Никто не знает Сашу

Ой, Аня.

Так Юля или Аня?))

Не помню))

Ты там совсем обкурился?) Не, ну были какие-то бабы, ещё ж потом Жора приехал с этими двумя.

Кем?

Как их.

(набирает)

Настеньками. А больше никого не было. Или было, но я уже слабо помню))) Но утром уезжали все, я точно помню.

И Ани не было?

Нет!) И Юли – тоже))

Саша почесал лоб. А может?.. Спит в другой комнате? Их же здесь штук семь, не меньше, бывшая коммуналка.

Быстро обошёл квартиру. Пусто. Гитары, пластинки, старая мебель, бардак, афиши на стенах. Пусто.

СМС.

Да ты не переживай, я приеду скоро тебя выпущу. А ты не взял что ли контакта этой Ани-Юли? прост смутно что-то помню в баре, но подумал, это твоя знакомая.

Не-а, не взял. Может ушла утром?

Так я ж хату запер и ключей не оставил. А утром помню, как всех в такси сажал. Там как раз в две машины умещались, ещё спорили с кем кто едет.

и?

И Ани не было)))

Ясно) Приснилось видать))

Саша снял штаны и внимательно осмотрел член. Вялый, головка обнажена, сморщена. Белый сгусток смазки. Точно было. Ох. Саша собрал вещи, побросал в рюкзак всё необходимое. Выпил несколько стаканов воды. Нашёл на кухне аспирина, выпил две таблетки. Внимательно осмотрел тело в ванной. Ни царапин, ни засосов. Отмыл член в раковине, взмахивая рукой для датчика, отгоняя тьму как назойливого слепня.

Зашёл в комнату, где спал. Нет, подумал он. Не приснилось. В спальне отчётливо пахло «Ультрафиолетом». Саша оглядел комнату.

На тёмном стуле еле заметная кружевная полоска, сливается с деревом. Словно оторванная секция питерских перил. Чокер.

Саша сунул его в карман за секунду до того, как в замке повернулся ключ.

7. Из Петербурга в Москву

Саша лежал на полке в плацкартном вагоне. Поезд подъезжал к Москве. Пассажиры начали собираться. За окном мелькала лента Подмосковья – деревянные домики, коттеджи, заводы, бесконечная кирпичная стена в граффити. Бетонные комиксы. Прямо над Сашей на полке для багажа было выкорябанно ключом «ДМБ 2010». Саша закрыл глаза и подумал, что его тело совершенно не подходит для туров. Его организм не предназначен для этого.

Ну, во-первых, Саша длинный. Не самый длинный, не дылда, но его 181 сантиметр как раз идеально не вписывается во все нормы транспорта. Его постоянно все задевают за ноги в плацкартных вагонах. Чуть-чуть – но задевают. Ему не хватает буквально нескольких сантиметров, чтобы ехать с этим пресловутом дорожным уютом. В самолётах колени его упираются в спинку, и кажется, были бы его бёдра чуть короче, буквально на 5 сантиметров, он бы летал с большим комфортом.

Саше тяжело заснуть. Бессонница – спутница Саши лет с 6, она приходит периодами на несколько недель. Механизм её прост – завтрашний важный день тревожит Сашу и рождает мысли, что нужно лечь пораньше и уснуть побыстрее, чтобы быть свежим и полным сил. И это заставляет его – распластанного в постели – постоянно проверять: а засыпаю ли я сейчас, чтобы быть завтра свежим и полным сил. В его сознании поселяется страж, который восклицает на каждом моменте, когда мысли путаются – О, засыпаю! – и Сашу выбрасывает назад. Иногда он лежит, не сомкнув глаз до утра, и думает, что ему очень надо поскорее уснуть. Страх перед каждой новой бессонной ночью порождает новую бессонную ночь. Саша попадает в петлю, спит по три часа в сутки, днём клюёт носом и боится постели.

Саша знает с десяток прекрасных способов для засыпания: дыхание на счёт 4-7-8, скан тела в Шавасане, тёплые носки, тёплая ванна, тёплое молоко, обратный счёт от тысячи и прямой счёт через три, Анапама, Пранаяма и Чандра Намаскар. Ничего из этого работает.

Иногда какой-то один способ внезапно даёт ему уснуть, один или два раза – и затем снова оказывается бесполезным.

