Спаситель

Он почувствовал себя лишним со своим моральным грузом в безмятежном спокойствии курорта. Однако профессор знал: прогулка и чистый воздух неизбежно прочистят мозги, а самое главное – других вариантов у него просто не было. Терпеть дальше ту вязкую угрюмую хандру он просто не в состоянии.

Леон присел за столик кафе и заказал чашку кофе с аппетитной булочкой. За соседним столом сидела молодая пара. Они мило щебетали друг с другом, искрясь улыбками и тая от умиления. По всему было видно, их охватило настоящее чувство, и пока оно держит их в плену, они переживают самые счастливые мгновения в жизни.

«Как много того, что стоит наших усилий, как много того, за что стоит бороться, – снова начал философствовать профессор. – Быть может, пройдет совсем немного времени – и эти двое возненавидят друг друга, с той же страстью, что и любят сейчас. Но пока они любят, весь остальной мир не имеет значения. Все эти фанатики, политики и деньги, которых вечно не хватает на ненужные вещи, не имеют значения! Если бы только можно было продлить эти мгновения, распространить их на все общество не по воле слепой страсти, а усилием разума, – профессора опять накрыла волна размышлений, – внушить людям счастье, объяснить этим глупцам ценность любви и радости… Но я и сам не лучше: уже два дня здесь, куда приехал лишь для того, чтобы отвлечься от суеты, и ни разу не улыбнулся».

Сообщение, доставленное на телефон профессора, вырвало его из пучины философских самоистязаний. Росси предлагали присоединиться к акции прощения, той, что уже рекламировали по телевиденью. Основным аргументом являлось количество адептов. «Нас уже миллионы – присоединяйся и ты!» – говорилось в сообщении.

Он решил не отравлять атмосферу молодой любви своей угрюмой зрелостью и отправился бесцельно бродить по улицам в надежде настроиться на позитивный лад.

И так, надеясь обнаружить хорошее настроение, Леон бродил до самого вечера. Профессор уже планировал упасть в объятья уныния, запершись со своими размышлениями в номере отеля. Но на помощь пришел друг Фабио, про которого профессор, погруженный в интеллектуальную борьбу, уже и забыл.

Скорцени не обманул, и следующим вечером они прибыли на обещанную светскую вечеринку. В помещении, которое служило галереей для модных художеств, собралось около двадцати человек. Приятная расслабляющая музыка располагала к вечерней интриге. Однако пространства галереи и яркий, но холодный свет ламп казались Росси вычурным эгоизмом, выраженным в том, что сейчас принято называть искусством. Все гости изображали расположение, однако сквозь улыбки и умилительные объятья было не разглядеть искренних чувств.

Скорцени подвел к Леону пару средних лет – изящную даму и импозантного мужчину в очках.

– Вот тот самый профессор, о котором я вам столько рассказывал! – торжественно заявил Скорцени.

– О, наконец-то Фабио сдержал обещание, – обворожительно улыбнулась дама, голос которой соответствовал внешнему виду. – Я Кристина Эбера, руководитель канала, на котором мы не так давно имели честь вас принимать.

– Так вот как он все устроил, – оживился профессор, кивая на друга.

– А я Амьен Дафар, владелец этого заведения, – заискивающе промурчал спутник Кристины.

– Как Вы находите работы, представленные здесь? – спросил владелец галереи.

– Знаете, я плохо разбираюсь в искусстве. Боюсь, мое мнение будет не компетентным, – попытался отмахнуться от лощеного типа Леон.

– Профессор занимается исследованием человеческого мозга, и ему некогда обращать внимание на человеческую душу, – попытался ему помочь Скорцени.

– Напрасно вы так, Леон, напротив, именно Ваше мнение наиболее интересно, – обволакивала своим шармом Кристина, – кто, как не вы, может оценить, с точки зрения профессионала, суть этих работ?!

– Боюсь, здесь нужен профессионал другого рода, – упирался профессор.

Конечно, он мог высказаться, но понимал, что его позиция явно не соответствует общепринятым условностям. Глупость и ограниченность, выраженная в несуразной мазне и дешевых претензиях на некую идею – вот что, по мнению Росси, висело на стенах этой галереи.

– Ну, что ж, не будем мучить гостя, Амьен, – сказала Кристина, тонко уловив момент.

Она уже собиралась увлечь своего спутника в сторону шампанского, но телефон подарил повод задержаться. Прочитав сообщение, она вновь обратила свое очарование на профессора:

– Леон, а Вы слышали о новой акции «Я прощаю»? – спросила она тоном, не предполагавшим возможности увильнуть от ответа.

– Да, кажется, мне приходило нечто подобное, – Росси несколько смутился от столь стремительного вторжения в его личность.

– И что, неужели Вы до сих пор не присоединились к акции? – спросила Кристина, изобразив удивленное разочарование. – Лично я сразу поддержала, это именно то, что отличает нас, цивилизованных людей, от диких животных! – разила профессора чужими изречениями хозяйка канала. Возможность участвовать в судьбе другого человека, прощать тех, кто причинил боль нам и нашим близким!

Вся компания уставилась на профессора, как будто он только что совершил нечто неприличное. Однако слепо бросаться в объятья социальных сетей Росси категорически не желал и начал обдумывать оправдание; в голову ничего достойного не приходило, неловкая пауза явно затягивалась, усугубляя положение.

Ситуацию спасло новое сообщение, присланное Кристине. Ознакомившись с содержанием, дама принялась увлеченно фотографировать себя на телефон.

– Подруга хочет знать, как проходит мой вечер, – обратившись к Леону, пояснила она.

