

– Ну мам, – протянул страдальчески Виталик и женщина рассмеялась, спрашивая не доложить ли ему картошки.

В дверь позвонили и они все замерли. Казалось, они даже перестали дышать. Виталик с горечью подумал, что ведь они все думают об одном и замирают ли его родители точно так же каждый раз. Каждый раз рождается что-то глубоко в душе, а сердце болезненно замирает? Или это только у него? Не могут же они каждый раз рождаться и умирать в течении шести лет с каждым звонком в дверь. Это невозможно.

– Пойду открою, – бросила женщина, тут же убегая к двери.

Отец и сын замерли, вслушиваясь в торопливые женские шаги. В то как щелкнул дверной замок и голоса. Это длилось вечность, а потом мать вернулась натянуто радостно сказав, что соседка заходила.

А внутри Виталика что-то оборвалось. Они чувствуют это каждый раз?

– Чего хотела? – спросил отец, уткнувшись взглядом в тарелку.

– Предупреждала, что штормовое предупреждение. Дождь вот-вот начнется и до самого утра будет лить как из ведра.

– Сына, тебе, похоже, придется остаться у нас на ночь, – бросил отец, одним махом выпивая рюмку.

– Я могу такси вызвать, – предложил Виталик и последовал примеру отца, выпивая рюмку и тут же скривился.

– Ну какое такси? – как-то устало возмутилась мать, – Побудешь у нас одну ночь, а утром уже к себе поедешь. Ты к нам целый год не приезжал, так что даже не думай, что сможешь сейчас уехать, молодой человек.

Дальше разговор был ленивым и размеренным. Казалось, этот звонок в дверь вытянул из них все силы. Потому родители довольно быстро измотавшись поторопились ложиться спать. Виталик, несмотря на усталость, ложиться не хотел. Казалось, когда он говорит с родителями, когда горит свет, он ещё может сопротивляться чувствам, но, когда этого не станет не станет его тоже.

Но родителей он останавливать не хотел, те были измождёнными и обессиленными настолько, что даже согласились на то, что он уберет со стола и помоет посуду. Хотя прежде никогда ему не разрешали, после того, как он начал жить отдельно.