Lapides vitae. Изумруд Меркурия

Но, если подумать, я извиниться еще вчера хотел, но мне не дали.

«Ты снова обвиняешь во всем родителей, идиот. Твоей вины здесь больше», – твердил внутренний голос.

Я открыл панель.

– У вас одно голосовое сообщение, – проскрежетал голос. – Отправитель – «Мама». Дата отправления: число – двенадцатое; месяц – июль; год – две тысячи четыреста восемьдесят пятый. Местное время: восемнадцать – тридцать три. Чтобы прослушать сообщение – проведите по экрану пальцем.

Сообщение было оставлено сегодня, пока мы были на пляже. Оно пришло давно, а я, как дурак, сидел и ждал погоды у моря.

«Сразу панель не мог открыть?!»

С замирающим от страха и надежды сердцем я провел по экрану пальцем.

– Витя, привет. Это мама. Мы с отцом пытались тебе дозвониться, но, видимо, ты был занят чем-то важным или просто не хотел отвечать. В общем, много говорить не буду. Ты останешься учиться в ОНИ дальше. Мы с отцом переговорили и пришли к этому решению. Главное – береги себя. Нам пока не звони – не сможешь связаться. Мы снова улетаем на работу. Сами свяжемся с тобой, как сможем. Учись хорошо. И… – она помолчала. – И обязательно расскажи об этой «особой миссии», как только станет что-то известно. Мы тебя любим. Пока.

Запись закончилась. Несколько минут я стоял столбом не мог понять, что только что сказала мама, но когда осознал – мое сердце упало. Радость стала переполнять меня, и вскоре полилась через край. Нужно было выплеснуть свои эмоции. Я схватил подушку и закружился с ней по комнате, потом долго смеялся и кричал в нее, лежа на кровати.

– Я учусь в ОНИ, – шептал я, пробуя эти слова на вкус. – Я учусь в ОНИ.

Поймав себя на том, что щеки у меня намокли, задумался: это – слезы счастья или благодарности? Я лежал и благодарил небеса за таких родителей. Лежал и твердил им «спасибо».

В восемь часов, когда мы собрались на ужин, Инга сказала:

– Сегодня к ученикам обращается Президент Папро. Трансляция начнется через несколько минут.

Она включила панель, и в воздухе появился большой экран, который, правда, не показывал ничего. Скоро по нему прошла волна, и заиграл Гимн Объединения. Как только стихла последняя его нота, на экране появилось лицо мужчины сорока пяти лет с добродушно прищуренными глазами. В остальном же президент был серьезен. Он выдержал паузу в несколько секунд и начал свою речь. Говорил на общем языке. Внизу экрана бежали субтитры на русском, но я не нуждался в переводе, так же как и охранники.

– Многоуважаемые друзья! С сегодняшнего дня Вы официально зачислены на обучение в академию Общемирового Научного Института. Теперь Вы считаетесь студентами, а значит – от Вас будут требовать гораздо больше, чем до этого требовали в обычной школе. Каждый из Вас будет обучаться по индивидуальной программе – на профильных предметах – и общей, на таких уроках как основы выживания или ботаника. Занятия проводятся до марта две тысячи четыреста восемьдесят шестого года. Ваши проводники должны были известить Вас об учебном плане, но я дополню его, сказав, что трехмесячных зимних каникул не будет. После завершения изучения курса, мы расскажем Вам о той самой «Особой миссии». Учитесь усердно, иначе миссия будет обречена на провал.

Лицо президента исчезло с экрана, снова сыграл гимн, и трансляция закончилась.

– Ну, все понятно? – спросила Инга, посмотрев на меня.

– Нет, – честно ответил я. – Мне не понятно одно – почему нам ничего не рассказывают об этой «Особой миссии»? А вот уже отсюда у меня идет много вопросов: что это такое? Для чего это нужно? Может быть, мы изменим мнение, узнав, что нас будут резать, пытать, ставить эксперименты?

– Но, ведь вы, не зная, что вас ждет, все же отправили заявки. А это значит, что вы готовы к любому риску. И не говори, что это не так, – Димитрий отодвинул стул и вышел из-за стола. – Огромное спасибо, Инга. Ищите меня в качалке, если, конечно, буду нужен.

Мужчина ушел.

– Он там безвылазно? – кивнул я на дверь.

– Часто, – вздохнула Инга почему-то.

Воспользовавшись моментом, я решил задать еще несколько вопросов.