Ни мелатонин, ни Иван-чай, ни йога и дыхательные практики – ничто не разрывают эту петлю. Бессонница может прийти и из выкуренной на ночь сигареты, и из кофе после полудня. Но может прийти совершенно неожиданно. Саша не пьёт кофе и даже крепкий чай, не курит и мучается в постели с лёгкой душой – без причины.

Единственное, что разрывает кольцо бессонницы – трава и алкоголь. Но трава и алкоголь создают свои кольца.

В пути Саше уснуть ещё тяжелее. Люди по ночам вздыхают, шевелятся, храпят, люди издают столько звуков, слушают музыку на телефоне, ведут ненужные разговоры, заполняют тишину. И поезд вздрагивает и едет рывками, и завтра важный день, а сегодня был концерт, и Саша перевозбуждён, и какой уж тут сон. Саша завидует тем, кто сразу засыпает. Саша завидует тем, кто любит стук колёс, подстаканники, дошираки, чаёк, бесконечно-унылую полосу России за окном с тем самым проводом – вверх-вниз. А тем, кто заходит в поезд, ложится и засыпает сразу, Саша не завидует. Он смотрит на них как на беспечных богов и хочет немного убить. Саша спит в турах по 3-4 часа в сутки.

У Саши быстрый обмен веществ. Поэтому Саша почти не пьёт воды на ночь. Он не может уснуть, если чувствует в мочевом пузыре хоть толику напряжения. И вот он идёт через весь храпящий вагон, через вонь и облезлые пятки в туалет, где выдавливает из себя несколько капель. И мучаясь от жажды, ложится, чтобы не уснуть до утра. Саша по-серьёзному ненавидит ходить в туалеты в поездах. Даже если надо по-несерьёзному. А ходить в туалеты в поездах по-серьёзному Саша ненавидит вдвойне. Но за день ему бывает, нужно сходить по-серьёзному по три раза, и он выстаивает очередь, выстилает бесконечные линии из бумаги, чтобы усесться на грязный ободок и с тоской смотреть на дёргающуюся ручку. И конечно, Сашин привередливый организм не хочет ничего серьёзного в таких условиях.

От этого у Саши часто болит голова. И не только от этого. Голова у Саши болит много от чего: духоты, недосыпа, чужих разговоров, табачного дыма, сбитого режима, мелатонина, пробуждения раньше срока, слишком большой порции травы, выкуренный за раз, пробуждения позже срока, нервов перед концертом. Саша знает до восьми видов головной боли – в зависимости от места и типа ощущений. Боль от табачного дыма и от не выполненного вовремя позыва сходить по-серьёзному сильно отличается. Саша знает про это столько, что мог бы спеть про это песню. Но кто захочет слушать песни про это.

А эти туалеты на вписках! Когда Саша приезжает, он всегда идёт в душ с дороги, но не потому, что хочет отмыться от дорожной грязи, хотя он очень хочет отмыться от дорожной грязи. А потому что хочет в туалет по-серьёзному. И если санузел совмещён, он врубает воду на полную и сидит вечность в мимолётном блаженстве. Столько страданий ради этого напряжённого расслабления! Иногда Саша предпочитает одного конкретного организатора, потому что у него дома совмещённый санузел. Профессиональные качества отступают на второй план. На первом – наличие совмещённого санузла. Саше впору прописывать это в райдер. Когда санузел разделён, Саша боится издать хоть звук. Тогда ему проще сходить на вокзале, в грязных кабинках РЖД, исписанных глупостями, отмытых добела, с оглушительном запахом хлорки, с вонью дерьма, с вонью дерьма и хлорки – и только потом приезжать к организатору.

Сашу укачивает в машинах. Это происходит, когда он нервничает перед концертом, или когда едет с концерта опустошённый, или когда едет натощак с поезда к организатору. В других ситуациях он такси и не пользуется.

Он почти не может ездить на задних сидениях, а когда садится вперёд, вынужден смотреть на дорогу, жевать жвачку, и ни в коем случае, не смотреть в телефон. А ещё – выслушать бесконечные разговоры таксистов, потому что таксисты думают, что, если Саша сел на переднее сидение, и даже не смотрит в телефон и так забористо жуёт жвачку – он готов к разговорам. Саша не умеет сказать «нет», и обозначить свои границы. Если Саша делает это, он делает это резко и со стороны кажется надменным. Другие люди так легко уходят в свой телефон, вставляют в уши наушники, а Саша всё время боится, что обидит человека. И потому вынужден выслушать ненужную болтовню и про себя думать, что готов убить этого глупого болтуна, а затем всю его семью и родственников и даже собаку, если таковая имеется. Но обидеть человека молчанием Саша не хочет.

