Никто не знает Сашу

– Ага.

Дудь смотрит прямо в камеру.

– И надо успеть ещё на следующий концерт.

– Какой концерт?

– Концерт в Питере. И выключить телефон.

– Концерт в Питере. И выключить телефон.

– Твой отец излечился от рака? Хотя телефон не выключал.

– Вылечился и не выключал.

– Но если ты опоздаешь в Питер, он умрёт от рака, ты от трёх букв, которые не хочешь называть, и не видать Олимпийского.

– Ага.

– И останется только срывать афиши.

– Да. Но я сейчас выключу телефон.

– Блиц! Я задаю вопросы коротко, а ты выключаешь телефон.

– Ага.

– В чём сила?

– Не называть три бу…

– Оказавшись перед Путиным, ты выключишь телефон?

– Да!

– И откроешь глаза?

Потолок на Щёлковской, сумерки. Голова раскалывалась. Бесконечное жужжание и писк. Он даже не сразу заметил – так звук срастился с комнатой. Разгерметизация. Сандра Балок в русском спутнике. Словно квартира разгерметизировалась, словно его сон разгерметизировался, словно он разгерметизировался, словно он проснулся, он дотянулся до будильника и вырубил, хотя звон ещё долго стоял в ушах. Проспал после самолёта с Перми, чёрт. Часы толком не разглядеть, цифры скачут перед глазами. Времени до поезда на Питер совсем мало. Саша стал быстро одеваться.

2. Саша Даль. Маленькая жизнь

Больше всего, наверное, его удивила реакция Алины. Он думал, что она устроит скандал, обидится, разфрендит.

Он думал, она швырнёт в него чашку кофе, заревёт, упадёт на кровать, зароется в простыни. Или замкнётся, скажет, «Окей», попросит уйти и исполнит эту истерику без него. Но она просто села на кровать, смотря перед собой. Она сказала, я всё понимаю, Саш. Ты любишь её. Я всегда это понимала. Обидно, конечно. Она поставила чашку на тумбочку. Где-то гудел её телефон: вввв… вввв… Прости, сказал он. Ты ни в чём не виноват, сказала она. Что поделаешь. Ладно, мне надо доделать рассылку. И ты не выслал техрайдер для клуба, сказала она. Ты что, хочешь продолжить работу, спросил он. А ты хочешь меня уволить, спросила она. Мне нравится твоя музыка, мне нравится с тобой работать, у нас наконец-то пошли продажи. И альбом твой новый зашёл. «Родной звук» репостнул, две тысячи лайков. Он смотрел на неё, звонил телефон. Нет, Саш, сказала она. Я просто хочу работать с тобой. Хорошо, сказал он. Он даже не был уверен, что она заплакала, когда он оставил её одну в комнате, с этой чашкой, вечным беспорядком, звонящим телефоном.

Сильнее, чем перед этим разговором его трясло только перед концертом в Питере. Когда стоял в клубе, в туалете, с засохшими казюлями вокруг убедительной просьбы, с отпечатком ботинка на пожелтевшем ободке – стоял и смотрел на тест, который всё никак не проявлялся. Ему названивала Алина, телефон утыкался в бедро и отпускал, вввв… вввв, он должен был выйти на сцену 17 минут назад, где его ждал полный зал, а он смотрел на тест. Прошло 19 из положенных 20 минут, прошло ещё две, а за дверью уже аплодировали, и телефон звонил. Он дал тесту ещё минуту и вышел петь.

После концерта он напился. Липкий от пива столик, тесный диванный уголок, куда он был зажат с оргом, какими-то хохочущими поклонницами, толстяком, томной женщиной, курящей айкос, девушкой-джинсовка-каре-чокер, он отвечал невпопад, отворачивал треснутый экран, чтобы, не дай бог, не увидели запрос в Safari – ложноотрицательный резу…; ошибки экспресс-тестов на…; и сырая вонь айкос, и хохот вокруг, Саш, ну вылези уже из своего телефона, закажите ему коньяку – он натянуто улыбался, а потом выпил и покурил, звонила Алина– вввв… вввв… он не брал.

Одна бледная полоска. Одна.

Он позвонил ей утром – весь трясущийся, в похмельной слабости. Он рассказал ей всё, про Риту, про Алину, про тест, про одну бледную полоску, что всё переосмыслил, он просил прощения за всё, а в соседней комнате храпел организатор, и у того бесконечно звенел будильник на телефоне, всё тот же сигнал: вввв… вввв… вввв…, а он плакал в трубку, и она плакала.

Он добрался до неё быстро, как во сне – одним Сапсаном, через комнату Алины с телефоном, та же квартира в Горловом, и обнялись, рот, шея, грудь, живот, не-а. Они были вдвоём. Вввв… звонила Алина – вышли техрайдер на московский концерт, Саш.

Альбом восприняли холодно. Пост вышел, когда он был в воздухе «Пермь – Москва». И когда он в полном автобусе, задевая всех гитарой, открыл ВК – у альбома было всего 103 лайка. Он надеялся хотя бы на пару сотен.

Лайки росли медленно, – 142 в Питере, в том страшном туалете, 161 в Сапсане назад («К ней! К ней!»), 180 в утро после, 201 к московскому концерту и 253 после него и вдруг его отрепостил «Родной звук», и вот уже 436, 604, 1001… Спустя месяц он получил галочку в ВК.

Глеб, Лёня, Диман – они не держали зла, они были готовы играть вновь. Он сам приехал к Максу, и они пили на кухне, не обращая внимания на Максов звенящий телефон: вввв… вввв, они говорили до ночи, как в песне тех самых братьев.

Своего сына Саша назвал Макс.

Когда Максу был год, они выпустили альбом. Ксюша поехала с ними в тур, чтобы снять новый фильм. Поддержанный микроавтобус, взятый вскладчину, Диман и Лёня вели посменно, инструменты в салоне, и Ксюша – сзади ребёнок в слинге, в руках камера, заправка, Алина смеётся с дочкой, назвали Ксю, и снова дорога, ливень разметки под колёсами, и клонит в сон, и дорога шумит – вввв… вввв… вввв… будто чей-то телефон на приборной доске, Саша открыл глаза.

Потолок на Щёлковской.

Сумерки. Телефон справа на тумбе.

Всё было сном. Саша потянулся, но не удер…

3. Саша Даль. Не успел

…же перестал. Алина. 84 пропущенных. А время?.. Снова зазвонил.

– Саша, ты где?! Ты на вокзале?

– Нет…

– Что?

– Я проспал.

– Саш, поезд в Питер через 15 минут уходит.

– Бля…

– Ну ты чего?! Завтра же конц.

– Походу, будильник из-за поясов съехал. Не знаю. Ладно, давай я щас умоюсь и билеты искать…

…не было ни одного. Либо купе за 7 тысяч. Сапсан за 8. Переговорка в Сапсане за 20.

– Саш, цены видел? – голос в трубке деловой, чуть задыхающийся – я бла-бла-кар уже ищу.

– Хорошо.

– Ты нормально?