– Ну, думаю, нам стоит оставить профессора в покое, и, Леон, умоляю вас, не закрывайте свое сердце от мира, – проникновенно высказала Кристина и увлекла своего спутника в сторону шампанского.

– Не надо на меня так смотреть – сказал Скорцени, заметив угрюмый взгляд профессора. – В конце концов, ты сам просил меня об этом.

– Я просил тебя о компании лучшего друга, а не об этом, – уколол его в ответ Росси. – Фабио, эта женщина только что размышляла о прощении и о том, что нас отличает от «диких животных», а секунду спустя она же фотографируется на телефон, чтобы похвастаться перед подругой! Я скажу тебе, как специалист: такое поведение – я имею в виду хвастовство – ничем не отличает ее от «диких животных»! – раздраженно заявил Леон.

– Эта женщина возглавляет крупнейший частный канал Германии «ИнтерМаийл», и ты не сыщешь во всей Вселенной более циничных существ, чем люди, занимающиеся телевидением и современным искусством, – парировал Скорцени. – А если тебе претит подобная публика, то мы можем пойти в ближайший ресторан, и ты, наконец, расскажешь мне, что происходит и куда делся тот рассудительный профессор, которого невозможно вывести из себя.

– Хорошо, пошли отсюда, – с облегчением согласился Росси.

Они уже подошли к входу – как вдруг профессора пронзило увиденное! Это она, та самая девушка из облака! На ней было черное вечернее платье, но волосы, плечи – это точно она! Девушка повернула голову, и профессор узнал ее. Паника накрыла его, словно цунами, – это та журналистка, что приходила к нему в номер и на которую он накричал!

Леон бросился к выходу, увлекая за собой Скорцени. Не дай бог этот прохвост заметит! Он обязательно выдаст, начнет приставать с расспросами, и она узнает меня! Но было уже поздно – от опытного глаза журналиста и законченного бабника не могла ускользнуть нервозная суета профессора.

– Ты знаешь ее? – спросил Скорцени, словно гончая, напавшая на след.

– Кого ее? – неуклюже отбивался Росси.

– Эту девушку! Ты точно ее знаешь, старый прохвост! Вот в чем дело, вот почему ты бесишься, словно подросток, она тебе отказала! – ликовал Скорцени. – О чудо, наш старый профессор влюбился!

– Хватит придумывать всякую ерунду! Да, я ее знаю, но мы виделись всего раз, и она мне не отказывала. Потому что я еще не выжил из ума и ничего ей не предлагал! Это тебя устраивает? – категорично заявил Росси.

Оглядевшись, он понял, что побег удался, и можно не опасаться глупого идиота Фабио, который обязательно разыграл бы сцену в присутствии этих моральных ничтожеств, что собрались в галерее.

Однако любопытный друг вцепился в профессора мертвой хваткой.

– Леон, ты можешь мне доверять, обещаю, я не расскажу твоей маме и не буду расспрашивать, о чем ты мечтаешь в ванной, – зачастил Фабио. – Но ты должен мне все рассказать! К счастью, поблизости есть одно уютное местечко, где мы сможем выпить и все подробно обсудить, – уверенно распорядился Скорцени. – Ты знаешь, я в таких делах профессионал!

Миновав пару кварталов, друзья устроились в небольшом ресторане, где интерьер был более уютным и настраивал на откровенные беседы.

– Я сюда приехал отдохнуть и хотя бы на время забыть о работе, – задумчиво произнес Росси. – Но все время веду себя как подросток. Раздражаюсь по любому поводу, думаю о вещах, которые я не в силах изменить, и все время не могу найти себе места…

– Леон, это любовь, – плохо скрывая сарказм, покачал головой Скорцени.

– Нет, ты не понял, я все время думаю, причем зачастую это даже не критические размышления, а просто эмоции. Словно я сам себе пытаюсь что-то доказать, – Леон говорил, не глядя на друга, словно с самим собой. – А если ты про ту девчонку – я наорал на нее, когда она пришла ко мне в номер за интервью. И теперь, естественно, как любой порядочный человек, я испытываю чувство вины. Хотя могу ли я называть себя порядочным человеком, даже извиниться не хватило духу. Вместо этого я сбежал, как трусливый недоумок, не способный ответить за свои слова. И вот видишь, опять. И так уже почти неделю, – вздохнул профессор, – а мне столько лет казалось, что я уже давно нашел себя и состоялся как личность.

Они засиделись допоздна в ресторане, размышляя о необходимости держать удары судьбы и не забывать наслаждаться прекрасными творениями жизни, что дарованы людям.

Глава 5

Ганс Швальдер был отстранен от работы в полиции уже неделю, и всю эту неделю он предпочитал алкогольную диету. Его рацион преимущественно состоял из пива и водки, которые он дегустировал в наиболее злачных местах Берлина.

И в этот раз Ганс нашел особенно зловонную дыру, пропитанную никотином, перегаром и расовыми предрассудками. Это был даже не бар, а скорее клуб, в котором собирались персонажи с характерными политическими взглядами. Большая часть посетителей имела внешность, отражающую убогий внутренний мир – бритые головы и одежду, больше напоминающую униформу. Было видно, что многие из посетителей знакомы, а потому Швальдер сразу был замечен, и, по всей видимости, чужакам здесь не были рады.

Возможно, было бы благоразумней уйти сразу и продолжить алкогольную трапезу в другом месте, но благоразумие Швальдер призирал уже неделю. Он демонстративно уселся посередине барной стойки и скомандовал:

– Бармен, водки!