Спаситель

После таких заявлений Ганс решил, что просто обязан защитить честь и спокойствие горожан. Направившись к ним не твердым, но решительным шагом он обнаружил еще одну вескую причину. Оказалось, что это два араба примерно шестнадцати-семнадцати лет.

Как только он подошел на расстояние удара, сразу пустил в ход тот самый аргумент, что остался неоцененным в баре. На этот раз удар получился как надо – кулак со звонким щелчком вонзился в лицо Ибрагима. Подростки явно не ожидали такого отношения. Обезвреженный Ибрагим, упав на тротуар, завизжал, как перепуганная девчонка; его друг начал снимать уже свой позор.

– Сморите, люди, он напал на нас, этот пьяный козел напал на нас! – закричал несостоявшийся насильник с телефоном.

Швальдер, посмотрев на дело своих рук, осознал, как омерзительны эти двое. Развернувшись, он побрел домой, не обращая внимания на проклятия и угрозы, которыми щедро осыпали его малолетние мерзавцы.

Рассветные сумерки постепенно уступали неуклонно наступавшему утру, обещая новый солнечный день. Доверившись обещанию, Ганс решил выспаться как следует и прейти в состояние, которое в обществе принято называть приличным.

День был на исходе, когда в дверь к Швальдеру громко постучали. Не открывая глаз, он решил, что это кто-то из его участка. Кроме коллег, прийти к нему было просто некому. Встав с кровати, вчерашний гуляка уныло побрел к двери. На пороге его ждала неожиданность: Убэ и двое его бородатых сподручных.

– Здравствуй, солдат, – радушно улыбнулся Убэ. – Мы пришил тебе помочь.

Не дожидаясь приглашения войти, он протянул Гансу упаковку пива и твердым шагом вошел в комнату. В каждом движении чувствовалась уверенность, как будто он только что оккупировал данную квартиру.

– Спасибо за заботу, мое похмелье не стоит таких усилий, и вообще, я собирался завязать, – смущенно заметил Швальдер.

– Мы здесь не поэтому, ты явно не следишь за новостями, – еще больше удивил его Убэ. – На, полюбуйся на дело рук своих, – Убэ протянул ему телефон с открытой страницей популярного среди эмигрантов мессенджера.

На странице было видео вчерашнего подвига Швальдера, однако лишь та часть, где он стоит над визжащим Ибрагимом. Самое интересное было упущено.

– Ты знаешь, что значит надпись под видео? – спросил Убэ.

– Нет, я не силен в арабском, – отмахнулся Ганс.

– Они призывают всех правоверных мусульман найти тебя и убить. Вот почему мы здесь, – разъяснил Убэ.

– Я не нуждаюсь в помощи, я все еще полицейский, хотя и отстранен, – пробормотал Швальдер.

– А ты все еще веришь в систему? – снисходительно спросил незваный гость. – Тогда тебе стоит посмотреть еще одно видео.

В коротком ролике начальник Ганса неуклюже оправдывался, рассказывая о напавшем на подростков полицейском. Манхейм, в свойственной ему меланхоличной манере, уныло разъяснял, что дебошир отстранен от службы; и да, это тот самый Ганс Швальдер, который стрелял в толпе беззащитных граждан в то время, когда они пытались спастись от огня террористов. Безусловно, полиции очень стыдно за такие кадры, и неминуемо будут сделаны выводы.

– Мне не нужна помощь, сам разберусь, – пробурчал Швальдер, возвращая телефон. – Как вы меня нашли, не помню, чтобы приглашал кого-то в гости? – уже на пороге он окликнул незваных гостей.

– Отдыхай, солдат, позже поговорим, – с иронией отца, поучающего нерадивого сына, бросил Убэ.

Швальдер понял, что бросить пить сегодня точно не получится, и обреченно открыл банку пива.

Тем временем охота за головами набирала обороты, под видеороликом с униженным подростком появлялось все больше комментариев. Угрозы кровожадных расправ приходили одна за другой, а армия заступников униженного Ибрагима множилась с каждым часом. И к вечеру толпа человек в тридцать собралась у полицейского участка, где служил Швальдер. Они скандировали радикальные лозунги и требовали незамедлительно выдать «неверную собаку», посмевшую оскорбить всех верующих.

Среди них особенно выделялся старик невысокого роста с огненно-рыжей бородой, в белой тунике. Ухоженный дедушка задавал тон всему происходящему, стоя впереди толпы с мегафоном в руках. Наблюдая все это безобразие на мониторе компьютера, Манхейм объяснялся с бургомистром по телефону.

– Господин бургомистр, я понимаю вашу озабоченность, однако мне проще арестовать всех этих, как Вы изволили выразиться, активных горожан, – пытался вразумить чиновника начальник участка. – Я искренне сомневаюсь, что какие-либо мои объяснения будут услышаны. Еще менее вероятно, что это поможет их успокоить.

– Я не понимаю, чему посвящена ваша ирония, это именно ваше безответственное руководство явилось причиной того, что весь город встал на уши, – настаивал бургомистр. – Именно ваш подчиненный оскорбил не только этих людей, но и всех прогрессивно мыслящих граждан. Мы столько положили на алтарь этой борьбы, борьбы за равные права для всех. А ваш пьяный мужлан своей безответственной выходкой заставляет людей сомневаться в искренности усилий, предпринимаемых руководством всей Европы.

– Мы пережили самый ужасный теракт неделю назад, и, по моему мнению, именно это поставило весь город на уши, – возражал Манхейм.

– Да, мы все стали свидетелями того, как нас защищает полиция, которой мы доверили охранять покой граждан, – не унимался бургомистр. – Кстати, этот мерзавец тоже был пьян, когда открыл стрельбу в толпе?