Саше вообще сложно среди людей, он не любит быть в центре внимания. Он не любит выходить на сцену и петь. Он любит петь, он иногда даже любит быть на сцене, и петь для людей, но выходить на сцену и петь Саша не любит. Кто-то скажет, какая тут разница? Это же какое-то противоречие! Но такие люди, как Саша прекрасно понимают, что Саша имеет в виду. Если такие люди, как Саша вообще имеются в наличии. Саша иногда думает, что он один такой замороченный идиот.

Саша не любит выходить на сцену, Саша не любит организацию гастролей, Саша не любит общаться со зрителями, даже читать от них сообщения. Хотя Саша хочет какого-то признания, но то, как Сашу признают, Саше не нравится. Саше хочется, чтобы его поняли, но его понимают всегда не так, как он этого хотел. Понимают какого-то другого Сашу. Не того, какого Саша готовил для понимания. Между ним и людьми всегда стеклянная стенка аквариума.

В день концерта, после бессонной ночи, у Саши обычно крутит живот, он ходит в туалет по-серьёзному по 5-6 раз, выдавливая из себя жалкие кляксы, его ладони потеют, его все задевают, так что ему хочется отрезать от себя 5 сантиметров. С ним все заговаривают и чего-то от него хотят – от рассказать всю свою жизнь до пожелать удачного выступления, а Саше не нужны удачные выступления и чужие жизни. Саше нужно просто выступление. Саша ненавидит сидеть в гримёрке до концерта и трястись, с потными ладонями и лишними 5 сантиметрами в теле, и колкими позывами и спазмами в животе, но сидеть без гримёрки, в зале у всех на виду Саша ненавидит ещё больше. Саша вообще ненавидит день концерта. Весь день Саша переживает из-за того, как пройдёт концерт, Саше важен звук, важен зал, ему нужно чтобы зрители реагировали определённым образом на его песни, ему нужна прекрасная акустика и чтобы он был в голосе, и в форме, и гитара звучала и звук летал, и это столько условий, что конечно, они никогда не сходятся в одной точке. А если хоть иногда, хоть изредка сходятся, Саша так переживает, так не верит в это, что концерт проносится как граффити на подъезде к Москве. И Саша не успевает насладиться происходящим.

Саша хотел бы просто оказываться на сцене. Раз – и он уже на середине первой песни. И нет этого дня, тяжкого и мучительного дня до концерта. Поэтому Саша, который так любит петь и даже так любит петь для людей, ненавидит день концерта, ненавидит гримёрки, сцену, зрителей, гитару, и собственные песни.

Саша любит день после концерта. Если это, конечно, не тур, когда в день после концерта – новый день концерта, и так 4 раза, и Саша почти не спит в дороге. Саша любит день после концерта, потому что можно выдохнуть, и валяться, и не переживать, и смотреть фотки с концерта и переживать всё заново, и даже немного волноваться, но в понарошку. Но Саша не может любить день после концерта полностью, без остатка, потому что его немного мучает разочарование – вчерашний концерт пролетел так быстро, как граффити за окном поезда, и он так волновался, и не успел толком насладиться.

Иногда, очень редко у него получается донести себя, точнее – свой голос, точнее – свою песню и то, что в ней заложено, точнее – что-то ещё, что он даже не закладывал, Саша не может объяснить, что он хотел донести, это не объяснить словами, для этого нужны песни, и Саша пишет их и поёт, чтобы это объяснить и донести, но у него получается далеко не всегда. Конечно, Саша теперь волнуется гораздо меньше. Он стал опытнее, и старше, ему уже 31, в нём просто нет столько адреналина, чтобы волноваться и бегать за каждым спазмом в туалет ради жалких клякс. Да и опыта концертов, самых разных в своей поганности и неидеальности у него столько, что он уже спокойнее выходит на сцену, чтобы не отдать себя зрителям, так что Саша практически не волнуется, хотя, конечно, волнуется почти так же, абсолютно так же, просто вида не подаёт.

