Игра знамёнами. Часть первая: «Крамола земная»

И этот гной в теле Руси копился вот уже почти сотню лет.

За это время он прорывался два раза. Впервые – при сыне Святослава, Владимире, который силой отобрал престол у родного брата. В Чернограде тогда посчитали, что это достойный повод отложиться. Но новоявленный великий князь их очень быстро в этом переубедил, в кратчайшие сроки взяв под контроль главные города княжества и лишив голов зачинщиков бунта. Второй раз подобное произошло, когда между собой в смертельной схватке схлестнулись уже внуки великого полководца – Ярослав Хромой и Мстислав Храбрый. Последний из них предложил знатным родам Руси принять его сторону, обещая вернуть им в награду былые привилегии. И это помогло одержать ему знаменитую победу под Лиственом. Однако прожил он после этого недолго. Практически ни одного из своих обещаний он не выполнил, и ему вскоре устроили «несчастный» случай на охоте. Законных наследников этот князь после себя не оставил. А незаконным никто не захотел подчиняться – и своих, мол, хватает.

Кстати, один из потомков Мстислава служил сейчас в дружине среднего Соколовича. И даже стяжал там себе славу одного из лучших витязей. Это был тот самый Шебарша, заслугами которого была выиграна битва на Неспанке.

Вскоре после «несчастья» на охоте, над Черноградским княжеством снова нависла угроза. На этот раз со стороны благодатной степи. Русь же в который раз никто не смог объединить, и её лучшие люди опять пошли на поклон к великому князю. Святославов отец подумал для вида, и снова принял её под свою руку, но теперь уже значительно урезал права местной знати. Та покряхтела, но согласилась – другого выхода то всё равно не было.

Однако контролировать гадюшник, который составляли несколько десятков родов разной степени силы и влияния, из Столицы было проблематично. Поэтому одним из условий, которое выдвинул Ярослав Хромой, было то, что на Черноградском столе будет сидеть его сын. Вот и пришлось Святославу с головой погрузиться в эту кашу, кипящую без малого уже сотню лет.

С тех пор любое его действие, будь то решение на княжьем суде, или принесение жертвы богам в очередной праздник, вызывало ярые пересуды. Не прошло и года, как Святослав принял княжество, а он уже боялся сделать лишний шаг. Оттого и начал ценить средний Соколович редкие мгновения одиночества, когда ему удавалось оторваться от своей свиты на охоте и ускакать куда-нибудь подальше в лес.

Он обратился за советом к отцу – как же сломать этот лёд между ним и его подданными? Тот предложил сыну примкнуть к одной из группировок местной знати – лучше всего самой могущественной. Той, которой принадлежали земли в междуречье Снови и Десновой. Для этого надо было взять в жёны дочь её вожака – боярина Лютобора. Причём женой не младшей а ведомой. Только в этом случае – оценив честь, которую им оказали, лютоборичи приняли бы князя за своего. И он обрёл бы на Руси крепкую опору.

Однако посоветовать такое было куда проще, чем претворить в жизнь. Прежде всего потому, что у Святослава уже имелась ведомая жена, Киликия. Пусть и постылая. Да и была она не абы кем, а родственницей самого повелителя ромеев, сидевшего за Сенеморем в далёком Цареграде. Причём к тому времени она родила ему двоих сыновей. И сверстать её из ведомых можно было только за ОЧЕНЬ серьёзный проступок.

Вторая причина была не менее веской. Черноградский князь до этого несколько раз видел дочь Лютобора – Некрасу. И хотя к тому времени она уже слыла лихой воительницей, брать в жёны эту уродину ему хотелось меньше всего на свете.

Земляной змей! – С таким то страшилищем ложиться в постель? – не приведите боги! Лучше уж дальше мучиться с ромейкой!

Ярослав впечатлительного отпрыска как мог успокоил. И раскрыл ему глаза на истинное положение дел. Он давно уже выяснил, что скрывающаяся под маской покорной жены Киликия – шпионка василевса. И уже несколько лет исподволь способствует укреплению позиций ромейской диаспоры в правдивых землях. Которая, к тому времени, настолько усилила своё влияние, что начала играть в местной политике вполне самостоятельную роль. Этому не мешало бы дать окорот. Помочь могло, например, позорное изгнание княгини обратно на родину. Для чего вполне достаточно было уличить её в чём-нибудь предосудительном. Лучше – да и легче всего – в измене. Это был бы хороший щелчок по носу повелителю ромеев, который в последнее время возомнил, что может давать советы самому великому князю.

Ну а с некрасивым лицом и буйным нравом невесты ради успеха дела можно было и смирится. Тем более что никто не мешал Святославу находить утешение в объятиях более симпатичных наложниц.

Средний Соколович был по этому поводу другого мнения, но спорить с отцом снова не посмел.

Уличить Киликию в измене и вправду не составило большого труда. Тем более, что она особо и не скрывалась, почти в открытую встречаясь с одним ромейским купцом, который довольно часто наведывался в Столицу.

Как же его звали? – Святослав задумался.

Земляной змей – забыл!

Однако это всегда происходило на его подворье. Поэтому, чтобы поймать их с поличным, Ярослав организовал в своём великокняжьем дворце приём самых именитых и богатых гостей со всех правдивых земель и окрестных стран.

Само собой, был среди них и этот… как же его там?

