Я, ты и шизофрения

– Кто? Кто это хотел сделать? – мне мерещится или он вправду переживает?..

– Галлюцинация! Боже, Сэм, мне невообразимо страшно! Сегодня я действительно могла умереть!

Парень взял мою руку и крепко сжал её, и я почувствовала ток по всей нервной системе. Его ладонь в моей руке. От прикосновения Гилмора мое сердце начало биться быстрее, вырабатывая адреналин в крови. Не знаю отчего, либо из-за болезни, либо я… Неважно… Сэм смотрит в мои глаза, а я в его. Время застыло. Ощущаю дикое желание обнять молодого парня и раствориться в чувствах, что сейчас щекочут меня изнутри, как пузырьки шампанского.

– Твои родители знают? – спросил тот, но я промолчала. – Почему не расскажешь им об этом? Это ведь не шутки!

– Не хочу пугать их, – я убрала руку, чувствуя, что вновь раздражаюсь.

А меньше всего на свете мне хотелось навредить ему. Трепет потихоньку исчезал, и на замену пришла тоска.

– Хочешь знать, что я об этом думаю? Ты обязана сказать все своим родителям, какая бы реакция после этого бы не последовала. Аманда, ты погубишь себя молчанием.

Осознавая его правоту, мне хотелось разреветься. Но мне удалось сдержаться.

– Я скажу, но только не сейчас…

Сэм хотел было протестовать, но ему помешали голоса родителей. Я слышу, как они становятся ближе. В груди что-то кольнуло, скорее всего страх, и я схватила руку парня, ведя его к окну. Слава Богу, Гилмор не сопротивляется.

– Опять прогоняешь меня? – ухмыльнулся тот. Я бросила в его руки куртку и открыла окно, не обращая внимания на слова.

– Это для твоего же блага, верь мне!

Сэм карабкается по стенке вниз и одновременно негромко смеётся. Он не может перестать хохотать и от этого срывается, падая прямо на землю. Последовал ужасный грохот, отчего я со всей силой зажмурила глаза. Сердце попятилась в пятки.

– Сэм! Ты жив?! – с испугом кричу я, разглядывая парня в темноте. Несколько секунд молчания были длиною в вечность.

– Жив… – послышался севший голос парня, и я облегченно вздохнула. Думаю, с ним все будет в порядке.

Стук в дверь. Родители пытаются открыть её, но у них не получается. Я закрыла окно и мигом подбежала к двери. Привела себя в порядок, и мои руки впускают в комнату недоуменных маму с папой, после чего отхожу назад, спрятав волосы за плечи. Шоу начинается.

– В чем дело? Почему ты заперлась? – спрашивает папа, осматривая комнату, словно разыскивая что-то или кого-то. Но он опоздал лишь на шестьдесят секунд.

– Уже ничего, что не так? Зачем вы пришли? Что-то случилось?

Мама грустно смотрит на меня, а папа как-то озлобленно. Мое шестое чувство подсказывает мне, что сейчас я заработаю новые проблемы. Может, папа узнал о моем отстранении от уроков?

– Нам нужно поговорить с тобой, Аманда, – отец сел на край кровати.

– Мы хотим отправить тебя к тёте Эмме, – проговорила мама, перебив отца.

Я замираю в ступоре.

– Зачем? Мне и здесь хорошо!

– Так будет лучше для тебя, дорогая…

– Лучше для меня или для вас?! Если я вам надоела, то просто скажите мне это прямо в лицо, а не высылайте к тете, как ненужную мебель!

– Что ты такое говоришь? Мы тебя любим и всегда будем любить! – обиделась мама.

Она печалит брови и пытается своим взглядом доказать свою правду. Я знаю об этом, просто делаю всем всегда больно. Папа напрягся ещё больше. Мне просто так обидно, что они хотят отправить меня в другой город. Просто зачем? Эти родственники не смогут вытерпеть меня, они спятят. Я всем только мешаю!

– Вы сможете меня отправить только через мой труп!