Поэтому Саша никогда не был тщеславным. Саше часто вообще хочется убежать со сцены, а когда кто-то нахваливает его песни, Саше так неловко, будто он не достоин этих похвал, тем более, он всегда чувствует, что его хвалят не за то, за что надо и видят в нём кого-то другого, даже если хвалят его ровно за то, за что должны, и видят в нём совершенного того, кто он есть. И потому Саша никогда не чувствует себя равным самому себе – ни на сцене, ни после, в общении и в переписках с редкими поклонницами и ещё более редкими поклонниками. Саша чувствовал себя равным самому себе, своему голосу, музыке, на сцене от силы раза 3-4, ну может 6-7, например, вчера в Питере, хотя, на самом деле, вчера в Питере Саша точно не чувствовал себя равным самому себе, и потому ни о каком тщеславии не может быть и речи. Саша даже не пересматривал видео с концерта, которое ему прислали сегодня утром. На этом видео Саша поёт песню, которую посвятил своей бывшей жене, хотя она запретила ему посвящать ей песни. Саша посвятил и даже спел. Но пересматривать это видео он пока не хочет. Саша вообще ненавидит пересматривать видео с собой. Саша пересмотрел это видео уже 3 раза.

Саша сам не помнил, когда включился в эту гонку. Лайки, репосты, количество зрителей на концертах и подписчиков в социальных сетях. Саша помнит, что до переезда в Москву даже не особо считал, сколько и кто его слушает, Саша просто пел, просто пел, чтобы быть голосом и не быть больше никем, Саша вообще не очень хочет быть собой, он хочет быть своим голосом, но не таким, какой он у Саши, а каким-то другим, идеальным. Но Саша помнит, что раньше он не считал никаких лайков, он просто физически не мог этого делать – он очень боялся замерять свой голос. Его препод по вокалу, к которой Саша пришёл всего на одно занятие, сказала, что Саша поёт на связках, Саша поёт неправильно. И если она его переучит, научит петь правильно, из Сашиного голоса уйдёт всё очарование и, может, он вообще разучится петь. Поэтому Саше не надо ходить к преподу по вокалу на занятии, сказала ему препод по вокалу на первом и единственном занятие по вокалу, которое и занятием даже не было, а было просто встречей, знакомством. И Саша поверил, и не ходил к другим преподам по вокалу, хотя другие преподы по вокалу могли сказать Саше что-то другое. Но Саша поверил, что его голос неправильный, и поёт он неправильно, и дышит неправильно, и отец говорил, что Саша нарушает традицию, и Саше было так уютно в этой неправильности, за стенкой аквариума, что он никуда больше не пошёл, ни к какому преподу, а просто пел, как поётся. И поэтому он уж точно не мог раньше мерить свой голос чем-бы то ни было, лайками или подписчиками или зрителями, Саша очень боялся, что его голос неправильный и гордился этой неправильностью, и потому никак в юности не мог вступить ни в какую гонку. Хотя может, он сейчас так вспоминает свою юность и себя в ней – светлее, чем он был. И ему просто приятно думать, что раньше-то он тщеславным не был, и приятно лежать и смотреть на надпись «ДМБ 2010» – год, когда он только начинал ездить в туры и вступил в эту гонку, в которую он не вступал, гонку из-за которой растерял всё удовольствие от своих концертов.

Поэтому Саша поднимается, собирает свои вещички и ждёт, когда поезд причалит к Москве, где у него состоится несколько судьбоносных диалогов, и вся его жизнь пойдёт по-другому – он ещё не знает – как, но предчувствует что-то важное в наползающей Москве и грядущем Ленинградском вокзале.

Саша смотрел в окно. А поезд медленно обгоняла электричка с людьми в окнах – каждый в своём кадре. Люди, ехали на работу и поднимали взгляд от айфона и рассматривали в упор людей в поезде – в белых полотенцах через плечо, в очереди в туалет. Две жизни обнажились, как параллельные аквариумы. Электричка ехала чуть быстрее. И пассажиры её смотрели на обитателей поезда со столичной иронией. Словно они уплывали в светлое будущее и оставляли обшарпанное плацкартное вчера позади. А потом электричка замедлилась перед станцией, и поезд быстро пролистнул её в обратном порядке – окна, лица, голова вагона – «Москва – Крюково».

И Саша подхватил гитару и рюкзак с верхней полки, бросив короткий взгляд на надпись «ДМБ 2010». Со времени своих гастролей эту надпись – именно эту, он знал точно – Саша видел уже второй или третий раз.

8. Саша и Алина. Последний разговор.

– Привет! Ты чего как рано? Я только в душ сходил, не хотел тебя будить!