Отец закатил для купцов грандиозный пир, который затянулся до глубокой ночи. Когда же он был в самом разгаре, Киликия и её полюбовник, посчитав, что за ними никто не наблюдает, потихоньку выскользнули из-за пиршественного зала.

Спустя полчаса Ярослав с сыном нежданно подняли шум и предъявили обвинение старосте ромейских гостей, мол, его люди не уважают хозяина терема, позоря его под собственным кровом. Само собой, это вызвало бурный всплеск заверений в невозможности подобного. Как витиевато говорил купец, степень уважения, которое он испытывает к хозяину этого дома, может сравниться только с его же любовью к собственному повелителю.

На что Ярослав ответил предложением воочию убедиться в справедливости обвинений. Когда толпа подгулявших бояр и прочих гостей с шумом вломилась в спальню Святославовой жены, все обомлели при виде голой княгини, гордо стоящей в позе львицы с задранным на голову платьем. И жилистой задницы ромейского купчика.

Полюбовника Киликии тогда едва не разорвали на куски. К счастью, самосуда удалось избежать – из рук разъярённой толпы, как было заранее оговорено, его спасла дворцовая стража. Двумя же днями позже, уже после суда, который единодушно приговорил смерть виновнику, Святослав попросил ристалища, не отказав себе в удовольствии лично зарубить ромея в честном поединке.

А его жёнушка с позором отправилась на родину, лишённая сыновей и всего имущества, нажитого в правдивых землях. Таким образом, осуществилась первая, самая лёгкая часть плана, составленного отцом.

Впереди был сложный этап. Средний Соколович, скрепя сердце и взяв волю в кулак, поехал в гости к боярину Лютобору – сватать его дочь.

Там он сразу понял, что Некраса откуда-то заранее узнала о цели его миссии. Поскольку уделяла князю чересчур уж много внимания. Пиры сменялись охотами, охоты состязаниями, состязания – пирами, и на каждом дубовая дева садилась подле Святослава. И всякий раз, улучшив момент, недвусмысленно предлагала ему уединиться.

Князь поначалу отмалчивался. Однако по прошествии нескольких дней, когда дальше тянуть стало попросту некуда, согласился.

Некраса решительно повела его на сеновал. Там она, не мига не медля, скинула с себя сапоги со штанами, которые имела обыкновение носить вместо платья, и упала спиной на большую охапку соломы. Её широко раскинутые ноги явно приглашали ухажёра к активным действиям.

От этих воспоминаний Соколовича даже передёрнуло.

Чтобы заставить себя лечь на неё сверху, ему пришлось сделать поистине героическое усилие. Возбуждение долго к нему не приходило, хотя Лютоборова дочь старалась как могла.

Наконец в памяти князя неожиданно всплыла та самая давешняя васильковоглазая незнакомка, встреченная на лесной опушке. Его естество тут же волшебным образом воспряло и Святослав бросился в «бой».

А для него это оказался именно бой, самый настоящий. Который, к счастью, длился совсем недолго. Излившись в Некрасу, Соколович приготовился с облегчением с неё слезть. Однако она не дала этого сделать. Крепко обняла его всеми конечностями, едва не переломав князю рёбра, и жарко зашептала на ухо. Она говорила, что с самого начала знала, зачем Святослав сюда приехал, и что он правильно сделал, прогнав от себя коварную ромейку. Ещё говорила, что она готова принять от него свадебный дар, и что будет верна ему до самого смертного часа, пока боги не разлучат их.

Чтобы выбраться из этого полона целым, князю ничего другого не оставалось, как вручить ей этот самый дар – первое, что попалось ему под руку – украшенное яхонтами золотое запястье.

Наутро он шёл к Лютобору с тяжёлым сердцем.

Тот, естественно, всё уже знал – князя встречала большая толпа людей, облачённых в праздничные одежды. Вокруг торжествующего боярина собралась, наверное, вся его ближняя родня.

По правую руку от него стояла буквально лучащаяся счастьем Некраса. На ней неожиданно были не привычные для неё мужские рубаха и порты, удобные для упражнений с оружием, а женское платье. Которое, правда, шло ей словно говяде – боевая сбруя. В ладони его «невестушка» сжимала подаренное ей ночью золотое запястье.

– С чем пожаловал, князь? – в упор спросил боярин.

В его голосе явно проскальзывали триумфальные нотки. Ещё бы – породниться со Святославом означало для него прочно занять первое место в местной иерархии. После самого князя, конечно.

– У тебя, боярин, есть то, что перед богами принадлежит мне – ответил Соколович ритуальной фразой.

– И что же это? – прозвучал столь же ритуальный вопрос.

Тут Святослав неожиданно замолчал.

Его внимание привлекла юница, которая стояла по левую руку и чуть позади от Лютобора…

Не может быть!

Это же она – та самая васильковоглазая незнакомка!

Правда, вместо прежнего скромного наряда на ней был роскошный убор из паволоки и целая россыпь драгоценных украшений. Её белокурых волос почти не было видно из под частой золотой сеточки, унизанной сотней мелких речных перлов.

И, тем не менее, это была именно она – князь не мог ошибиться.

Но почему она по левую руку от Лютобора?

Это же значит… Это значит…

Земляной змей!

Последние сомнения развеялись, когда юница озорно подмигнула ему, а потом едва заметно указала ему глазами на свою левую руку. Когда князь бросил туда изумлённый взгляд, узкая ладошка разжалась, и Святослав увидел в ней свой давешний дар – драгоценный перстень со смарагдом.

– И что же здесь принадлежит тебе?