– Хочу напомнить вам, господин бургомистр, стрельбу открыли террористы, а …

– Довольно! – оборвал его, как нерадивого слугу, чиновник. – Мне не нужны ваши отговорки; если вы не в силах навести порядок, мы найдем того, кто сможет оправдать доверие граждан! А вашу позицию мы обсудим с министром внутренних дел, я как раз ужинаю с ним завтра.

Манхейму не оставалось ничего другого, кроме как выйти к толпе «прогрессивно мыслящих горожан» и со всей отмеренной ему природой занудностью попытаться убедить их разойтись. Результат оказался предсказуемым: его обругали и потребовали немедленно выдать Швальдера.

Не пожелав дослушать все имеющиеся в словарном запасе митингующих ругательства, Манхейм вернулся в участок и уехал домой через служебный выезд на полицейском авто.

Однако отмахнуться от проблемы не получилось. Уже на следующее утро митингующие снова собрались у полицейского участка, и несмотря на относительно равные масштабы численности толпы, в среде молодежи ситуация была близка к началу уличных боев. Два разных лагеря, готовых ворваться в пучину мрака и убийства своих сверстников, яростно доказывали всему миру свою правоту.

Религиозная природа спора отрицала любую возможность компромисса. Попытки объективного обсуждения, как средство нахождения общих ценностей, пресекались в зародыше.

Европейская привычка топить в тягучем болоте толерантности любые радикальные выходки фанатиков исламского толка сейчас означала катастрофу, неизбежно порождающую защитную реакцию противоположного края толпы, – из ниоткуда появились не менее радикальные христиане, что для лиц, принимающих решения, было совершенно неожиданным.

Причем молодые люди, со свойственной истинным европейцам открытостью, обильно сдабривали отвратительные высказывания символами язычества. Старые боги и юноши, заскучавшие по инквизиции, шли в этом угаре рука об руку, и к ночи ситуация грозила перерасти в пожар. Участники спора, не стесняясь, проводили аналогии с памятными датами ушедших дней.

Кровавые пятна на блистательном камзоле европейского прошлого, что подарило нам так много великих открытий, воспевались, как образец реализации на практике любви к богу и родине – земле предков.

Будто спящий тюлень, получивший удар по морде от подкравшегося медведя, государственные службы, ответственные за благополучие и спокойный сон граждан, в силу своей осведомленности пребывали в истерической растерянности. Люди, обязанные показывать высокий уровень адекватности, лихорадочно искали возможность передать право называться героем, спасшим город, коллегам по ведомству или куда подальше.

Всем было очевидно – сказано уже столько, что хватило бы и слов, а с учетом сделанного, кошмар становился неизбежен.

Многие из них были по-своему правы: сил физически не хватит, и жертв без ввода армии не избежать. Количество трупов зависело от того, насколько быстро придут войска. Но прийти спасительная сила могла только после решения политиков, само по себе это обстоятельство сильно затрудняло благополучный исход.

Вечерний ужин бургомистра и министра приобретал особенный колорит – в светлом, залитом звуками арфы зале, где интерьеры в стиле ампир были украшены изысканными скульптурами и репродукциями картин великих мастеров. Все происходящее на улице и в интернете казалось нелепой глупостью. Но поскольку оба были вовлечены в процесс с головой, настроение за столом явно резонировало с изысканной атмосферой ресторана.

– Андрес, рад вас видеть! – хорошо натренированным дружелюбием приветствовал министра внутренних дел бургомистр.

– Здравствуйте, Мартин, хотел бы спросить, как дела у вас, однако боюсь услышать ответ, – парировал министр.

– Да, вы как всегда правы, но мы обязаны найти решение! В сложившейся обстановке не будет преувеличением сказать, что от нас зависит жизнь горожан, – проникновенно начал гипнотизировать собеседника Мартин Вайсблюм. – Эти люди доверили нам свои голоса, и мы не вправе их подвести.

– Думаю, не лишним будет заметить, что мне голоса никто не доверял. Я получил свою долю ответственности иным способом. Однако сейчас это не имеет значения. Мы можем найти выход, только объединив усилия, –решительно отверг попытки навязать тон дискуссии министр.

Рюгер получил свою долю ответственности, как и положение в обществе, по наследству. Андрес знал, в какой битве шестьсот лет назад его предок с топором в руках завоевал титул. И всех предков после него он тоже знал, чем необычайно гордился. Представитель высшего сословия, безусловно, не мог позволить манипулировать собой этому проходимцу, который вряд ли представлял, что такое благородство крови.

– Да-да, я именно это и имел в виду, – подхватил бургомистр.

– В таком случае, раз мы понимаем друг друга, может быть, вы поделитесь своим виденьем, как из всего этого выпутаться, – невозмутимо продолжал Андрес Рюгер.

– Я убежден, господин министр, что только административными мерами действовать не получится. Если мы хотим действительно разрешить ситуацию, без силовой поддержки не обойтись, – продолжал заискивать бургомистр.

– Сделаем все, что в наших силах, однако силой проблему мы не решим. Это лишь способ минимизировать ущерб сейчас, – многозначительно констатировал министр. – Однако мы с вами должны отдавать себе отчет в том, что эти силовые меры, на которые мы вынуждены уповать сегодня, увеличат масштаб проблемы завтра.

– Насколько мне известно, вы имеете влияние на мусульманскую общину Берлина? – спросил Рюгер тоном, больше похожим на утверждение.

– Ну что вы, господин министр, это не влияние, я просто дружу с бизнесменом, к мнению которого прислушивается часть этой, как вы сказали, общины, – скромничал бургомистр с легким, но отчетливо заметным налетом самодовольства.