– Я должен быть строго подчинен министру внутренних дел и о каждом происшествии докладывать прямо ему. Премьер меня за этим и вызывал – координировать розыск пришельцев.
– Каким образом, не объяснил? – поинтересовался Карлсен.
– Нет. Но и, в общем-то, обмолвился – намеком, не напрямик – что вы с Фалладой, по его мнению, немного «того». И все равно: сидели с ним до упора, размышляли, как будем систематизировать сообщения.
– А если сообщений не поступит, – с едким сарказмом сказал Фаллада, – он это использует как доказательство, что никакой опасности нет.
Несколько минут все молчали, погруженные в собственные мысли.
– Как вы думаете, есть какой-то способ проверить, вампир человек или нет? – спросил наконец Хезлтайн.
Карлсен покачал головой. Фаллада посмотрел на него с удивлением.
– Почему же? Конечно, есть. Мы же пробовали его на тебе нынче утром.
– Что за средство? – полюбопытствовал Хезлтайн.
– Радистезия, маятник.
Карлсен хмыкнул.
– Что-то я не заметил никаких показаний, разве единственно, что я мужчина.
– Да, но ты же пропустил самое интересное. Ты тогда спал.
– Может, поясните? – попросил Хезлтайн.
– При разной длине он реагирует на разные сущности: шестьдесят сантиметров на мужчину, семьдесят четыре – на женщину. Граф говорил, что использовал его в свое время – проверить, не одержим ли один из его пациентов вампиром – так вот: когда над тем человеком завели маятник, тот реагировал и на мужской, и на женской длине. Потому он и решил попробовать маятник на Олофе.
– И что вышло?
– Маятник отреагировал и как на мужчину, и как на женщину. Но это не все. Гейерстам согласился, что это может оказаться и совпадением, поскольку женская длина означает также опасность. И он решил испытать Олофа на длине свыше ста сантиметров – длине смерти и сна. За этой длиной, понятно, никакой реакции быть не должно, смерть – предел всему. Пока Олоф спал, старуха проверила его на сотне сантиметров, и реакция была достаточно сильной. Тогда она удлинила отрезок до ста шестидесяти – сто сантиметров плюс обычная мужская длина. Вообще никакой реакции. Прибавила до ста семидесяти четырех – сотня плюс женская длина. И эта сволочь как начала крутиться – жуткими кругами!
– И что из того? – невозмутимо спросил Хезлтайн.
– Он толком не мог сказать. Но заметил: возможно, то, что вызывает реакцию, уже мертво.
Карлсен почувствовал, как шевелятся волосы на затылке.
– Я этому не верю, – проговорил он до странности сдавленным голосом. – Эти существа вполне живы.
– Я просто пересказываю слова Гейерстама, – пожал плечами Фаллада. – Я тоже согласен, в этих существах не может быть ничего особо сверхъестественного.
– Смотря что считать сверхъестественным, – заметил Хезлтайн.
– Ну, мертвецов там… привидений. Что там еще может быть?
Карлсен теперь ощущал уже знакомое отчаяние и безнадежность, чувство, что мир вдруг сделался невероятное отчужденным. Он привык к пустоте космоса, но дажей за пределами Солнечной системы никогда не терял чувства принадлежности к Земле, человечеству. Теперь же душу полонил пугающий, леденящий холод – словно катишься в стылую бездну, отлученный от всех и вся. Глядя расширенными глазами на нескончаемую череду огней Большого Северного шоссе, на отдаленное неоновое зарево какого-то города – должно быть, Ноттингема – Карлсен оторопело сознавал зыбкость и ненадежность окружающего. В душе поднимался страх. И вдруг, столь же внезапно, исчез – да так быстро, что и не сообразишь, отчего. В неожиданном проблеске озарения страх представился абсурдным. Тут огни внизу стали ярче; Карлсена охватил восторг, светлое облегчение. Все это накатило и пронеслось, оставив смятение и растерянность. Он закрыл уставшие глаза.
– Просыпайся, Олоф. Прибыли, – послышался над ухом голос Фаллады.
Под посадочными огнями «шершня» мелькали верхушки деревьев, машина снижалась на узкое безлюдное шоссе.
– Где это мы? – спросил Карлсен.
– К югу от Хаддерсфилда, в нескольких милях, – отозвался через плечо пилот. – Холмфирт где-то рядом.
Карлсен посмотрел на часы. Девять пятнадцать – проспал, оказывается, полчаса.
«Шершень», коснувшись дороги, отключил реактивные двигатели; одновременно сработал механический привод, и короткие крылья втянулись в бока; воздушное судно фактически преобразилось в большой автомобиль. Не проехав и сотни метров, они остановились у развилки. Одна стрелка указателя ориентировала на Барнсли, другая – на Холмфирт.
– Не так уж и поздно, – заметил Хезлтайн. – Пожалуй, успеем навестить мистера Прайса. Сержант, разберитесь у себя и выясните, где здесь Аппертон – роуд.
Пилот поиграл клавишами компьютера. На мониторе развернулась дорожная схема Холмфирта, одна из дорог высветилась красным.
– Нам везет, – сказал Паркер. – Мы, сдается, на ней и стоим.
Им не потребовалось и пяти минут, чтобы отыскать дом – респектабельного вида одноэтажный особнячок из стекла и фиброфлекса, окруженный солидным газоном сто на сто; фонарь выхватывал из темноты декоративный пруд и цветочные клумбы.
Дверь на звонок открыла пожилая осанистая женщина; она растерянно оглядела троих незнакомцев. Хезлтайн показал удостоверение.
– Мы можем переговорить с вашим мужем?
– По налогам? – натянуто спросила она.
– Нет, что вы, – утешил Хезлтайн. – Беспокоиться не о чем. Он бы мог нам помочь кое-какой информацией.
– Сейчас, погодите секунду… – она исчезла внутри. Хезлтайн посмотрел на своих спутников и лукаво подмигнул.
– Сразу видно, у кого что болит.
Прошло несколько минут, и женщина возвратилась.
– Прошу вас, входите.
Она провела их в гостиную с плотно задернутыми шторами. Там, в инвалидном кресле на колесах, сидел здоровенный пожилой мужчина с уставленным закуской подносом на коленях.
– Мистер Артур Прайс? – осведомился Хезлтайн.
– Я, – ответил сидящий – само спокойствие, только глаза настороженно-любопытные.
– Э-э… Кажется, какая-то ошибка. Вам принадлежит «Кристалл Флэйм», номер КБХ 5279Л?
– Хм… Мне.
– Вы сегодня на нем выезжали?
– Нет, куда ему теперь! – тревожно воскликнула женщина.