– А для чего нам основы выживания? – на этот раз она промолчала, дав понять мне, что на все вопросы, связанные с уроками и миссией, мы своевременно получим ответ.

– Хорошо, – я вытер губы и положил салфетку на стол. – Спасибо, все было вкусно.

Вышел из столовой и поднялся в свою комнату. В голове было слишком много мыслей, которые я мог успокоить только одним способом. Вышел на балкон и стал смотреть на небо, разгребая завалы в своей голове. Но простоял я так недолго.

Не прошло и десяти минут, как ветер усилился, а небо, затянувшееся тучами, уронило вниз первые капли дождя.

«Как бы шторма не было» – проговорила Инга у меня в голове.

Я вошел в комнату и закрыл дверь на балкон. Природа как будто того и ждала. Как только щелкнул замок, вода с неба полилась как из ведра. Ветер рычал, выл и бил воду о стекло, будто пытался его выбить.

Под звуки, подобные тем, что издает умирающий зверь, я лег в кровать и скоро уснул.

Несколько раз я просыпался ночью, слышал плеск воды и вой ветра, молил о том, чтобы на утро все успокоилось, и снова погружался в сон.

Глава 2.

«Хочешь жить – умей стреляться»

Остров Поррод. 13 июля

И все же первый школьный день выдался очень пасмурным. Шел дождь, хотя и не такой сильный, как ночью. Благо, дорожки, рассекающие остров, были усыпаны мелкими камнями, отчего не было грязи, но ноги в стоящих лужах промочить было можно. За ночь у многих деревьев поломало ветки, а листья от пальм легли на землю толстым ковром.

Накинув поверх одежды водонепроницаемые плащи, мы двинулись к горе, которая вблизи не казалась такой уж огромной: метров тридцать – тридцать пять. У ее подножья стояло трехэтажное здание, которое в лучах солнца, может, и выглядело впечатляюще, но только не с налипшими на стекла листьями и двором с прибитыми цветами и сломанными саженцами.

Прохлада здания приняла нас после не менее холодной улицы. Я поежился, когда капли с дождевика упали на шею.

Пустота школы давила на физическом уровне: холл, в котором стояли только большая фарфоровая ваза с цветами да четыре дивана, коридоры с голыми стенами, полупустые классные комнаты – все было холодным и неприветливым.

Да, не сравнить ее с моей старой школой, где на переменах слышны веселый смех, топот сотен ног и гул голосов. Может, это лишь дело времени, и вскоре здесь будет все то же самое? Семь подростков, чье присутствие в этом здании будет эхом разноситься по пустым коридорам… Да, мрачноватая картина. В пору фильмам ужасов, в которых рассказывалось о заброшенных приютах.

Даже если и так, то пройдет не один месяц, прежде чем все выучат общий язык и смогут общаться меж собой без трудностей.

Мы с Димитрием (сегодня он сопровождал меня) пришли в школу первыми и заняли край одного из диванов, стоящих в холле.

– Ты можешь с кем-нибудь общаться? – спросил у меня охранник.

Я отрицательно покачал головой:

– Только если кто-то из них знает общий язык, ну или хоть как-то владеет русским, в чем я очень сомневаюсь.

– А ты в школе изучал что-то, кроме русского и общего?

– Только английский и французский, правда, свободно на них не говорю, – я посмотрел на дверь, в которую входили первые ученики. – Только отдельные слова и фразы. Все свободное время посвящал общему.

Димитрий кивнул и шепотом начал представлять мне входящих:

– Это Сюин Янь, – указал он мне на черноволосую девушку. – Китаянка. Мы вместе плыли на корабле, если помнишь. Ее охрана – Эми, которая сейчас с ней, и Ян. – Дождавшись, пока в холл войдет следующий ученик, Димитрий продолжил. – Эдвин Пири – американец. Сейчас его сопровождает Майкл, а Вероника, вероятно, осталась дома. Итальянец – Леандро Санти.

В холл вошел высокий подкаченный парень. Он откинул капюшон дождевика назад, и я смог разглядеть его лицо: острые скулы, чуть выдающийся вперед подбородок, приподнятые уголки губ, нос с горбинкой, глаза, в полумраке холла показавшиеся мне черными. Светло-русые волосы, промокшие даже под дождевиком, прилипли ко лбу.

– Его охрана – это Джулия и Михаэль, – продолжал тем временем Димитрий.