Я выбежала из комнаты, стирая слезы с глаз. Моя голова горит адским пламенем. Мысли все смешались в одну кучу. Все перевернулось с ног на голову. Резкая, глухая боль в затылке. Я чувствую, как ноги подкашиваются, а в глазах потемнело.

– Аманда! – эхом донеслось до моих ушей.

Последнее, что я вижу, это подбегающих ко мне родителей. А затем удар. Падение. Темнота.

Глава 4

Чувствовать боль и причинять её другим – совершенно разные вещи, но очень схожие в эмоциях. Это как эффект домино – тебе причиняют боль, а ты причиняешь боль другим, потом другой причиняет боль остальным, потому что ты причинил боль ему, и так по цепочке. Все начинают задумываться об этом после главной своей ошибки. Но лучше поздно, чем никогда, правда?

Одно дело сделать это на эмоциях, а другое в целях простого издевательства. Не смогу забыть тот ужасный день, когда стало ясно, что со мной творится какая-то чертовщина. Вроде обычный день в школе, но за пять секунд все перевернулось с ног на голову. Мир навсегда изменился, а вместе с ним и вся моя жизнь.

Я помню мы с Алисой и Ларой сидели в кафетерии, уплетая всякую гадость, от которой часто обостряется язва, но никто все равно не перестаёт глотать эту еду. Все было хорошо, даже лучше, чем просто хорошо. Лара, которую мы деловито звали «L», рассказывала о последних сплетнях в школе, а мы с Алисой, развесив уши, внимательно слушали её истории, время от времени смеясь, давая прозвища провинившимся. Но потом я задумалась: «Ведь те, с кем мы сплетничаем о других, могут сплетничать и о нас». Мои ослепшие от подхалимства глаза распахнулись, и я поняла, как глубоко ошибалась в людях. Обозвав лучших подруг сплетницами, стервами и тупыми куклами (отсюда и их сегодняшнее прозвище), я выбежала из столовой и канула прочь. С одной стороны я даже рада, что мы больше не общаемся. Я научилась различать людей, словно над их головами светятся значки: «Годен», «Гнилой». Но также мне порой без них тяжко, я скучаю по ним, по нашим разговорам, по шуткам, по весёлым похождениям. Я осталась одна, и меня это убивает, ведь шизофрения питается моим настроением, одиночеством и страхом. Она питается этим, подобно монстру.

Одна секунда, за которую я оказалась на полу коридора, перед глазами прошло всего одно видение. И это было не воспоминание с детства, и не родительские лица, и уж тем более не разговор с мистером Мартином. То, что я увидела, было странно и прекрасно одновременно. Перед глазами призрачно блистал Сэм Гилмор, который нежно держал меня за руку, словно ангел хранитель. Не успела сказать, но ладонь этого парня была холодней льда, снега и Северного Ледовитого океана. Именно поэтому по мне прошлась дрожь, но речь сейчас не о терморегуляции его организма. Ровно пять секунд назад я упала в обморок. И прямо сейчас нахожусь в темноте своего рассудка, которого почти лишилась. Это немного необычно: вроде бы я в сознании, но не могу ничего предпринимать. Очень похоже на реалистичный сон, только наяву. Хотя кто его знает: сон это или реальность? То, что ученые не могут объяснить, они оправдывают фразой: «Временные аномалии, коллеги». Ха, кого они хотят оболванить? Люди не могут прожить без каких-либо чудовищ, призраков, вампиров и другой нечисти. Им нужно какое-то оправдание, иначе люди свихнутся. И я с ними согласна, ведь жизнь и так скучна до потери сознания. Кстати о потери сознания… Я чувствую, как сильные папины руки помогают мне подняться, они хватают мое «безжизненное» тело и несут в гостиную. При этом слышен мамин вопль и отцовское: «Все будет хорошо». Уже через пару секунд я была на мягком диване, который пахнет домашним запахом. Это может быть печенье, или парфюм, или папироса. Думаю, вы поняли меня. В каждом доме есть свой запах уюта и тепла.

– Аманда, открой глаза, дорогая! – мама судорожно гладит мою голову. Чувствуется, как её тёплые руки дрожат, а по голосу ясно, что она плачет. Если бы я могла, мамочка… Но не получается, веки словно под замком.

Я нахожусь в сознании и одновременно вне границ разума. Будто придавило куполом, который невозможно разбить. Это не в моих силах…

– Боже, Брюс, она не просыпается! Звони в скорую! – продолжает паниковать мама.

Через мгновение я уже видела люстру и мамину улыбку безмерного счастья, облегчения и ликования. Ко мне подбежал папа, он начал смеяться подобно пятилетнему ребёнку, которому сообщили о поездке в Диснейленд. Наверное, они думали, что больше никогда не увидят мои карие глаза, да и у меня была такая мысль. Благо все обошлось…

– Как же ты нас напугала! – вытирая слезы, смеётся мама, которая любит меня больше всех на этом свете.

Они набросились на меня и крепко-крепко обняли. В этот момент понимаешь, что ты не одинок. Пусть это длится вечно.

* * *

Я сижу на своей кровати и собираю небольшой чемодан вещей. После долгого раздумья я все же решила, что будет лучше оставить этот дом и город на два дня. Мне нечего было терять, кроме встреч с Сэмом, по которому я уже успела хорошенько соскучиться. Родители поддержали меня, хоть и передумали отпускать, боясь, что у меня опять возникнут проблемы со здоровьем. Однако, моя взяла. Папа подвез меня до центра города, на вокзал, и посадил на нужный автобус. По пути, я точно знала одно – мне надо сесть возле окна любым способом, иначе нет смысла уезжать. И опять же, мне крупно повезло.

Городок недалеко от нашего, время езды составит около трёх часов. Так что к обеду я буду там.

Тётин дом прекрасен: он трехэтажный, расположен на окраине города, где растянуты кукурузные поля. Это место можно назвать фермой. У женщины двое детей – девятнадцатилетний Кайл и моя ровесница Джини. Мы не виделись три года, и я не знаю, о чем с ними говорить, какие у них интересы или хобби. Словно еду к малознакомым родственникам, с которыми мне доводилось видеться раз в жизни. Но ведь это не так…

Спустя двадцать песен и один альбом любимой группы, я уже была у ворот большого немного потрепанного дома, чьи стены окрашены в бежевый цвет, однако невооружённым глазом была заметна ссыпающая штукатурка со стен. Дом постарел… Меня встретила собака по кличке Робинзон и служанка Наталия – полноватая женщина с дулькой на голове. Она дружелюбно улыбнулась мне, помогая с чемоданом, и открыла скрипучую калитку. Двор был большим. На желто-зеленой траве стояли ржавые качели и полностью заросшая мхом беседка. Боже, по груди ударила ностальгия.

– Фу, проклятье божье, пошел прочь! – ругает женщина пса, который прыгает мне на ноги, высунув язык наружу и радостно виляя пушистым хвостиком. Робинзон просто хочет поиграть, возможно, ему одиноко?

Наконец я вошла в тёмную прихожую, которая состояла из вешалки, комода и старенького зеркала. На испачканном паркете были разбросаны туфли и домашние тапочки: некоторые были очень старыми, другие почти новые и вкусно пахнущие. Наталия провела меня в гостиную и попросила подождать хозяев. Я кивнула и, не дожидаясь её ухода, принялась разглядывать большую комнату. Как все изменилось за это время. Раньше в гостиной стояло старое фортепиано и висели чучела оленьих голов, а теперь здесь расположились два кожаных дивана, большой старинный ковёр с непонятными рисунками, телевизор и деревянный стол в углу, покрытый лаком, на котором уместилась хрустальная ваза с подсолнухами. На секунду мне померещилось, что цветы начали двигаться, но это лишь очередная галлюцинация, к которой я успела уже привыкнуть.

– Аманда! – поспешно входит в комнату статная женщина с тонкой талией. Её волосы черны, как ночь, и собраны в пучок ровно также, как и у служанки. На тете надета кофта с пуговицами, сверху шарф и строгие брюки. Этот дом не подвластен времени, как и его владельцы? Она подошла ко мне и крепко-крепко обняла, отчего я почувствовала хруст своих костей. До меня сразу доходит запах её парфюма, напоминавший запах лилий.